— Прямо как школа для трудных подростков. Уж не хотите ли вы сказать…

— Догадались, да? Именно так, школа для трудных подростков.

— Были основания?

— Еще какие. У них с самого детства какой-то особый склад характера, еще с того времени, когда они были совсем крошками. У меня голова шла кругом, я все никак не могла понять, как эти маленькие исчадия ада могут быть моими детьми. Я их люблю… любила… очень. Их невозможно не любить. Но и поставить их в какие-то рамки было выше моих сил. Как только они научились ходить, я потеряла над ними власть. Они всегда делали, что хотели.

— Что же?

— Сначала обычные детские шалости. Воровали конфеты, точнее, брали то, что им было нужно. Невозможно было запретить или спрятать. Они смотрели ясными глазами и делали по-своему. Могли разбить витрину кухонного шкафа, чтобы достать лакомство. А если им не удавалось добиться своего, они мстили. Изощренно, такое и взрослому в голову не придет. Как-то раз мы их наказали, так они вместо шампуня налили во флакон клей. Светлана первая пошла в ванную, ей потом пришлось бриться под ноль. Смешно вроде бы, но девочкам было тогда всего по четыре годика.

— А к врачу вы их водили?

— Да сколько самых лучших врачей мы прошли! Но те лишь разводили руками. У девочек были потрясающие интеллектуальные данные, большие способности к математике, химии, физике. Они легко, просто играючи выучили несколько языков. И у них всегда, с самого раннего возраста была очень уравновешенная психика. Чего не скажешь обо мне, — грустно усмехнулась Романова. — В них нет страха. Ни перед чем. Ни перед людьми, ни перед самими собой. Ни боль, ни наказания их удержать не могут. Не могли…

— А бить не пробовали? — хмуро спросил Гришка.

— Пробовала. Но… я же говорю, они ничего не боялись. Можно было до посинения их лупить, а они только улыбались и смотрели с вызовом.

— А Фредди? — подала я голос из уголка, в который вжалась во время разговора.

— Фредди очень сильный человек. Судя по его внешности, никогда и не подумаешь. Увалень. Но не случайно он достиг таких высот. Была в нем несгибаемая воля и колоссальная внутренняя мощь. Сама не сразу разглядела. Думала, он станет удобным мужем. Я тогда очень устала от всех проблем. Карьера в театре не ладились. Конечно, были любовники, воздыхатели. Но оставалось четкое ощущение, что жизнь катится под откос. Что все, я уже еду с ярмарки. И так мне хотелось приехать в чистый уютный дом, где столы от пирогов ломятся, где все в порядке, всего в достатке. И стала я, как теперь говорят, клеить богатого папика. На тусовках он бывал нечасто, но успел меня разглядеть. А вот я его — нет. Только уже после свадьбы и разглядела. Знаете, выходила по расчету, а потом влюбилась, как девчонка. Околдовал он меня. Щедрый был, и не только в финансовом плане. Тратил время на мои театральные дела, вникал в ситуацию с девочками, пытался найти с ними контакт. И ведь нашел! Не знаю, как ему удалось их уговорить на эту школу, но уговорил, уломал. Они уехали, и я почувствовала себя просто как птица в полете. Так мне стало хорошо, покойно. Они писали такие человеческие письма. Не сразу, но года через полтора стали нормальные дочери, я уж не знала, какому богу молиться. А когда они вернулись, я и вовсе была на седьмом небе от счастья. Их было просто не узнать. Светлана мне тогда, помню, сказала: неужели переросли всю свою дурь? И вот чем все это закончилось. Я сломлена.

— А Светлана кем вам приходится? — осторожно спросил Гриша и нервно затушил сигарету. На нас то и дело косилась официантка. Ангелина, не в силах справиться с эмоциями, опять плакала, роняя хрустально чистые слезы в тарелку с французским супом.

— Светлана — моя старая подруга. Мы дружим с ней уже почти двадцать лет. Она отличный врач, и пару лет назад я упросила ее переехать к нам окончательно, хотя она и раньше практически жила у нас. У меня есть некоторые проблемы со здоровьем, мне надо каждые три часа делать уколы, а сама я так и не научилась. Она одинокий человек и стала для нас членом семьи.

— Сахарный диабет? — посерьезнел Гришка.

