Дом из кирпича, как и большинство других, ничего примечательного. Ставни закрыты. Похоже, в доме никого нет. Света тоже не видно…

Вы мне можете объяснить, что я тут забыл? Вообще с какой стати мне понадобилась мисс Обюртен? Она ведь мне ничего плохого не сделала… Просто мне хочется сунуть нос поглубже… Лучше было бы вернуться в Лондон и прыгнуть в первый же самолет на Париж. Я вдруг чувствую, что мне невыносимо не хватает маленьких парижских бистро, шума, запаха. Меня, будто пресноводную рыбу, бросили посредине Атлантики. Я задыхаюсь и теряюсь.

— Что будем делать? — спрашивает моя спутница.

Она заставляет меня реагировать на поставленный вопрос.

Я дергаю за цепочку рядом с решетчатой калиткой.

Откуда-то изнутри слышится задушенный звон колокольчика, но никто не отзывается. Я звоню из чистой проформы, так как ясно, что дом пуст.

— Никого, — констатирую я.

— Никого, — вторит она.

Я смотрю в ее ничего не выражающие глаза. Грейс стоит молча, поскольку она воспитанная девочка и уважает нерешительность других.

— Окажете мне еще одну услугу, мисс Грейс? — спрашиваю я.

Она отвечает мне глазами, что согласна.

— Спросите у соседей, кто живет в этом доме, и постарайтесь собрать побольше сведений о хозяине… Ничего, что я прошу вас поиграть в детектива?

— Наоборот, мне нравится…

Она, видно, читает детективы Питера Чейни, поскольку тут же уходит бодрым шагом.

Машинально я хватаюсь за ручку калитки и давлю на нее. Ба! Калитка открывается.

Я вхожу в палисадник, где трава давно не видела газонокосилки, поднимаюсь по ступенькам и колочу в дверь. Тишина!

Я пытаюсь открыть, но тут проблема: тяжелую дверь будто заклинило, как мозги партийного деятеля.

Огибаю дом, пытаясь найти хоть щелочку, чтобы заглянуть внутрь. Но все плотно закрыто. Вы прекрасно понимаете, что моя универсальная отмычка всегда со мной, но вы помните также слова шефа: «Никаких историй! Вы в Англии, и, если будут серьезные проблемы, я не смогу вам помочь!» Словом, мне нужно вести себя осторожно, чтобы не вляпаться. Эммануэль Ролле уже доказал, что вляпаться здесь — дело плевое.

Но кое-что я все-таки нашел — женский носовой платочек. Он скомкан, и на нем видны следы помады.

Я подбираю его и разглядываю. Никаких меток, никаких инициалов. Я просто кладу его в карман.

За домом разбит небольшой огород, в котором, если сильно постараться, можно вырастить пять-шесть кочанов капусты.

Не поверите, но огород недавно перекапывали и что-то сажали. Удивительно, если учесть полную запущенность палисадника перед домом.

Я стою, раздумывая.

Задний дворик окружен высокой стеной. В глубине стоит ящик для инструментов, в нем лопата, грабли, мотыга… Я рассматриваю лопату и обнаруживаю на ней темные пятна, которые могут означать только одно — кровь.

Прихватив лопату, встаю на доску между грядками.

Хозяин, когда вернется, с ума сойдет, увидев, что весь его итальянский салат перевернут. Его и правда удар хватит, если он, конечно, настоящий огородник.

А Сан-Антонио, и вы в этом не раз убеждались, настоящий охотничий пес. У него настолько вместительный нос, что туда легко можно поселить целую семью из двенадцати человек прямо с мебелью.

Вы меня знаете: я вхожу, смотрю, нюхаю воздух, и у меня мурашки по телу. А сейчас, друзья мои, вы видите, что я играю в таксу, натренированную на норную дичь…

Толковый фотолюбитель мог бы сделать отличную фотографию на обложку журнала для садоводов и огородников. Такой портрет, да еще с надписью «Твой огород», очень понравился бы старым девам на выданье. А я копаю, я возделываю ниву. Ниву! Вам не нравится слово, которое я употребил? Вы считаете, что оно здесь не к месту? Вполне возможно. Это я так, в плане тренировки стиля!

Британская нива! Звучит как тема съезда фермеров.

