Надвигалась сильная гроза.

Хэммонд Ллевеллин, высокообразованный британский дворянин, не знал о страхе Теодосии перед молнией.

Роман знал.

Хэммонд считал часы до наступления ночи. Отправившись с Теодосией на прогулку по обдуваемому ветерком лесу, он то и дело поглядывал на яркое небо. Неужели это немилосердное техасское солнце никогда не заходит?

— Вот мы и пришли, — сказал он, когда, наконец, подошли к огромному дубу, росшему в поле, окаймлявшем знаменитый холм желаний. — Может быть, пообедаем, Теодосия? Надеюсь, леди из города приготовила превосходный ужин. Я просил все самое лучшее. — Он приподнял корзину для пикника, которую горожанин доставил в хижину совсем недавно.

Теодосия села под покровом дубовых ветвей. Поглаживая свою рубиновую брошь, заколотую на кружевном воротнике, вспомнила, как последний раз ела у дуба, но на его ветвях, а не под ним.

Хэммонд уселся рядом и подал ей тарелку с тонко нарезанными ломтиками ростбифа, кусочками картофеля, зеленым горошком и бисквитами.

Она взяла тарелку, но вспомнила о бутербродах с изюмом: что-то случилось с ее сердцем, всякий раз напоминает о чувствах, доводящих до слез.

— Мои друзья покинули Энчантид Хилл сегодня утром, — сообщил Хэммонд и откусил кусочек бисквита. — Я собираюсь присоединиться к ним в небольшом городке под названием Роллинг Ридж, откуда мы отправимся в Лондон. Но не беспокойся, моя дорогая, товарищи достигнут Роллинг Ридж не раньше, чем через месяц, так что у нас достаточно времени.

Теодосия не поддерживала беседу, но Хэммонд еще настойчивее втягивал ее в разговор — если не время заниматься любовью, то, по крайней мере, можно заполнить часы приятной беседой.

— Недавно видел группу индейцев команчи, Теодосия. Мы посещали город под названием Кингз Коув, через него проходил взвод солдат с пленниками-индейцами. Кажется, было пять или шесть воинов и одна скво с ребенком. Краснокожие дьяволы выглядели почти полумертвыми, но знаешь, их глаза продолжали гореть обжигающей жестокостью. Солдаты расстреляли их в ту же ночь, однако двоим удалось бежать — воину и его сыну.

При последних словах Теодосия вздрогнула, ее сердце едва не выскочило из груди — она вспомнила о Маманте и его ребенке.

— Воин и сын?

Весьма довольный тем, что девушка так заинтересовалась его рассказом, Хэммонд откусил — еще кусок бисквита, неторопливо прожевал и кивнул.

— Солдаты искали повсюду, но так и не нашли индейца, убежавшего с ребенком. Воину нетрудно соорудить какое-нибудь примитивное оружие после побега, но он был сильно избит, а без пищи и лошади они с ребенком, скорее всего, погибнут. Их смерть — благословение, на мой взгляд. Любой разумный человек понимает, что в этой стране невозможно развить полный потенциал, пока останется жить хотя бы один из этих ужасных дикарей, и я, например, полностью поддерживаю политику их истребления.

Теодосии вспомнилось глубокое сочувствие и полное понимание Романом Маманте. Команчи, о котором говорил Хэммонд, мог быть и не Маманте, но это ничего не меняло, разве что подчеркивало бездушие Хэммонда-аристократа.

— Ты не согласна, Теодосия? — Улыбаясь, Хэммонд промокнул уголки рта белой в красную полоску салфеткой.

— Конечно, Хэммонд, не согласна, — парировала она. — Более того, считаю, что у тебя отсутствует чувство сострадания, что крайне тревожно.

Он чуть не подавился.

— Сострадания? К индейцу?

С возрастающей тревогой она все лучше узнавала Хэммонда Чарльза Александра Ллевеллина. Неужели ей действительно хочется, чтобы этот бессердечный мужчина стал отцом ребенка, которого она вручит доброй нежной сестре и ее мужу? Что, если он унаследует жестокость отца?

— Индейцы — люди, Хэммонд, а не животные, которых можно уничтожить по желанию белых людей. Они обладают теми же качествами, что и другие человеческие существа, а их гордость непередаваема. Никто не может радоваться убийству таких гордых людей и тем более призывать к уничтожению целой расы. Боже мой, как ты можешь спокойно рассуждать о смерти младенца, Хэммонд! Невинного ребенка!

