– Помни, Бриен, – проговорил Убад, – ты должен забыть старые суеверия. Тебе нужно лишь высушить его так быстро, чтобы тело умерло прежде, чем жизненная сила покинет его. То, что в этот миг ты будешь рядом, переместит его по ту сторону смерти, и, если его воля и дух окажутся достаточно сильны, завтра с наступлением вечера он восстанет.

Лицо лорда Массинга исказила хищная, безжалостная гримаса. Вельстил увидел, как челюсти отца раздвигаются, обнажая мощные зубы и стремительно растущие клыки. Затем это зрелище исчезло из виду, потому что Бриен нагнулся ниже и впился в его горло. Вельстил дернулся в последний раз, все еще пытаясь оттолкнуть отца.

– Не надо! – было последнее, что он сумел выговорить.

– Наш повелитель уготовил тебе великую участь, – сказал, обращаясь к нему, Убад. – У тебя будут жена… и дочь.

И нахлынула боль, и смертный неотвратимый холод наполнил все тело Вельстила быстрее, чем окончательно померк его взор.

Когда он вновь открыл глаза, то валялся на полу своей комнаты, измазанный в собственных нечистотах, воняя, точно нищий немытый крестьянин, потому что тело его в момент смерти самопроизвольно обмочилось и испражнилось. Не сразу осознал он, что больше не дышит, и в ужасе попытался вдохнуть.

Вдох не принес облегчения, вернее сказать, не принес вообще никаких ощущений. Плоть его была холодной, чужой, далекой, словно каменные стены его комнаты.

Испуг необычайно обострил его чувства. Он слышал даже, как в углу у самого потолка шуршит лапками паук, самозабвенно трудясь над плетением своей сети. Он сел, грязный, в липнущей к телу одежде, и увидел, что у двери стоят, не спуская с него глаз, отец и Убад. У ног их валялась замурзанная крестьянская девчонка – связанная, кляп во рту, глаза безумные от страха.

Вельстил ощутил тепло, исходящее от ее тела.

Вид этой девочки, запах ее теплой, живой кожи наполнили его немыслимым, невыносимым голодом.

– Ну же, сын мой, – сказал Бриен, – действуй. Чутье подскажет тебе, что делать. Забудь пока что о прошедшей ночи – у нас еще будет время обсудить это. Теперь же тебе нужно насытиться.

Вельстил не мог припомнить, чтобы в голосе его отца когда-нибудь звучало, пусть едва различимое, сочувствие. Еще прошлой ночью он многое отдал бы за одно доброе слово от Бриена Массинга. Теперь же ему все было безразлично…

… кроме теплой нежной кожи на шее девочки, в том самом месте, где билась едва заметная жилка.

Вначале он полз, больше не замечая исходящей от него вони, затем поднялся на четвереньки и, как зверь, побежал к двери. Девочка отчаянно извивалась в путах. Она замычала сквозь кляп, когда он навалился на нее, вонзил зубы в ее горло, глубже, глубже… и вот кровь потоком хлынула в его еще неловкий рот.

Сила и блаженство наполнили его, а за ними пришла странная умиротворенность. Он перестал жадно глотать кровь и теперь лишь слизывал ее капли, продлевая наслаждение.

Когда Вельстил осознал, что насытился, он поднял голову и поглядел на тело, оцепеневшее в его руках.

Глаза девочки были широко открыты, рот, заткнутый кляпом, обмяк, приоткрылся. Горло ее было рваной кровавой раной, кровь текла по лицу, заливая мешковатое платье. Ее сердце стукнуло еще дважды – и остановилось.

Вельстил оглядел себя. Рубашка его насквозь пропиталась кровью. Обостренным обонянием он чуял, как ее запах смешивается с вонью его собственных испражнений. Отшвырнув труп девочки, он повалился на пол и, откатившись к кровати, скорчился, замер.

– Что вы со мной сделали?! – в отчаянии выкрикнул он.

Впрочем, Вельстил и сам знал ответ. Никогда ему уже не вернуться к свету, к жизни. Никакие его артефакты, никакие познания в магии не смогут этого исправить.

– Как вы могли… как ты мог… – прошептал он.

Убад скользящим шагом подошел к столу, налил чистой воды в таз для умывания и, взяв полотенца, направился к Вельстилу.

– Переоденься и вымойся. Ты нужен своему отцу.

– Убирайтесь, – сказал Вельстил. – Оба.

