По возвращении в 1906 году я получил огромную поддержку со стороны мистера Джесепа, председателя Арктического клуба Пири, который так щедро помогал мне при организации моих предшествующих экспедиций и в чью честь я назвал самую северную оконечность суши – 83°39 северной широты – мысом Моррис-Джесеп. Его помощь означала, что мне не придется клянчить необходимые средства по мелочам у людей, дававших их кто охотно, кто неохотно.

Зимой 1906–1907 годов и весной 1907 года я отчитывался перед публикой о результатах моей последней экспедиции и прилагал усилия к тому, чтобы, насколько возможно, заинтересовать друзей в снаряжении новой. Мы располагали судном, за которое заплатили 100 000 долларов в 1905 году, но нам нужно было еще 75 000 для установки на судне новых котлов и других переделок, для закупки снаряжения и текущих расходов. Хотя главные средства были получены от членов и друзей Арктического клуба, весьма значительные суммы поступили также со всех концов страны взносами от ста до пяти и даже до одного доллара. Мы ценили эти мелкие пожертвования не менее крупных, потому что они свидетельствовали о дружеской заинтересованности даятелей и служили доказательством того, что экспедиция является по существу общенациональным делом, хотя и финансируется частными лицами.

В конце концов все средства, наличные и обещанные, составили такую сумму, что мы смогли заказать новые котлы для «Рузвельта» и внести некоторые усовершенствования в его конструкцию, чтобы лучше приспособить его для нового плавания, а именно: расширить жилые помещения для команды в носовой части, установить рейковый парус на фок-мачте, несколько видоизменить внутреннее устройство. Что касается основных характеристик судна, то оно вполне доказало свою способность служить цели, для которой предназначено, так что серьезных переделок не потребовалось.

Опыт научил меня считаться с задержками, могущими случиться на далеком Севере, однако возмутительные задержки по вине корабельных подрядчиков на родине до сих пор не входили в мои расчеты. Договоры на производство работ на «Рузвельте» были заключены зимой со сроком исполнения 1 июля 1907 года. Вдобавок к подписанным обязательствам меня неоднократно заверяли устно, что работа будет закончена в срок; однако на деле новые котлы были изготовлены и установлены лишь к сентябрю, что исключило всякую возможность нашей отправки на Север летом 1907 года.

Невыполнение подрядчиками своих обязательств, приведшее к отсрочке экспедиции на год, явилось для меня тяжелым ударом. Оно означало, что мне придется взяться за решение задачи на год постаревшим; оно откладывало начало экспедиции на будущее, и неизвестно было, что еще может случиться в течение года; оно означало горечь рухнувших надежд.

Район зимовочной базы экспедиции Р. Пири 1891–1892 гг.

В день, когда я со всей ясностью осознал, что никак не смогу отплыть на Север в этом же году, я испытал примерно то же ощущение, что и в тот момент, когда был вынужден повернуть назад с 87°6 северной широты, добившись лишь такого пустяка, как крайний северный рекорд вместо великого приза, ради которого я чуть не поплатился жизнью. К счастью, я еще не знал, что судьба уже тогда заносила руку для нового, еще более сокрушительного удара.[18]

Пока я набирался терпения ввиду неоправданной отсрочки, меня постигло бедствие, тяжелее которого не случалось за все годы моей работы в Арктике, – скончался мой друг Моррис Джесеп. Без обещанной им поддержки новая экспедиция казалась неосуществимой. Не греша против истины, могу сказать, что ему, более чем кому-либо, я был обязан как основанием и существованием Арктического клуба Пири, так и успехом всей моей предшествующей работы. В его лице я потерял не только могучую финансовую опору, но и близкого друга, которому я абсолютно доверял. На первых порах я решил, что теперь всему конец, что все усилия и деньги, затраченные на подготовку экспедиции, пошли прахом. Смерть Джесепа вкупе с задержкой по вине корабельных подрядчиков, казалось, означала полное крушение всех моих планов.

