Джастин обещал провести Даниэль на заседание Национального собрания во второй половине дня. Поскольку стрелки часов уже приближались к четырем, граф поспешил в зал королевы. Сделав почтительный реверанс Марии Антуанетте, он хотел было тут же подойти к жене, но королева легким движением руки его задержала:

— Я только сейчас сказала мадам Верини, что очень приятно видеть при нашем дворе новых гостей, лорд. Но вы, к сожалению, не принадлежите к категории придворных льстецов и так редко у нас появляетесь.

И королева шутливо слегка ударила Джастина по руке веером.

— Прошу ваше величество извинить меня за кажущуюся невнимательность. Это далеко не так. Мы с Даниэль глубоко благодарны вам за гостеприимство. Но у моей супруги есть большие проблемы с имением, которые мне приходится решать.

— Какое счастье, что во время нашей «жакерии» она была в Англии! Но бедное дитя, наверное, в полнейшей прострации после того, как потеряла всю свою семью.

— Даниэль было нелегко, — согласился Линтон. — Но я уверен, что ваш сердечный прием значительно поднимет ее настроение.

— Она отнюдь не выглядит удрученной или даже просто грустной, милорд, — кисло сказала мадам Верини. Но по холодному взгляду, брошенному на нее королевой, тут же поняла свой промах. Кровь бросилась в лицо фрейлины, и она поспешно склонилась над вышиванием. Граф же чинно раскланялся перед Марией Антуанеттой и пошел через зал к жене.

Даниэль встретила супруга без обычного энтузиазма и, извинившись перед окружавшими ее молодыми людьми, вышла с ним в коридор.

— Боже мой, Джастин, я вот-вот умру здесь от скуки! Мама всегда говорила, что ничего зануднее двора короля Людовика на свете быть не может. Но я никогда не думала, что все это до такой степени правда! Вы должны дать мне передышку. Иначе я могу не выдержать и наделать каких-нибудь ужасных глупостей.

— Завтра вы переоденетесь в платье бюргерши и совершите обход местных лавок. Возьмите с собой Молли.

— У Молли страшно разболелся живот. Она винит здешнюю еду. Откровенно говоря, с непривычки это вполне вероятно. Но во всяком случае, было бы жестоко завтра тащить ее с собой. Как вы думаете?

— Я думаю, любовь моя, что Молли даже не вспомнит об этом недуге, когда будет услаждать уши детей и внуков рассказами о своих приключениях во Франции.

— Что ж, возможно, вы и правы. Я зайду к ней перед тем, как мы пойдем в Собрание.

Даниэль нашла Молли лежащей на кровати в проходной комнатке между спальнями. Лицо девушки было серым, но главный приступ, видимо, уже миновал. Пока Даниэль обтирала ей лоб мокрым полотенцем, Молли смотрела на свою молодую хозяйку со слабой, но полной глубокой благодарности улыбкой.

— Когда мы вернемся, я приготовлю вам хороший бульон, — пообещала Даниэль.

Правда, она плохо себе представляла, как это сделать в сумрачном общежитии, которое сейчас представлял собой дворец с его тесными клетушками вместо комнат и коридорами, переполненными какими-то странными, безликими тенями. Но Даниэль решила, что с помощью Джастина все же сумеет прилично накормить свою разболевшуюся горничную.

— Завтра, если вы сможете встать, мы постараемся прогуляться. Здешний воздух очень вреден для здоровья, Молли. Я попрошу милорда купить уксусу и духов. Надо разбрызгать их по комнатам. Здесь сразу же станет не так затхло. Как я не догадалась сделать это раньше!

Даниэль прошла в комнату мужа и поделилась с ним своими соображениями по поводу ароматных эссенций. Джастин с сожалением заметил, что мог бы и сам догадаться об этом, и пообещал на ночь сделать элементарную профилактику в своей комнате и в спальне жены.

В зале заседаний парламента они появились во время самого разгара ожесточенных дебатов. Длинное, узкое здание было слишком маленьким и плохо приспособленным для соревнований в ораторском искусстве. Джастин и Даниэль с трудом протиснулись на галерею для публики, рассчитанную человек на триста, но уже набитую сверх меры.

