Четверо других спешились. Из-за слез и дождя Теодосия едва различала их — какие-то черные расплывчатые пятна надвигались на нее.

Она молила Волшебную гору, как живое существо. Желание — первое в жизни — наполняло каждый уголок ее сердца.

Мужчины сгрудились вокруг нее, лапая руками, как ей казалось, миллионами рук. Дрожа от страха, девушка готовилась к смерти. Закрыла глаза, но молнии все равно ослепляли ее.

Раздался треск ткани, за ним — грохот грома, потоки дождя сбегали по ее обнаженной груди. Вдруг шум дождя разрезали пистолетные выстрелы. Теодосия ахнула в ожидании боли от вонзающихся в ее тело пуль, но ничего не почувствовала, кроме капель дождя, падающих на грудь.

Два бандита рухнули на землю рядом с ней — один с усами, другой со шрамом на лбу. Кровь забрызгала ей руку и юбку.

Сквозь плотную пелену дождя к холму скакал серый жеребец, вдавливая землю и оставляя позади себя фонтаны грязи. Верхом на необычном коне, вытащив оба пистолета, с развевающимися, словно знамя, длинными волосами мчался посланник загаданного ею желания.

Роман Монтана.

Ярость направляла Романа, когда увидел, как банда Бланко прижала Теодосию к склону холма. Тогда он поклялся, что через несколько минут они превратятся в покойников.

Удерживаясь лишь силой ног на Секрете, он отпустил поводья и прицелился, не беспокоясь, что промахнется и попадет в Теодосию — плавный, размеренный бег жеребца давал уверенность в стрельбе с абсолютной точностью.

Выстрелив дважды, увидел, как двое мужчин упали у ног Теодосии. Поняв, что они мертвы, трое других преступников начали отступать, а скорость Секрета помогала Роману быть неуязвимым — через несколько секунд великолепный жеребец домчался до холма. Пристрелив третьего разбойника, в молниеносном прыжке вонзил нож в живот мужчины, оказавшегося перед ним. Бандит качнулся, но, имея еще достаточно сил, ногой выбил нож из его руки и поднял револьвер, но Роман откатился в сторону, увертываясь от пули; вскочив на ноги, схватил разбойника — одной рукой за горло, другой за голову, со страшной силой дернул, сломав шею.

Тяжело дыша, пытался не упустить пятого бандита, успевшего вскочить на лошадь и выбраться на луг — белые лошади убитых мчались за ним вслед.

Роман выхватил кольт.

— Молния.

Тихий, голос, произнесший это слово, прорвался сквозь его дикое безумие — Опустил пистолеты и уставился на четверых мертвых мужчин, лежащих в грязи.

Печально известные бандиты Бланко убиты им — они хотели изувечить Теодосию. Один убежал.

Он снова взялся за оружие, обернувшись в сторону скачущего разбойника.

Что-то коснулось его спины — дрожащие пальцы.

— Роман.

Он застонал, поднимая Теодосию на руки, одним мощным движением усадил на спину Секрета и вскочил в седло.

Теодосия, положив голову на грудь Романа, все еще слышала гром, дождь, барабанивший по одежде, и резкие звуки копыт жеребца по размокшей земле.

Ее дыхание согревало ему грудь, он прижал ее крепче, почувствовав дрожь. «Такая мокрая, — подумал он. — Дыхание теплое, а грудь холодная и обнаженная».

Злость снова рвалась наружу, хотелось кричать, но он продолжал направлять быстрый и ровный бег Секрета к маленькой хижине неподалеку, пока, наконец, натянув поводья, не остановил жеребца.

С Теодосией на руках спешился и помчался к хижине, одним пинком открыв дверь, другим — закрыв ее. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло: вещи разбросаны по всему полу, золото исчезло — Бланко обнаружил хижину раньше, чем нашел Теодосию.

Он долго рассматривал пустой камин, собираясь с духом, чтобы задать вопрос, тревоживший его, но боялся ответа.

— Они тебя изнасиловали?

Она не слышала ничего, кроме его сердцебиения.

— Команчи, — произнесла она. — Хэммонд радовался, что они убили индейцев, Роман.

Он нахмурился. О чем она говорит?

