Она смотрела, как он спешивается; немного поразмыслив, подумала о нескольких возможных причинах внезапного раздражения, тут же попыталась придумать способ побудить его сказать ей правду. При этом радостное возбуждение охватило ее.

Едва ли что-то доставляло ей большее удовольствие, чем проникновение в сердце тайны, какой, без сомнения, являлся для нее Роман Монтана.

И все же слово «тайна» не полностью отвечало тому, чем он был для нее: помимо интеллектуального интереса, было что-то еще.

Что-то эмоциональное.

— О чем это вы задумались? — требовательно спросил Роман.

Она спокойно вгляделась в небо.

— Облака, вы правы, не перисто-слоистые, а кучевые, и часто появляются к середине дня в солнечную погоду, но, опускаясь намного ниже, чем перистые, становятся больше и могут превратиться в грозовые тучи. Но не буду беспокоиться о возможной грозе, потому что вы, без сомнения, услышите и почувствуете ее прежде, чем об этом известят они сами.

Она достала Иоанна Крестителя из клетки. Надев ему на шею блестящий ошейник и привязав поводок, повернулась к Роману.

— Что касается вашего настроения, я не совсем с вами согласна. Оно определенно jaculiferous.

— И что это, черт возьми, означает?

— Вы можете посмотреть определение в словаре.

— У меня нет привычки возить словарь в седельной сумке, мисс Уорт.

— Очень жаль, мистер Монтана.

Он прошагал через море полевых цветов и остановился перед ней.

— Не нуждаюсь в жалости.

— Как хорошо, я совсем вас не жалею. — Она достала большую корзину из задней части повозки и повела Иоанна Крестителя через цветы. — Jaculiferous означает что-то, имеющее иголки, — сказала она и поставила корзину рядом со стволом дуба. — Например, дикобраз.

— Я в дикобразном настроении? Она тихо рассмеялась.

— Я только имела в виду, что ваше настроение колючее. Колкое.

— Один черт, — буркнул он. — Угрюмое, отвратительное и гадкое. — Он вытащил одеяло из повозки и расположился рядом с ней под деревом.

Она помогла ему расстелить одеяло на ложе цветов.

— Вы порвали рубашку.

Он заметил длинный разрыв на рукаве и пожал плечами.

— Я никогда не любила мужчину.

Ее неожиданное заявление поразило его и сбило с толку.

— А поскольку я никогда не любила мужчину, то не имею понятия, что значит хотеть вступить в брак. Расскажите мне, что это такое.

— Рассказать? Откуда, черт побери, мне знать? Она сохраняла озадаченное выражение лица, не дав ему понять, что его реакция и содержала именно ту информацию, в которой она нуждалась.

— Не могу ничего поделать с тем, что я женщина, мистер Монтана.

— Что?

Она опустилась на колени и начала раскладывать еду для пикника.

— Не в состоянии изменить свой пол, если хотите, мы могли бы обсудить с вами неблагоприятные чувства в отношении женщин. Возможно, тогда смогли бы определить наиболее подходящий для вас способ преодолеть их. Определенно, вы же не хотите провести свою жизнь, испытывая неприязнь ко всему женскому полу.

— Что за дьявольщину вы несете?

Она начала резать хлеб, сыр и яблоки.

— Этим утром вы были в прекрасном настроении, но когда я упомянула о предупредительности, которую вы проявили, выбрав для меня место, вы стали внезапно защищаться и нападать на меня. Полагаю, ваша вспышка порождена тем фактом, что вы действительно выбрали это место для меня. Вы явно осознали это, и ваша внимательность по отношению ко мне рассердила вас. Такая реакция может быть следствием потери возлюбленной и вашего последующего нежелания снова быть уязвимым в проявлении романтической формы любви. Однако, когда я попросила вас рассказать мне о романтической любви, вы продемонстрировали искреннее незнание предмета. Таким образом, могу предположить, что вы не любили и не теряли возлюбленной. Садитесь и ешьте завтрак.

— Вы опять взялись за свою психологическую белиберду, — съязвил он, садясь рядом с ней. — Могу вам сказать, что…

— Более того, вы солгали мне. — Она подала ему кусок хлеба.