— Но я…

— И если мы коснулись темы твоих личных суждений, пользуясь возможностью, скажу, что умение Романа виртуозно владеть оружием — не глупое жонглерство. Вам, сэр Голубая Кровь, неплохо бы овладеть таким же искусством, каким владеет он. Более того, хочу, чтобы ты усвоил: Роман Монтана — не дикарь, а человек, чья доброта достигает такой поразительной глубины, что, боюсь, выходит за пределы твоего понимания.

Хэммонд покраснел от злости.

— Ты превозносишь этого невоспитанного мужика!

Теодосия повернулась к нему спиной, и ее внимание переключилось на открытое поле, лежащее впереди: оранжевые, синие и лавандовые полевые цветы ярко выделялись среди высокой густой травы. Солнечные лучи будто покрывали золотом все, к чему прикасались; несколько ласточек скользили прямо над цветами, летая так низко, что, казалось, вот-вот заденут крыльями за траву.

Горячий бриз подул на нее, усиливая громкий треск кузнечиков; на секунду прислушавшись к резким звукам, она глубоко вдохнула душный воздух, почувствовав, что он особенно сильно напоен ароматом кедра.

Ощущение пока еще неосознанного ужаса пробудилось в ней.

— Теодосия, — кипел Хэммонд, — мои друзья продолжают путешествие без меня, потому что мы заключили соглашение. Я истратил уйму денег, сняв хижину и оплачивая доставку еды. Настаиваю на выполнении условий заключенной между нами сделки.

Не обращая внимания на его гнев, девушка продолжала вглядываться в поле. Тревожное предчувствие все возрастало. В голове до мельчайших деталей восстановился разговор с Романом.

— Мистер Монтана? В отношении дождя — как вы узнали?

— Птицы летали низко над землей, мисс Уорт. Звуки резче, и все пахло сильнее, чем обычно. Три верных признака дождя.

Она сопоставила: ласточки над лугом; треск кузнечиков; сильный запах кедра, и взглянула вверх — надвигалась гроза.

Она — под деревом.

На пикнике.

Теодосия, как безумная, вскочила с земли и побежала. В тот же миг черные тучи закрыли солнце, темная тень опустилась на землю и угрожающий трезубец молнии расколол зловещее небо.

Она ничего не видела сквозь пелену слез — бежала и бежала, не имея понятия, куда именно. Хэммонд едва поспевал за ней.

— Теодосия! Остановись!

Она слышала его голос, но резкий грохот перекрыл его. Ей показалось, что это гром, пока не увидела пять белых лошадей, выскочивших на луг, и на каждой — одетых в черное всадников.

— Теодосия! — снова закричал Хэммонд, продолжая бежать за ней, но остановился, как вкопанный, когда увидел пятерых мужчин верхом на лошадях. Ужас парализовал его — он был достаточно наслышан о бандитах, чтобы сразу узнать их. — Теодосия, это банда негра Бланко!

Забыв о существовании Теодосии, он повернулся и побежал в направлении города.

Теодосии уже не хватало сил на отчаянный бег. Боязливо оглядываясь, она увидела, что Хэммонд оставил ее одну — под небом, продолжавшим испепелять землю угрожающими молниями, на милость пяти преступников, мчавшихся ей навстречу.

Рокот грома сопровождался стуком лошадиных копыт. Когда эти жуткие звуки раздались рядом, она из последних сил побежала. Дождь намочил юбки, намокшая ткань облепила ноги, замедляя бег.

Трещали молнии, всадники стремительно приближались. Увидев Волшебную гору, Теодосия побежала к ней. Там упала лицом вниз, окруженная бандитами.

— Вставай, женщина.

Молнии продолжали сверкать, сопровождаемые ужасным громом, сотрясающим землю. Слезы смешивались с дождем.

— Я сказал, вставай!

Мгновение спустя она почувствовала, как сильные руки схватили ее за талию и поставили на ноги. Теодосия разглядела на лбу мужчины зазубренный шрам, такой же зигзагообразный, как молния.

Он толкнул девушку на склон холма.

— Гляньте-ка на эти большие карие глаза. И титьки тоже ничего себе. А волосы цвета нашего золота. Миленькая пташка, а?