— Один убежал, — прошептала Теодосия, — с ребенком. Хэммонд надеялся, что они умрут. Возможно, это были Маманте и его сын, которому ты дал еду, лошадь, винтовку, вначале заставив бороться, чтобы вернуть его гордость. Он нанял женщину из города, она принесла провизию для пикника. Хэммонд нанял ее. — Она вцепилась в его рубашку, увидев новую вспышку молнии в окне. — Пыталась найти тебя вчера вечером, но дверь не открывалась, Секрета не было, значит, и тебя тоже. Женщина приготовила ростбиф, но я думала только о бутербродах с изюмом.

Догадавшись, что это бред, Роман отнес ее в спальню и уложил на кровать. Вид ее обнаженной груди невольно заставил его сжать Кулаки. Но с нежностью, противоречащей ярости, начал снимать с нее мокрую одежду; раздев, накрыл одеялом, обнял и прижал к себе.

— Он говорил, что это сюрприз, — прошептала Теодосия. — Эта хижина. Но я бы все равно вспоминала тебя, куда бы он меня ни увез. Он оказался не тем, Роман. Не могла спать с ним.

Роману стало ясно, что она не отдала девственность Хэммонду Ллевеллину. А банда Бланко?

— Теодосия…

— Почуяла бурю, услышала ее. Ласточки летали низко, казалось, что касаются цветов. Мы сидели под деревом. На пикнике. И молния. Точно так, как тогда… мои родители… Я… я никогда еще не испытывала такого ужаса. — Она не всхлипывала, но он почувствовал, как увлажнилась его рубашка. — Испугалась, Роман, а он еще больше, и бросил меня. Осталась совсем одна с молниями и теми мужчинами. Бежала так быстро, как только могла. Но молнии преследовали меня, и эти люди тоже. Загадала желание — не на звезду, а на Волшебную гору, и потому появился ты.

— Значит, они не…

— Нет. Ты убил их прежде, чем они смогли. Один убежал.

Он долго ничего не говорил.

— Прости, что сбежал от тебя вчера вечером. Его извинение согрело девушку больше, чем одеяло, которым он обернул ее.

— Это Иоанн Креститель, — прошептала она. — Пожалуйста, поверь мне, Роман, это Иоанн Креститель.

Мгновенно он все понял — она не предавала его, болтал попугай.

Тяжелое бремя вины придавило его.

— Прости, — снова произнес он. — Боже, я был так взбешен, Теодосия. Даже и не подумал, что птица…

— Гнев имеет обыкновение лишать нас рационального мышления.

Ее обращение к интеллектуальным упражнениям убедило его, что она успокаивается. Убрав мокрую прядь волос с ее лба, глядел, как капли дождя скатываются на подоконник.

— Буря. Ллевеллин не понимал, как ты боишься молнии, а я знаю, поэтому и вернулся. Управляющий сообщил, где вы с Ллевеллином и что он нанял несколько человек, чтобы перевезти вещи в хижину. Я собирался защищать тебя от молнии, но нашел в лапах банды Бланко.

Она почувствовала, как он поцеловал ее обнаженное плечо, и задумалась над его рассказом: считая, что она выдала его секрет Хэммонду, он, тем не менее, выскочил прямо под пули ради нее, убил четырех бандитов и мог умереть сам — ради нее.

Нахлынули такие глубокие эмоции, что она совершенно лишилась чувств. Громкий птичий крик раздался в комнате, и через плечо Романа она увидела Иоанна Крестителя.

— Должно быть, они перевернули клетку, когда обыскивали хижину, — вслух размышлял Роман. — По крайней мере, с ним ничего не случилось.

— Обыскивали? Кто?

— Разве ты не видела переднюю? Вещи разбросаны по всей комнате.

— Что?

— Золото пропало, Теодосия, — мягко сказал он. Ему было ужасно неприятно говорить об этом, но выбора не было. — Драгоценности, наверное, тоже, кроме рубиновой броши, которая все еще приколота к тому, что недавно было платьем. Банда побывала здесь до того, как нашла тебя на лугу.

Ее слезы закапали на его ладонь, блестя, словно бриллианты. Глядя на них, он поймал себя на том, что они больше не вызывают в нем горестных чувств.

— Что же теперь делать? — всхлипнула Теодосия. — Без денег, как же я…

Он заглушил ее всхлипывания долгим и нежным поцелуем. А затем, все еще лаская ее губы, прошептал слова, которые никогда не говорил ни одной женщине.