К тому же нашлось немало «благожелателей», уверявших меня, что годичная отсрочка экспедиции и смерть Джесепа – верные приметы того, что мне никогда не достичь полюса. Однако, несколько оправившись от удара и спокойнее взглянув на создавшееся положение, я понял, что идея слишком велика для того, чтобы умереть, что ей не суждено исчезнуть бесследно. Сознание этого не раз помогало мне преодолеть мертвые точки усталости и полнейшего неведения, где взять недостающие деньги для снаряжения экспедиции. Конец зимы и начало весны 1908 года были отмечены многими черными днями для всех тех, кто был заинтересован в успехе экспедиции.

Ремонт и переделки на «Рузвельте» опустошили кассу клуба. А нам еще требовались деньги для закупки припасов и снаряжения, для уплаты жалования команде и на текущие расходы. Джесепа не было с нами; страна еще не оправилась от финансового краха, постигшего ее прошлой осенью; все обеднели.

И тут из отлива родился прилив. Миссис Джесеп, еще носившая траур по мужу, прислала чек на крупную сумму. Это дало нам возможность заказать основные предметы снаряжения и припасы, на изготовление которых требовалось время. Генерал Томас Хаббард, избранный председателем клуба, добавил второй значительный чек к своему и без того щедрому пожертвованию. Генри Пэриш, Антон Рейвен, Герберт Бриджман, «старая гвардия», стоявшая плечом к плечу с Джесепом со дня основания клуба, сплоченно выступили на его защиту; к ним присоединились другие, и кризис миновал. Но все же деньги притекали скудно. О них были все мои мысли наяву, и даже во сне они не давали мне покоя, преследуя меня дразнящими и ускользающими видениями. Это была тягостная, беспросветная, полная отчаяния пора, когда надежды всей моей жизни день ото дня то убывали, то прибывали вновь.

Затем неожиданный проблеск в тучах – очень дружеское письмо от мистера Зенаса Крейна, крупного бумажного фабриканта Массачусетса, который уже оказывал материальную помощь при снаряжении одной из моих прошлых экспедиций, но с которым я не был лично знаком. Крейн писал, что он глубоко заинтересован, что всякий, кого волнует все великое и вопросы престижа родной страны, должен оказать поддержку проекту, и просил меня встретиться с ним, если я сочту это возможным. Я встретился с ним. Он выписал чек на 10 000 долларов и обещал дальнейшую поддержку, если понадобится. Обещание свое он выполнил, а немного погодя его избрали вице-председателем клуба. Нужно обладать поэтическим даром Шекспира, чтобы описать, что означали для меня в ту пору эти 10 000.

С этого момента средства притекали медленно, но верно, и в конце концов составилась сумма, позволившая нам при соблюдении строжайшей экономии и знании того, что нужно, а что не нужно, закупить необходимые припасы и снаряжение.

В течение всего периода выжидания к нам со всех концов страны сплошным потоком шли письма «с завихрениями». Нашлось невероятное множество людей, буквально «сочившихся» изобретениями и проектами, которые должны были, безусловно, обеспечить открытие полюса. Ввиду тогдашнего направления изобретательской мысли летательные аппараты, разумеется, занимали первое место. Затем шли автомобили, гарантировавшие передвижение по любому виду льда. Один человек предлагал использовать подводную лодку, хотя не объяснял при этом, каким образом мы поднимемся на поверхность, пропутешествовав к полюсу подо льдом. Другой чудак хотел продать нам портативную лесопилку. Ее предполагалось установить на берегу Центрального полярного бассейна и пилить на ней лес, а из леса построить деревянный проход по льду до самого полюса. Еще один чудак предлагал устроить централизованную кухню для варки супа, там же, на берегу океана, и протянуть от нее по льду шланги, с тем чтобы санные отряды, находящиеся в пути к полюсу, могли согреваться и подкрепляться горячим супом с централизованной кухни.