Все вышло не так, как она предполагала. Пожала плечами. Она еще с ним поспорит, когда он снова явится. Она не собирается жить в браке без любви, как в клетке, да еще с мужчиной, который влюблен в другую – она ему все скажет! Рано или поздно он поймет, что она не выйдет за него, и в таком случае граф сможет извлечь выгоду из ее отказа. С неприязнью подумала над словами Аша о ее собственных средствах. Прежде не размышляла над своей полнейшей зависимостью от Джереми Бриджа. У женщин тут, как правило, нет своего имущества. У них есть только то, что позволяют им иметь мужчины. Господи, какая же ей уготована участь? Как ей вынести до конца дней своих жизнь «в лачуге, в заточенье, взаперти», – по выражению Шекспира? В своем двадцатом веке она привыкла к свободе передвижений, о которых здесь никто и не слыхивал. Для нее немыслимо сидеть в гостиной отца или мужа и заниматься рукоделием, когда за окном бушует мир с его насущными делами.

Джереми решил, что с помощью дочери получит доступ в высший свет, которого он так страстно добивается. А если непокорная дочь его откажется выходить за обнищавшего графа, он оставит ее без гроша? На что же ей жить в этом чуждом ей обществе? Она грустно улыбнулась. Знай она, что окажется в подобном положении, заранее бы вызубрила все подробности об эпохе Регентства. Сейчас очень пригодились бы знания о том, кто победит на предстоящих соревнованиях боксеров или на парламентских выборах. Смогла бы кое-что заработать, если бы сумела обойти все здешние нелепые запреты на участие женщин в общественной жизни. Ее академические знания тут никчемны, хотя – можно попробовать наняться в какой-нибудь из редких пока, но уже появившихся институтов благородных девиц. Увы, нет – светским девушкам не преподают литературу. А если заняться преподаванием музыки, то все ее уменье кончается игрой на фортепиано. Но она же потрясающая красотка – могла бы сделать карьеру на сцене. Однако ее опыт работы в «театре» ограничен участием в постановке спектакля «Мальчик с пальчик», когда она была четвероклассницей и играла не очень удачно, но нахально. Положила руки на клавиши и извлекла нестройные звуки. Ничего здесь у нее не выйдет. Надо искать способ вернуться в свой век. Несмотря на молодость и красоту, она здесь не нужна. Хотя предыдущая жизнь и была не вполне удовлетворительной, но там у нее была ниша, которую она создала своими руками. Сделала успешную карьеру и любила свою работу. Но в 1996 году нет никакого лорда Ашиндона. Это соображение невольно вспыхнуло в уме, и щемящая боль полоснула по сердцу так, что едва справилась с ней. Очень жаль, но брюнету с холодными, как студеное море, глазами нет места в ее жизни. А она, вне всяких сомнений желает жить своей жизнью и в своем времени. Однако по ее подсчетам, если они верны, ее прежнее бренное тело должно уже покоиться под двухметровым слоем земли; но коль скоро кто-то или что-то, ответственные за ее перенос сюда, так запросто управляются со временем, то они наверняка могут вернуть ее в родное столетие вовремя, чтобы успеть вылечить последствия разрыва сосудов, который якобы прикончил ее. Она покачала головой. Странно все это. Если бы можно было вновь встретиться с этой личностью в очечках! Ни за что бы не выпустила, пока не получила бы необходимые ответы. Почему Аш так расстроился из-за идеи выкачать побольше денег у Джереми до их разрыва? У старого чудака их полно, и они могут послужить чему-нибудь полезному, кроме ублажения его эгоистических устремлений. С этой благой мыслью она отправилась в свою спальню, чтоб порыться в ларце со своими драгоценностями.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В дни, последовавшие за поучительным самоанализом, Аманда старалась ограничиваться только тем, что приличествует воспитанной девушке времен Регентства. Ходила с визитами в сопровождении Серены, занималась рукоделием, к которому оказалась абсолютно неспособной, под бдительным оком матери пролистывала тома журналов «Для дам» и «Все для красавиц», выбирала подвенечный наряд. Только раз получила выговор от Серены за то, что как-то утром смоталась в Гайд-парк побегать трусцой. Это не повторилось не потому, что ей запретила мать, а потому, что для пробежек не было подходящей обуви.

Лорд Ашиндон не появлялся, и к концу недели Аманда не знала, куда деваться от скуки. Поэтому, когда наступил день с предстоящим обедом у Бабушки Ашиндон, она ему даже обрадовалась.