Даниэль пристроилась у барьера и посмотрела в зал. То, что там происходило, повергло ее в полное недоумение. В Лондоне при протекции Питта она успела побывать на заседаниях обеих палат парламента — палаты лордов и палаты общин. Спокойная атмосфера, хорошо управляемая и логично выстроенная процедура дебатов произвели на Даниэль большое впечатление, и не в последнюю очередь своей серьезностью. Здесь же все обстояло совершенно по-другому. Начать с того, что одновременно говорили сразу три депутата. При этом они старались перекричать друг друга. Председатель, избираемый на этот пост всего на две недели, тщетно старался поддержать хотя бы видимость порядка. Возгласы и крики неслись прямо с мест, слов ни одного из ораторов разобрать было решительно невозможно.

— Это какой-то сумасшедший дом, — прошептала Даниэль на ухо Линтону.

— Похоже. Но только не говорите этого вслух. У них не всегда так бывает. Иногда здесь принимают очень стоящие законы.

Даниэль покорно снесла полученный от супруга мягкий выговор и погрузилась в созерцание происходящего, стараясь услышать каждое слово, понять его и сделать собственные выводы. Одновременно до ее ушей долетали реплики сидевших рядом молодых людей. Порой они были достаточно рассудительными, едкими и остроумными. Даниэль подумала и решила сосредоточиться как раз на них. Сбором информации такого рода она давно привыкла заниматься, и это у нее очень неплохо получалось. В конце концов, именно этого и хотел от нее Уильям Питт…

Когда дебаты закончились, Даниэль и Джастин вернулись к себе и долго обменивались впечатлениями. Незаметно подошло время идти на устраиваемый королевским двором ужин. Но прежде Даниэль все-таки сумела приготовить бульон и накормить Молли.

Ужин был неимоверно длинным и не менее утомительным. Еду, скверно приготовленную в оборудованных еще до переезда короля Людовика XVI в Версаль и с тех пор не использовавшихся кухнях, слугам приходилось долго тащить по запутанным коридорам. В результате на стол она попадала уже совсем холодной. Гости ели без аппетита, восполняя несостоявшееся пиршество разговорами, в чем очень повезло Линтону, так как политикой интересовались если не все, то многие. Даниэль же пришлось долго выслушивать злобные сплетни скучающих дам и их сетования на неудобства Тюильрийского дворца. Среди подобных собеседниц мало кого интересовало положение в стране.

Когда уже стали подносить последние блюда, Даниэль почувствовала на себе чей-то взгляд. Она обернулась и увидела смотревшего на нее незнакомого человека с бесцветными глазами. Незнакомец улыбнулся ей и что-то вполголоса сказал своему соседу. Даниэль ответила ему вежливой улыбкой и наклонилась к плечу сидевшей рядом мадам Клаври.

— Кто этот джентльмен в синем бархатном камзоле? — спросила она. — Я никогда его не видела раньше.

— Тот, который сидит через стол лицом к нам? Это граф де Сан-Эстэф. Он редко удостаивает нас своим посещением. И вообще очень серьезный человек. Его жена несколько лет назад умерла при родах. Говорили, что он с ней ужасно обращался, и, глядя на нее, я в это верила. А два года назад его любовница перерезала себе вены и отправилась на тот свет. Был страшный скандал, но никто не решился обвинить в ее смерти Сан-Эстэфа. Вы же понимаете… Но с тех пор он почти не появляется при дворе, а любовниц предпочитает находить в салонах полусвета. Тем более что для них он выгодная партия.

Несмотря на столь убийственную характеристику, Даниэль заинтриговал этот незнакомец. Выглядел он вполне прилично, правда, глаза у него напоминали рыбьи, но он не был виноват, что получил их при рождении. По годам Сан-Эстэф был, пожалуй, ровесником Линтона или на год-два старше, одет — со вкусом, но просто; особенно на фоне здешней раззолоченной и расфуфыренной знати. Из драгоценностей Даниэль заметила лишь кольцо с роскошным сапфиром на указательном пальце. Впрочем, к числу украшений вполне можно было причислить и густые волосы, аккуратно завитые и в меру напудренные.

Все это, вместе взятое, и вдобавок сплетня, рассказанная мадам Клаври, вызывало у Даниэль интерес. Она подумала, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь представил ее Сан-Эстэфу. Однако в этот момент королева поднялась из-за стола. Это означало, что дамам надлежит покинуть зал. Волей-неволей Даниэль пришлось последовать за всеми.