– Делай, как он говорит, – велел Бриен. – Тебя ждет невеста.

Зима была не за горами, дороги развезло, и распутица изрядно замедляла продвижение к Апудалсату. По крайней мере так им казалось.

Когда Винн впервые настояла на том, что теперь ее очередь править лошадьми, Лисил не на шутку удивился, а Магьер даже не стала скрывать своих опасений. Неужели они считали, будто Винн настолько беспомощна, что не сумеет справиться с парой смирных и хорошо обученных лошадок?

– Не уверен, что… – начал Лисил.

– Я имела дело с лошадьми куда чаще, чем ты, – перебила его Винн. – И куда реже при этом ныла и ворчала.

Лисил одарил ее мрачным взглядом и отполз внутрь фургона, чтобы пропустить ее к козлам. Винн взобралась на скамью, взяла у Магьер вожжи. Та осталась сидеть на козлах, и девушка сердито покосилась на нее.

– Я справлюсь, – заверила она преувеличенно вежливым тоном. – Тебе тоже не помешает как следует отдохнуть.

– Я не устала, – отозвалась Магьер, не сводя взгляда с дороги.

Она едва успела произнести эти слова, когда Винн от неожиданности вздрогнула: Лисил, незаметно подобравшись сзади, крепко обвил руками талию Магьер.

– Эй! – вскрикнула Магьер, но было уже поздно.

Полуэльф качнулся назад, увлекая за собой Магьер, и она – Винн едва успела отпрянуть – кубарем скатилась внутрь фургона, прямо на расстеленную постель.

– Лисил! – рявкнула она. – Что ты такое творишь, чтоб тебя?!.

И больше она ничего не успела сказать. Винн даже не оглянулась, чтобы посмотреть, каким именно образом Лисил заставил ее замолчать. Если не у Магьер, так у Лисила, с тех пор как они покинули Кеонск, настроение изрядно улучшилось.

Малец вскарабкался на козлы и, тихонько ворча, устроился рядом с Винн.

Если не считать этого случая, путешествие в Апудалсат протекало на редкость мирно, хотя ночи становились все холоднее, а дороги, с тех пор как они въехали в заболоченные земли Восточной Древинки, – все труднее. Так они и ехали несколько дней подряд, иногда трогаясь в путь еще до рассвета и останавливаясь на ночлег только с наступлением темноты.

Поведение Мальца, как и поведение Лисила, резко изменилось. Он больше не клянчил, по своему обыкновению, лакомые кусочки и вообще стал на удивление сговорчив. Он уже не рычал всякий раз, когда Магьер заговаривала о цели их путешествия. Винн не смогла бы сказать, что беспокоило ее больше: то, как Малец изменился, или то, как он день напролет зорко и настороженно вглядывался в окрестности, с каждым днем становившиеся все безлюднее и глуше. Винн часто пыталась рассмотреть, во что именно так вглядывается пес. Сама она почти ничего не видела, да и слышала мало – кваканье лягушек, редкий всплеск в затянутом тиной озерце или дальний пронзительный птичий крик. И все сильнее мучила ее обоняние болотная вонь.

На седьмой день пути, ближе к закату, Лисил, правивший фургоном, вдруг приподнялся на козлах, указывая вперед.

Вначале Винн не поняла, что он хочет им показать. Между деревьев, тянувшихся вдоль дороги, видны были только серые тучи, низко нависшие над горизонтом. Далеко впереди, над деревьями, виднелся темный выступ, похожий на вершину одинокой скалы. Приглядевшись, Винн сообразила, что это шпиль замка.

Взгляд Магьер был устремлен в ту сторону, куда указывал Лисил.

Сочувствие, смешанное с опасением, охватило Винн, когда она увидела, какое волнение отразилось на лице Магьер. До сих пор каждое новое открытие в прошлом Магьер предвещало впереди лишь более мрачную тайну. Вскоре после этого они проехали по мосту из камней и бревен, переброшенному через небыструю речку, каких немало встречалось в этом краю.

Речка заросла камышом, ее русло было забито обломками ветвей и гниющих сучьев. Сразу за мостом дорога поднималась вверх по холму. Тропа, которая ответвлялась от нее справа, вела к заброшенной деревне. В соломенных и дощатых крышах зияли дыры, кое-где крыши совсем провалились. Загородка небольшой конюшни на ближнем краю деревни была сломана, двери домов и хижин распахнуты настежь, а то и вовсе сорваны с петель.