Гораздо сильнее беспокоило отсутствие Гришки. Я набрала номер Лизаветы.

— А ты разве не в курсе? — удивилась она. — Они же на Новый год к родне собирались, в Воронеж, на три дня.

— Ох, точно… Я почему-то думала, что дома празднуют.

— Да нет, в Воронеже, они до родов хотели побывать. А мобильник он на работе забыл. Я последняя уходила, прибрала в сейф. Да ты, Настена, не переживай, проспится и сам на тебя выйдет.

Я представляла, сколько будет просыпаться Гришка после новогодних возлияний. Если по-хорошему, то как минимум дня три он будет недоступен для общества, а по-плохому, так и на всю неделю впадет в загул. Как пьют в Воронеже, я примерно представляла. Накануне моего визита в дом Федора мы договорились, что никакой активности я не проявляю, смотрю, слушаю, запоминаю. Получится — пытаюсь вытянуть из клиента максимум информации, не получится — пью, ем и веселюсь. После праздников встречаемся и вместе с заказчиком планируем дальнейшие шаги.

Вот и спланировали.

Дорога в Шереметьево-2 пролетела под колесами желтого такси гораздо быстрее, чем я успела окончательно собраться с мыслями. Лешка по телефону сухо сообщил, что разговаривать со мной не готов, а когда будет готов, то позвонит сам. Пока ему надо подумать. Это было грустно. Черт его знает, что ждет меня в дальних странствиях. Как бы сильно обижен он не был, но мог хоть несколько ласковых слов на прощание сказать?!

В аэропорту меня уже ждала делегация. Анна, Мария, похожая на обезьянку дама, на этот раз без собачки, Ангелина и дюжий молодец, косая сажень в плечах, смахивающий то ли на несгораемый шкаф, то ли на надгробную плиту.

— Знакомьтесь, это Ефим, можно попросту Фима, — представила его Ангелина, — он будет сопровождать вас в путешествии. Он — ваша надежа и опора.

Фима вежливо кивнул и даже вроде бы ногой слегка шаркнул. Анна и Мария молча оглядывали меня, сохраняя абсолютную безмятежность на ангельски чистых лицах.

— Светик, дай мне, пожалуйста, карту, — обратилась Ангелина к мартышке. Та порылась в микроскопической сумочке и извлекла на свет банковскую кредитку.

— Это, Настя, вам. У девочек есть еще немного наличных. Я надеюсь, вы будете благоразумны в тратах.

Кто-то, то ли Анна, то ли Мария, хмыкнул.

Суетливо распрощавшись с провожающей стороной, мы пересекли красную черту, за которой кончалась Россия. Регистрация и паспортный контроль прошли на удивление быстро. С нами, пассажирами первого класса, служащие были чуть более вежливы, чем с теми, кто летел экономом.

Попав в зону беспошлинной торговли, сестры сразу же упорхнули в парфюмерный магазин, а я попыталась навести контакт с Фимой:

— А Светлана кем приходится девочкам?

— Никем, — коротко бросил Ефим. На контакт он не слишком-то шел. Может, в его глазах я была засланным казачком?

— Что же она здесь делала? — не отставала я.

— Она врач.

— Кто?

— Не разыгрывайте из себя дуру. Она врач. Личный.

— А что же она не летит с нами?

— Личный врач Ангелины. А то вы не знаете… Не люблю сплетен. Пойдемте лучше кофе выпьем.

— Господи, да вы знаете, какие здесь цены?

— Про цены я знаю, спасибо. Двойной?

Фима меня интриговал. Его лицо не давало ни малейшего шанса заподозрить в нем личность, способную на сложную умственную деятельность. И в то же время голос у него был, как у человека, который читает не только “Плейбой”. Уж не знаю почему, но по голосу это всегда понятно. Даже если некто выдает бранную тираду, всегда можно догадаться, в каких пределах колеблется его IQ.

— С Ангелиной я близко не знакома, — сказала я, по привычке дуя в чашку, хотя кофе нам подали еле теплый. Фима насмешливо наблюдал за мной из-под коротких густых ресниц. Глазки у него были маленькие, едва заметные под пухлыми веками.