Этак мне тут долго придется возиться. Но с пользой, дети мои! Это приносит результат! Результат, который можно было бы озаглавить: «Англия — страна удивительных смертей»…

При самом ярком (для этой страны) свете дня — свет настолько мерзкий, что и говорить об этом противно — я нахожу женскую туфлю. Странная, надо сказать, огородная культура. Может быть, в этом городке сажают ботинки, чтобы потом собирать их коробками?

Но только я обнаруживаю сначала ступню, идущую из туфли, потом голень, идущую от ступни, затем всю ногу, идущую от голени, затем туловище, идущее от ноги, и затем голову. На этом найденный овощ заканчивается. И я говорю себе, что дальше можно не рыть. Человек, который закопал это тело в своем огороде, вряд ли хотел, чтобы оно выросло и начало плодоносить. Он закопал его, чтобы похоронить навсегда.

Я зажигаю спичку и склоняюсь над ямой. Умершая была, видимо, очень красивой, пока ее красотой не занялись черви. Здесь я не играю словами, поскольку, согласитесь, что это все же лучше, чем выдают некоторые академисты: ее красивые останки!

Когда спичка гаснет, я слышу шаги по посыпанной гравием дорожке. Поворачиваюсь и вижу Грейс, мою любезную переводчицу. Она смотрит на меня вопросительно, подходит ближе и наклоняется над ямой.

— Это Марта Обюртен, да? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает она, вскидывает руку ко рту и пятится. У нее нет тренировки, у Грейс. — Как вы догадались, что это она? — спрашивает девушка.

Я показываю ей платок.

— Вот что я подобрал в саду. Это женский платок. Нет ни инициалов, ни запаха духов… Платок женщины без кокетства…

Грейс кивает головой, и первый раз с тех пор, как я ее вижу, что-то похожее на восхищение появляется на ее лице.

— Нужно сообщить в полицию, — говорит она.

— О'кей, — соглашаюсь я, — но только, пожалуйста, не в местную. Не хочу терять время на тупые допросы, поскольку мне самому надо опросить еще множество людей. Я сообщу в Скотленд-ярд, с вашей помощью, естественно, поскольку решил мобилизовать вас под свои знамена…

Я ставлю лопату на место, нахожу кусок толя и несу его к яме, чтобы закрыть эту нетрадиционную могилу.

Наклонившись над ямой, я замечаю правую руку умершей, прижатую к груди. Похоже, она что-то держит в руке. Я разжимаю мертвые пальцы, если только так можно сказать, поскольку впечатление, будто разжимаешь руку статуи из мрамора. Да что я говорю! Скорее из дерева, настолько сильный хруст раздается при этом. Мне удается вырвать наконец ее добычу — пуговицу… Простая роговая пуговица от ее костюма, которую она оторвала непонятно почему…

— Так, теперь можно уходить, — говорю я. — Пойдем в ближайшую пивную и позвоним в Лондон…

Грейс идет с опущенной головой.

— Ее убили? — спрашивает она.

— У меня все причины думать так, хотя я и не обнаружил раны… Но поскольку у людей не принято хоронить умерших естественной смертью в своем огороде…

Черная ночь как-то быстро наползает на город, а туман опять захватывает все на свете. Мы идем, погруженные в свои невеселые мысли…

Она молодец, Грейс. В этих случаях девушки обычно падают в обморок или кричат как помешанные.

— Это произвело на вас дурное впечатление? — спрашиваю я.

Она отвечает тихим голосом:

— Да, действительно, грустно…

— Вы никогда не видели мертвых?

— Нет…

— Хочу сделать вам комплимент: вы стойко держались… Кстати, удалось раздобыть сведения о хозяине дома?

— Да…

— Я вас слушаю.

— Это некто Хиггинс. Он снял дом три или четыре месяца назад. Он коммивояжер и практически здесь не бывает.

— Как он выглядит, этот Хиггинс?

— Среднего роста, седые волосы…

— К нему кто-нибудь приходил?

— Несколько раз Марта, как я поняла по описанию, и еще молодой человек…

— Где работает Хиггинс?

— Соседи не знают. Он ни с кем не разговаривал… Приезжал на день-два, потом опять пропадал на неделю…

— На чем он приезжал?

— На машине. Ярко-красный «хиллман» с откидывающимся верхом…

— Браво, — говорю я, — у вас явные способности, малыш!

Она скромно опускает глаза.