Вайс посетил салон массажа.

Здесь все шло так, будто не было никакой войны. Вымуштрованный персонал, как всегда, отменно любезен и услужлив. Тишина, покой, стерильная чистота кабин и халатов. После процедур профессор пригласил Вайса к себе для «медицинского осмотра».

Штутгоф похудел, осунулся, лицо его выглядело еще боле изможденным и усталым.

Вайс доложил обо всем, что емуц удалось в эти дни узнать.

Профессор молча слушал, делал по временам отметки в крохотном блокноте. Спросил:

— Это все?

— Только самое существенное.

Профессор сказал:

— Гитлеровцы единодушны в своем намерении уничтожить концлагеря и заключенных в них людей, уничтожить, как улику, как свидетелей обвинения. Такова обычная тактика преступников. Кроме того, Гитлер рассчитывает, что это величайшее злодеяние вынудит нацистов, боящихся возмездия, укрыться в подполье и продолжать борьбу. Что касается попыток некоторых властителей рейха сотнями или даже тысячами освобожденных откупиться сейчас за убийство миллионов, то это сплошное мошенничество. Но воспользоваться им надо, чтобы освободить большее число заключенных, чем намечено в списках. Главная наша задача теперь — предотвратить массовое уничтожение людей. И это — указание Центра. Могу сообщить, — он чуть-чуть улыбнулся, — ваши данные о секретных базах террористических подпольных фашистских организаций изучены в Центре, проверены. И, соответственно этим данным, оперативные группы нашей контрразведки брошены в указанные районы. Советской Армии, таким образом, обеспечена безопасность в тыловых районах. — Усмехнулся. — Кстати, массажист Гиммлера получает у меня консультацию по чисто медицинским вопросам. Он доверительно поведал мне, что слышал разговор Шелленберга с Мюзи по телефону. Шелленберг говорил Мюзи, что он лично несколько раз оказывал услуги еврейским семьям, а также вступившим в смешанный брак. Он уверял даже, что числится «неблагонадежным» с точки зрения партийной иерархии и обладает властью только в гоударственном аппарате. Фашисты пытаются отречься от фашизма в надежде уцелеть. Они будут предавать друг друга и готовы отдать все за спасительную фальшивку своей якобы «неблагонадежности» — учтите.

В дверь постучали.

— Прошу, — сказал доктор.

В комнату вошла девушка в форме вспомогательного женского подразделения службы наблюдения воздушной обороны. Статная, миниатюрная, с неприятным, высокомерным выражением кукольнохолодного, надменного лица.

— Это моя Надюша! — сказал доктор по-русски и, кивнув на Вайса, предложил ей: — Знакомься!

Вздернутые плечи девушки как-то сразу опустились, лицо преобразилось, будто мгновенно сменили его на другое — застенчивое, милое и немного растерянное.

— Это вы! — воскликнула она и, краснея, протянула руку Вайсу. — А я вхожу, вижу — фриц. — Сказала, жадно вглядываясь в Вайса: — Вот вы, значит, какой!

Вайс смутился, отвел взгляд.

— Ну, вы там, молодежь, хватит! — почему-то рассердился профессор и потребовал от дочери: — Докладывай.

Девушка села на стул так, чтобы можно было смотреть и на Иоганна и на отца. Заговорила, глядя смеющимися глазами на Вайса, но таким сухим и строгим тоном, что казалось, эти слова произносит другой человек.

— Операция по кодовым обозначением «Вольке» планирует бомбардировку немецкой территории подразделениями германского воздушного флота. Бомбардировщики будут замаскированы под авиацию союзников. База этих подразделений отмечена на карте. Объекты налета пока еще неизвестны. Есть предположение, что это концентрационные лагеря, так как план операции утвержден Гиммлером и Кальтенбруннером.

— Вот видите, — сказал профессор, — Кальтенбруннер препятствует Гиммлеру освободить из концлагеря несколько сот человек, Гиммлер мешает сделать то же самое Кальтенбруннеру, — грызутся, чтобы ни один из них не получил лишнего шанса перед союзниками. И оба при этом единодушно разрабатывали акции массового уничтожения сотен тысяч. — Склонился, потер колено, поморщился. Объявил, строго глядя на Вайса: — Ваша задача — выявить, какие именно лагеря намечены для уничтожения с воздуха. Второе — я не возражаю против того, чтобы включить вас в боевую группу, которая должна будет на месте воспрепятствовать этому. — Встал. — Всё!

Вайс смотрел на девушку и нерешительно улыбался.

— Всё! — повторил профессор.

Девушка попросила:

— Можно, я провожу товарища?

— Вот еще! — рассердился Штутгоф. — Не маленький, сам знает дорогу.

— Ну, папа! — умоляюще воскликнула девушка.

— Я сказал — нет. И вообще — нечего...

— Что нечего? — упрямо переспросила девушка. — А вдруг нам по пути?

— Знаете, — сказал профессор, подталкивая Вайса к двери, — проваливайте! — Оглянулся на дочь. — Произнес жалобно: — Ты же в опергруппе, потерпите — на базе встретитесь...

То ли от ослепительной чистоты голубого дня, то ли от мимолетного ласкового взгляда советской девушки, то ли просто потому, что к нему вдруг пришло необъяснимое чувство радости бытия, но Вайс почувствовал, что его больше не мучает чувство одиночества.

Он ощутил себя частицей огромного мира, созданного человеком для человека, и в этом удивительном, светлом состоянии духа пришел к Генриху.

Генрих был мрачен. Он швырнул Вайсу несколько листков бумаги, на которых было что-то напечатано.

— Прочти! Из личной канцелярии Вилли Шварцкопфа.

Иоганн сел к столу и стал читать.

"Административно-хозяйственное управление СС

Секретно

Рейхсфюреру СС.

Рейхсфюрер! Золотые зубы умерших заключенных по вашему приказу сдаются санитарному управлению. Там это золото используется при изготовлении зубных протезов для наших людей. Оберфюрер СС располагает уже запасом золота свыше 50 килограммов; этого хватит для покрытия предполагаемой потребности в благородных металлах на ближайшие пять лет.

Как по соображениям безопасности, так и в интересах должного использования, я не считаю целесообразным накапливать большое количество золота для этой цели.

Прошу разрешения в дальнейшем весь лом золотых зубов умерших заключенных направлять в рейхсбанк.