— Вам, можно сказать, повезло, — улыбнулся он, и я даже вздрогнула от неожиданности, такой жутковатой вышла у него улыбочка. Оригинальный тип. Я бы не удивилась, узнав, что в свободное от работы время он четвертует младенцев. Было в нем что-то одновременно холодное, точно лед, и порочно жестокое. А может, это лишь моя фантазия. Пребывая в состоянии близком к истерике, я готова наделить чертами монстра даже радушного толстощекого бармена.

Девочки появились через пятнадцать минут после объявления посадки, когда я уже почти открутила голову, высматривая их в толпе. Одарив всех лучезарными улыбками, они устроились на своих местах и блаженно замерли, как перед сеансом массажа.

Как и в трагическую новогоднюю ночь, когда погиб Федор, они были центром внимания. Все на них глазели. С восторгом и немного испуганно. В их красоте не было и намека на эротизм, на чувственность. Это была красота древних статуй, бесстрастных картин эпохи Средневековья. Немного неправильная и такая пронзительная, что сердце щемило. Уже потом, спустя несколько дней нашего безумного путешествия, мне пришел в голову образ… Я подумала, что если бы рисовала ангела смерти, то взяла бы в натурщицы Марию. Или Анну. К счастью, я никогда не умела рисовать.

Путь от Москвы до Дели занял около десяти часов. Все это время я проспала, предусмотрительно приняв прихваченную с собой таблетку тазепама. Очнулась от несильного толчка, когда наш аэробус коснулся посадочной полосы. Нам еще предстоял короткий перелет до Калькутты, но большая часть пути была позади. Покрутившись в делийском аэропорту, я уже не питала иллюзий относительно индийской части путешествия.

Индийцы мне активно не понравились. Точнее нет, это я себе не нравилась, когда смотрела на индийцев. И затаила обиду. Выглядели они так, как будто цивилизации не существуют. Ни респектабельные одежды, ни хай-тек интерьеров не могли ввести в заблуждение. Выражение лиц, общее настроение толпы были столь же трудно понятны для европейца, как и их дикий, ни на что не похожий английский. Обходительный, вежливый, благожелательный к чужестранцам, но совершенно чужой мир. Чужой и чуждый. Мне все время казалось, что под плотной завесой доброжелательности таится опасность. Какая именно, я поняла с опозданием, когда Индия осталась далеко позади.

— Духота какая, — недовольно бурчал Фима. — Вы, Анастасия, клювом-то не щелкайте, не ровен час, уведут ваш саквояжик, держите крепче.

Подпихивая меня в спину и не спуская глаз с девочек, он вытолкал нас на стоянку такси, и через минуту мы погрузились в кондиционированную прохладу лимузина. Впрочем, даже здесь пахло как-то странно. Не кожей, не пихтовой отдушкой, любимой всеми таксистами мира, а пылью и кардамоном.

Анна и Мария беспрестанно морщили свои хорошенькие носики и немного оттаяли лишь тогда, когда мы, миновав шоссе Нетаджи Субхаша, зарулили в относительно тихий проулочек, где располагались арендованные для нас апартаменты. Это была просторная светлая квартира с огромным холлом, с балконом в виде террасы, заставленная светлой мебелью и украшенная диковинными цветами.

Сестры расположились в дальней спальне, мой чемодан Фима отнес в небольшой уютный кабинет, выходящий окнами в заросший зеленью дворик. Сам же оккупировал комнатку рядом с входной дверью.

Остаток дня мы практически не встречались. Вечером принесли заказанный в ресторане ужин, но сестры так и не выбрались из своего убежища, а мы с Фимой едва ли одолели и десятую часть угощения. От индийской кухни с непривычки тошнило.

Как странно, еще сутки назад я смахивала с воротника столичный снежок, а сегодня за моим окном влажный индийский вечер…

— Настя, скажите, у вас есть мужчина? — Это была первая фраза, адресованная сестрами лично мне. До сего момента они меня искренне не замечали.

— Есть, — коротко проинформировала я то ли Анну, то ли Марию, я пока еще не могла отличать близняшек друг от друга.

— Ах, ну конечно, конечно! — Они говорили сразу обе. — Настя, а вы его сильно любите?

— Сильно. — Я не понимала, к чему они клонят. Мне милостиво было разрешено курить на кухне, и я с наслаждением затягивалась легкой сигаретой, запивая ее крепким кофе. Отвлекаться на бесцеремонные вопросы не больно-то и хотелось.