— Солгал? Но…

— Я поняла, нет почти ничего, чтобы вы не умели делать. Если бы вы остались в Оатес Джанкшен, а не последовали за мной, то нашли бы другую работу. Однако вы попытались убедить меня, что поехали из-за денег, которые доктор Уоллэби вам заплатит. Это было ложью. Вы поехали потому, что эти разбойники собирались ограбить меня и к тому же причинить вред. Ваша забота обо мне, скорее всего, сильно тревожит вас.

— Мне нужны были деньги, и точка!

Она нежно улыбнулась, заметив угрожающий блеск его глаз.

— Вы пережили отрицательный опыт с женщиной когда-то в прошлом, и, как мы только что обсудили, она не была вашей возлюбленной. Вышеупомянутый опыт, должно быть, действительно, болезненный, потому что у вас появилась неприязнь ко всем женщинам. Вы не лишаете себя удовольствия сексуальных контактов с ними, но, помимо этого, не хотите иметь с ними ничего общего. Вот почему ваша внимательность по отношению ко мне раздражает вас. Откройте рот.

Он был так поражен тем, что она ему сказала, что, не задумываясь, открыл рот и принял кусочек яблока, который она в него положила.

— Как вы…

— Узнала? Бог мой, да ведь вы намекнули об этом еще в первую ночь, которую мы провели вместе.

Он не помнил, чтобы намекал на что-нибудь подобное.

— Я не…

— Да, мистер Монтана. — Она откусила хлеб с сыром_чи поделилась яблоком с Иоанном Крестителем. — Вы сказали, что не хотите семью.

— Какое это имеет отношение…

— К вашей враждебности по отношению к женщинам? Но, мистер Монтана, это же элементарно.

— Ничто не может быть элементарным для вас, мисс Уорт. Вы не знаете, что такое простое! Все, что вы делаете, говорите или думаете, должно быть связано с каким-нибудь мудреным вздором, о котором нормальные люди ни черта не знают!

Она спокойно ждала, когда он перестанет неистовствовать.

— Чтобы иметь семью, вы должны иметь жену. Вы не любите женщин, поэтому не хотите жену. Таким образом, вы не планируете растить семью на своем лошадином ранчо. Именно это вы сказали мне в ту ночь, которую мы провели в лесу. Не хотите ли еще сыра?

— Что? Нет, не хочу я дурацкого сыра! Я хочу, чтобы вы прекратили…

— Мой бог, ну и нрав, — заметила она, небрежно осматривая семечко яблока. — От кого вы унаследовали такую вспыльчивость? От отца или от матери?

— Не знаю, и это последний вопрос, который вы мне задали!

Она положила руку на его колено.

— Сожалею.

— Да уж, конечно. Копаться в душе человека это…

— Нет, мистер Монтана. Вы неверно поняли. Я выражаю сочувствие по поводу смерти ваших родителей. Они, должно быть, умерли, когда вы были еще совсем маленьким, иначе вы бы помнили, у кого из них был такой же характер, как у вас. Или, возможно, вы вообще их не знали. Как бы там ни было, кто-то другой растил вас. И не думаю, что ошибаюсь, полагая, что этот кто-то был женщиной. Кто бы она ни была, она не любила и не заботилась о вас.

Вконец ошеломленный, Роман уставился в ее глаза, словно хотел увидеть в них этот поразительный мозг. Он сказал ей так мало, и все же она обнаружила правду.

Но не всю. Была не одна нелюбящая и незаботящаяся женщина, их было целых три. Ему не нравилось вспоминать о них и еще меньше быть вынужденным вспоминать.

Они заставляли его думать о своей глупости.

Теодосия наблюдала, как он, стиснув в руке кусок хлеба, превратил его в тестяной комок.

— Я не хотела рассердить вас, — сказала она мягко. — Только хотела больше узнать о…

— Рассердить? — Он зашвырнул хлебный шарик в лес. — Вы шутите? Да я доволен, как никогда! Разве не удовольствие, когда в твоей жизни копаются люди, которым наплевать, что это не их дело? Знаю, что вы боитесь молнии, но разве я пытался выяснить, почему? Нет, потому что это меня не касается. Лично мне кажется, что бояться молнии глупо. Еще могу понять, когда из-за этого нервничают, но вы же были просто в ужасе! И все-таки, это не мое дело, и, кроме того, мисс Уорт, мне абсолютно наплевать!