Терем ждал свадьбы и томился не меньше жениха.

У крыльца Владимир Ярославич оставил коня и простился.

– Сватовство – дело интимное, не мне нарушать беседу! На свадьбу-то пригласишь, хан?

– Приглашу, – ответил Кончак, пытаясь разобраться в интонации собеседника.

– А я откажусь, – сообщил Владимир. – Зачем тебе еще один враг, хан? Ярослав Осмомысл враг любому, кто протянет руку его сыну и законному наследнику!

Владимир говорил это Кончаку, но хан был готов поклясться, что слова относились больше к Игорю, чем к нему.

На красном крыльце в то самое мгновение, когда галицкий княжич пешим скрылся в переплетении окрестных улочек, появились Владимир Путивльский и княгиня Ефросинья Ярославна. На вышитом рушнике князь Владимир держал ржаной каравай, а Ярославна словно грела в ладонях искусно расписанную деревянную солонку.

Игорь Святославич и хан Кончак отломили по куску хлеба, густо посолили и поднесли своим коням. Уставшие за день жеребцы с благодарностью приняли угощение, и это был добрый знак. Считалось, что чутье зверя способно лучше человеческих чувств различить истинные намерения хозяев.

В доме врага конь есть не будет.

По крайней мере, так говорят.

Оставим на этом сватов. Пускай они без лишних глаз и ушей договариваются о деталях свадебного обряда, а нас ждет иной персонаж – Владимир Ярославич.

Путь его лежал за стены детинца, в раскинувшийся ниже посад, сползший к самому берегу Сейма и маленькой, но неугомонной, нравом в городских жителей, речки Путивльки. Именно там, у столь нужной им воды, стояли кузницы, отмечая свое присутствие чадящими дымными столбами, тянущимися вверх от кургузых труб плавильных печей.

Казалось, что копоть покрывала здесь все: дома, мастерские, склады, покосившийся и давно требующий ремонта частокол на невысоком земляном валу.

Но свежее девичье лицо, выглянувшее в смотровое окошко в ответ на стук в ворота, сразу убеждало, что не все так плохо в кузнечной стороне посада. Где только не уживаются красота и юность!

– Заходи, княжич! – сказала девушка, нисколько не удивившись позднему гостю. Видимо, посещение было оговорено заранее. – Отец сейчас выйдет.

Открывшаяся дверь кузницы отбросила багровый отблеск на потемневшую в вечерних сумерках землю у ворот. Владимир Ярославич переступил порог и оказался лицом к лицу с хозяином дома и мастерской.

Ворота за княжичем закрылись, и железный крюк надежно закрепил их створки.

Кузнец был невысок и кряжист. Окладистая черная борода падала давно не расчесанными кольцами на кожаный фартук, из-под которого виднелась рубаха из грубого полотна. Могучие ноги в широких полосатых штанах прочно упирались в землю, защищенные потертыми башмаками на толстой подошве, необходимой в кузнице, где на полу могли оказаться и куски железа с острыми краями, и выкатившиеся из горна раскаленные угли.

Глаза кузнеца смотрели на Владимира Ярославича настороженно.

– Все же пришел, княжич, – в голосе кузнеца слышалось неодобрение. – Прости, но я по-прежнему сомневаюсь, понимаешь ли ты, о чем просишь.

– Я все понимаю. И не отступлюсь. Ты обещал помочь мне, кузнец Кий!

– Раз обещал, значит, помогу. Но долг мой – еще раз предупредить, что путь, который ты избрал, опасен.

– Я воевал, и смерть не пугает меня.

– Блажен, кто верит, что нет ничего страшнее смерти… Нам в кузницу, ступай вперед, княжич!

Кузнец посторонился, пропуская Владимира, а вот девушку, попытавшуюся проскользнуть следом, остановил вытянутой вперед рукой.

– Женский дух непрочен, – сказал кузнец Кий. – Останься в доме, Любава, не рискуй собой и нами!

– Отец… – просительно протянула девушка.

– Я сказал, – отрезал кузнец и, не оглядываясь больше, пошел следом за княжичем.

Любава покорно вернулась в избу.