Граф должен был заехать за невестой и будущим тестем с тещей незадолго до начала приема у старой леди Ашиндон, и Аманда волновалась и беспокойно вертелась, пока ее наряжала и прихорашивала Хатчингз.

– Ну, барышня, – увещевала ее служанка, – стойте спокойно, а то у вас будет такой вид, будто надели платье задом наперед. А оно такое красивое! Зачем же все портить-то?

«Действительно, – думала Аманда, в благоговейном смущении разглядывая свое отражение в зеркале. – Серена на сей раз превзошла себя, выбрав такое платье». Оно было из золотистого – точно в тон ее волосам – атласа, ниспадавшего тяжелыми складками к стопам. Сверху струилась легчайшая накидка из газовой ткани телесного оттенка, расшитая золотистыми желудями. Шею украшало ожерелье из топазов, сверкающими брызгами подчеркивая нежность кожи. Делая прическу, Хатчингз решила отказаться от привычных локонов и уложила волосы старомодным гладким валиком, прилегающим к шее; несколько прядей, как бы случайно выбившиеся из общей массы, искусной филигранью обрамляли лицо. «Фотоаппарат бы сюда, – подумала Аманда, – запечатлеть бы это мимолетное видение красоты, которое исчезнет, как золотистое сияние зари, а можно было бы потом любоваться своим видом уже в своем времени».

Она сидела одна в гостиной, когда появился Аш, его серые глаза потемнели до цвета пепла на углях, внутри которых еще теплится огонь. Он молча склонился над ее рукой и губами коснулся ее пальцев с такою чувственною теплотой, что ее пронзило до пяток. У нее перехватило дыхание, но, к счастью, влетела Серена, а за нею вошел и Джереми. Отец вдруг разразился пулеметной очередью слов, и Аманда удивилась, поняв, что он волнуется.

– Вечер добрый, Ашиндон! Ведь верно – добрый? Ну, Аманда, ты – просто картинка! Считаю, что ее сиятельство графиня примет тебя с распростертыми объятиями. А вы – как думаете, милорд? – и не ожидая ответа, замолотил дальше: – Конечно, моя Серена близко знакома с большинством из знати, что будет сегодня у вашей бабушки. Вы же знаете, ее дедушка был граф Брейшинг. Хотите стаканчик бордо, Ашиндон? Уверяю вас, первоклассный лафит!

Однако граф отказался под благовидным предлогом, что пора ехать – их ждет старая леди Ашиндон и опаздывать неудобно.

– Больше всего ее раздражает непунктуальность, – закончил он.

Аманда настороженно глянула на отца, но, вопреки ее ожиданиям, физиономия его не налилась кровью и он не принял воинственной позы, а прекратил болтать, призывно хмыкнул Серене, которая тут же оказалась с ним рядом, как только он разинул рот; затем хлопотливо вывел свое семейство в холл, потребовал верхнюю одежду и приказал подать карету, что уже давно дожидалась у крыльца.

Постоянное место жительства вдовствующей графини Ашиндон находилось в небольших апартаментах на площади Гросвенор-сквер.

– Старушка вынуждена экономить, – шепнул Аш невесте, – но говорит, будь она проклята, если согласится жить рядом с обнищавшими аристократами на выселках – в каком-нибудь Найтсбридже или Кенсингтоне.

У входа их встретил дворецкий такого роскошного вида, что Аманда поначалу приняла его за герцога, явившегося с визитом и случайно проходившего по холлу. Ливрейный лакей проводил их по изящной винтовой лестнице в гостиную на втором этаже. Стоявший в дверях гостиной слуга зычно объявил об их приходе, и Аманда вздрогнула от бликов множества моноклей и лорнетов, разом повернувшихся к ней.

– Входите, входите! – прозвучал чистый голос из середины группы присутствующих в гостиной. – Нечего глазеть оттуда!

И Аманда отыскала глазами маленькую фигурку, облаченную во все черное и расположившуюся в огромном кресле. Белые, как снег, волосы были собраны в импозантную прическу, увенчанную тюрбаном с перьями, тонкую шею обвивала почти метровая золотая цепь, усыпанная самоцветами. Ноги, которые явно не достали бы до пола, покоились на специальном пуфике, и веселенькие мягкие туфельки из атласа выглядывали из-под тяжелой бумазейной юбки.