— Да, что-то вроде того, — неопределенно покрутила рукой Романова.

— Ангелина Степановна, понимаю, как вы устали, — Гришка зачем-то достал из кармана очки, которые надевал в исключительных случаях, и озвучил свой главный вопрос, — но я не могу не спросить: кто отец девочек?

Романова вздрогнула. Маленькая слезинка, застывшая на ее щеке, прочертила кривую дорожку к подбородку.

— Отец… случайный человек в моей жизни, совершенно случайный. — Женщина вдруг пошла пятнами, цвет ее лица стремительно менялся от безжизненно белого до красного и обратно. — Мы с ним были очень мало знакомы. Просто мужчина, который быстро ушел из моей жизни.

— И про девочек он ничего не знает?

— Н-н-нет, — выдавила Ангелина и покачнулась. Она пребывала в каком-то почти обморочном состоянии, и мы поняли, что пора с этим разговором закругляться.

В маленький зал кафе несколько раз заглядывала встревоженная Светлана, которая все это время терпеливо ждала свою подругу в машине.

Когда к нашему столику подошел Анвар, мы с Гришкой растерянно замерли. Он был совершенно, бесповоротно лыс.

— И что прикажешь теперь делать? — прошептала я.

— Не знаю…— выдохнул коллега, — но что-нибудь придумаем.

— Да уж. — Я удрученно смотрела на гладкий как коленка затылок нашего нового знакомого. Припав к руке Романовой, потом на несколько секунд застыв в скорбном поклоне, Анвар церемонно сел.

— На фотографиях у него были волосы, — пытался оправдаться передо мной Гришаня.

— Были, да сплыли, — мрачно констатировала я, размешивая сахар в чашке кофе. Из какого места мне теперь прикажете брать материал для сравнительного анализа ДНК?

Следовало срочно придумать повод, чтобы завязать дальнейшее знакомство с сыном Федора. Все в нем было от отца, даже легкая брезгливость, с которой он касался наших рук в приветствии. Интересно, в честь кого назвали мальчика? В честь лучшего друга из Абхазии? Или, может быть, в роду у Фредди имелся какой-нибудь залетный абрек? Как бы там ни было, Анвар являл собой достойного представителя золотой московской тусовки. Такой парень мог рассматривать мою кандидатуру разве что в качестве поломойки. Да и то на даче. С какой стороны к нему подкатить, я не представляла. А подкатить к нему, лысому или нет, было позарез нужно.

Ангелина представила нас как юристов, помогающих ей в мелких делах, связанных с наследством. Основную работу исполнял личный нотариус семьи, мы же, по наспех придуманной версии, якобы должны были заниматься продажей заграничной недвижимости, точнее, проверкой благонадежности вариантов ее обмена.

— Я хочу продать виллу в Испании, ты ее знаешь. Думаю, нет смысла оставлять капитал в этом месте. Говорят, что цены там встали. И возможно, в ближайшее время чуть упадут.

— Геля, кто тебе сказал такую глупость? — возмутился Анвар. — Если ты непременно хочешь продать дом, то давай я его куплю. Но как честный человек, должен тебя предупредить — цены там будут только расти. Это райское место, все хотят иметь там недвижимость.

— Ну не знаю…— задумалась Ангелина. — Я хотела бы иметь дом во Франции, но без дополнительных денег мне такую покупку сейчас не потянуть.

— Во Франции? Так бы сразу и говорила. Отчего женщины так любят эту страну? Всем подавай дом во Франции. Я надеюсь, не в Париже?

— Нет, я предпочла бы что-то более приземленное. Хочется тишины, покоя…

— Понимаю, дорогая, понимаю.

Меня порядком тошнило от этого типа, но я изо всех сих старалась вжиться в роль и поймать момент, когда можно вклиниться в беседу. Момент вскоре настал.

— А я все никак не могу найти дизайнера, — сокрушался Анвар. — Мне предлагают чудовищные, просто чудовищные проекты и пытаются содрать за все это варварство совершенно немыслимые деньги. Каждый ведь мнит себя гением.

— Наума Светозарова рекомендую, — вступила я.

— Не смешите меня, милочка. У него знаете сколько заказов? Мне придется быть сто двадцать первым в очереди. А жить где-то надо уже сейчас.