Кузница была небольшой и, на удивление Владимира, чистой. По центру ее стояли две наковальни, масляно поблескивавшие в неярком пламени сальных светильников. Одна из наковален была словно расщеплена с краю в форме ласточкина хвоста. Владимир предположил, что это сделано для удобства ковки предметов сложной формы.

К наковальне рукоятью вверх был прислонен большой и явно очень тяжелый молот, статью схожий с кузнецом, отчего, видимо, тот и получил свое прозвище. Кий – это большой молот, а уже затем имя или, может быть, прозвище основателя Киева. На вбитых в деревянные стены изогнутых гвоздях висели клещи и еще какие-то инструменты, незнакомые галицкому княжичу даже с виду.

И только один предмет не вписывался в обстановку кузницы.

На второй наковальне, основанием которой служил дубовый пень в два обхвата, лежала высохшая медвежья голова с оскаленной в предсмертной гримасе мордой. В глазницы для большего правдоподобия были вставлены обкатанные речные голыши, и в полутьме кузницы казалось, что медведь живет, сменив бренное тело на несокрушимую колоду наковальни.

– Еще раз прошу, – сказал кузнец, – подумай, княжич! Общение с иным миром может помочь, а может и утянуть на поля мертвых. Силы, которые ты просишь вызвать, неподвластны мне в полной мере…

– Я недостаточно щедр? – спросил с некоторым раздражением Владимир Ярославич. – Скажи свою цену, я заплачу!

– Нет, твоего золота оказалось вполне достаточно, чтобы я решился на подобное, только…

– Тогда начинай, кузнец, я готов к любому исходу!

Галицкий княжич нервно заходил по земляному полу кузницы. Он пристально вгляделся в лицо по-прежнему колеблющего Кия и произнес:

– Хорошо, кузнец, откроюсь тебе до конца. Говорят, что я неплохой лекарь. Уже в прошлом году, еще до переезда в Путивль, я начал чувствовать странное недомогание, и всех моих знаний не хватило, чтобы определить, что происходит. Здесь, в городе, болезнь усилилась, и я не могу уже совершать дальние поездки или поднимать тяжести. Из меня уходят силы, хотя внешне я и не изменился. Уходят, словно упырь тянет их из меня ежедневно, ежечасно!.. Недавно я гадал на воске, и в чаше с водой увидел змея Велеса. Ты не забыл об этом боге, кузнец?

– Бог один, – осторожно ответил кузнец, – и мы возносим молитвы его ипостасям: Отцу, Сыну и Святому Духу. Но об искушениях бесовских, ложных богах языческих, я наслышан. Меня то и страшит, княжич, что ты хочешь разбудить темные силы, и нет во мне веры, что все закончится благополучно.

– Велес пасет в подземном мире души мертвых, – продолжал Владимир, словно не слыша кузнеца. – И я знаю, что в облике змея он является только тем, кто должен встретиться с ним в ближайший год… Мне уготована близкая смерть, кузнец, а я не хочу умирать!

– Смерть страшна всем, но стоит ли в страхе призывать ее раньше срока?..

– Страшна не смерть. Страшно умереть изгоем, живущим из милости у пасынка сестры. Я должен выпросить отсрочку у Велеса. Он в незапамятные времена тоже боролся за власть и проиграл. Громовержец Перун низверг его во мрак подземного мира, навеки лишив общества себе подобных. Изгой Велес должен понять изгоя Владимира! Должен, ибо другой надежды у меня просто нет…

– Княжич, – кузнец постарался, чтобы его голос звучал убедительно, – я выполню свое обещание и совершу нужный тебе обряд. Однако давай не будем спешить и сразу тревожить могучего повелителя мертвых. Попробуем обойтись малым. Вот, взгляни, в кузне у меня стоят молоты разного веса и размера. Чтобы выковать меч или лемех плуга, я не всегда хватаюсь за огромный кий; чересчур мощный удар способен только испортить всю работу. Возможно, что и тебе поможет иной дух, не такой могущественный и опасный, как тот, которого ты пожелал увидеть.

– Иной дух? – переспросил княжич. – И кто же это?

– Пока не знаю. Но есть способ выяснить это. Не так давно у меня появился новый житель. Не верил я, что такое случается, но за печью в моем доме обосновался самый настоящий домовой. Он хороший, добрый; возможно, и не откажется рассказать, кто может тебе помочь.

– Откуда домовому знать о болезнях?