— Думаю, на этом все, Яков Георгиевич, — сообщил я единственному пожилому человеку в нашей компании, который кривился от хруста костей очередного дикаря, ставшего для Пушка то ли поздним обедом, то ли ранним ужином. И куда в него, спрашивается, лезет только? Этот пушистый обормот проглатывает мертвых зеленокожих как слезшая с диеты модель пирожные, и давно должен был бы напоминать раздувшийся меховой шарик, но нет — обычный собакен. Только несколько крупнее нормы и саблезубый. — У меня есть пятеро зомбированных гоблинов, в поведении которых я более-менее уверен, и даже если поймаем еще одного или двух, контролировать еще и их получится вряд ли. Эти-то потихоньку на себя резерв оттягивают…
— Замечательно, юноша, замечательно, — пожилой пульмонолог злобно оскалился, бросая неприязненные взгляды на усевшихся у стеночки нестройной шеренгой дикарей, для экономии моих сил погруженных в некую дрему. Клиника, в которой работали этот человек и все спасенные медсестры, могла бы сделать честь по своему оснащению крупнейшим госпиталям страны, и рано утром, на момент прихода шёпота была не совсем уж пустой. Ибо олигарх ты там или его любимый секретарь, способный между конкурсами красоты не только кофе подать, но и дебет с кредетом свести в многомиллионном бюджете, а если хочешь получить правильные анализы крови — изволь сдавать её натощак, да и некоторые иные процедуры вроде изучения желудка изнутри, лучше проводить с утра пораньше. И в клинике тоже были относительно слабые и немногочисленные мутанты, которых выживший персонал сумел запереть по кабинетам благодаря автоматическим дверям, управляющимся с поста охраны. Потом кто пошел домой к близким, кто умер от потери крови, кого сожрала карета скорой помощи, превратившаяся в нечто вроде металлического растения-мимика, по счастью не умеющего выдергивать свои стальные корни из бетона…Конец их эпопее положила гоблинская группа захвата, вошедшая в окно и решительно сократившая два десятка выживших до тех шести, которые были наименее опасны и наиболее управляемы. А может просто не такими вкусными казались, ибо сердца убитых зеленокожие съели, причем прямо сырыми.
— В таком случае готовьтесь, мы выдвинемся примерно минут через десять после того как они уйдут… — Я уже собирался было отвернуться от пожилого врача, но неожиданно почувствовал с его сторону сильнейшую вспышку…Страха? Причем страх этот был приправлен стыдом, неловкостью, раздражением и даже некоторой толикой ненависти, причем последние две эмоции совершенно точно были направленными не куда-нибудь, а на меня. — Что? Что случилось и почему вы на меня так уставились⁈
— Юноша…Убирайтесь из мой головы! И больше никогда не смейте читать мои мысли!!! — Сжал сухонькие кулаки старенький пульмонолог и это выглядело бы откровенно смешно…Если бы я не отдал ему печать гвардейца. И пусть она была на грани того, чтобы деградировать еще дальше, но все-таки не сделала этого. И сейчас пожилой доктор, весящий едва ли килограмм пятьдесят, наверняка мог пробить стену ударом кулака, а я стоял от него как раз таки на расстоянии вытянутой руки.
— Меня нет возможности без активного зондирования читать мысли, просто эмоциональный фон непроизвольно чувствую. — Я уже догадался, что происходит, причем без всякой телепатии, но все равно решил озвучить свои подозрения. — Вы не хотите идти добивать гоблинов, так?
— Так! — Выкрикнула вместо пожилого доктора одна из медсестер. Та самая, которая получила от меня деградировавшую версию рунолога, опознававшуюся как бронзовый начертатель магических символов. В руке женщины, облаченной в рваный и перепачканный белый халат, была крепко сжата распахнутая тетрадка, на которой фломастерами были нарисованы какие-то каракули…Какие-то светящиеся и едва заметно подрагивающие каракули, что очевидно представляли из себя готовое к применению заклинание, только находящееся в такой вот необычной форме. — Это не наше дело! Пусть с ними разбирается полиция! Или армия! Или ты…Тебе вообще лучше убраться отсюда!
— В общем — мы не пойдем к кораблю, — поддакнула коллеге другая медсестра, которая действительно чувствовала некоторый стыд. Какую она печать получила? Кажется, там было что-то про рукопашный бой, только достойные боксеров удары дополнялись слабенькими магическими выплесками, перемалывающими хоть материальную броню, хоть энергетику цели… А еще я чувствовал некоторую смесь азарта, неуверенности и предвкушения из-за своей спины. Только вот в стеклянной витрине, где отражалась входная дверь магазина, было отлично видно, что там никого нет. Вернее, там никого не было видно. Но Пушок отлично слышал чье-то ерзание и чувствовал запах женщины-человека, идущий с той стороны. Девушка, ставшая укрытым тенями вором, явно свою маскировку смогла освоить не полностью, спрятавшись исключительно в оптическом диапазоне. — И мы не хотим, чтобы вместе с нами был кто-то, кто может промыть нам мозги так же легко, как ты это сделал с гоблинами!
— Ну и дуры вы полные за компанию со старым козлом, — припечатал я этих ублюдков. — И, кстати, ты, шаболда под маскировкой…Дернешься — спалю мозги. А если вдруг не успею по причине получения ножа в почку, мои гоблины и без команды сумеют доделают начатое.
Резко встрепенувшиеся пленные зеленухи, которых я привел в боевой режим, заставили в эмоциях окружающих меня людей страха заметно прибавиться. Да и шум, создаваемый ими стал громче, ибо большинство детей сразу же поняли, к чему идет дело, и начали паниковать, рыдать, плакать, бояться, а то и пытаться смыться из нашего убежища, враз ставшего совсем не таким безопасным.
— Вот видите! Видите! — Взвыла белугой начертательница магических символов. — Он даже не скрывает, что хочет натравить этих тварей на нас!
— Если бы я чего-то такого хотел, то нафига мне было бы развязывать вас, идиотка? — Не поворачиваясь спиной к предавшим меня соотечественникам, я начал медленно сдвигаться к выходу. — Яков Георгиевич, ну хоть у вас же должно быть мозгов больше, чем у этих куриц в климаксе! Если мы не устраним угрозу гоблинов сегодня, завтра они устранят нас! Тем более первыми все равно пойдут мои марионетки, а вам нужно меня просто подстраховать немножко, стукнуть тех кто попытается зайти во фланг или тыл…
— Нет, нет и нет, даже не просите! — В глазах пожилого пульмонолога, оказавшегося тем еще ссыклом, вылечить которое вряд ли бы сумел и самый лучший в мире уролог, плескалась странная смесь страха, испуга и отвращения. — Я⁈ Драться⁈ С этими тварями⁈ Да вы что⁈
— Тише! — Шикнул я на раскричавшегося во все горло медика, чье поведение угрожало поставить под угрозу наше убежище, где такой толпе народа было, мягко говоря, тесновато. — Если вы не заметили — мир изменился! И надеяться нам тут не на кого, ни полиция, ни армия, ни закон или связи верхах вас теперь от беды не защитят. Спасение утопающих теперь стало делом рук самих утопающих…
— Про руки не надо, — попросил меня до этого молчаливо сидящий в уголке парень, который ни одной печати из имевшихся не принял. Ибо надеялся на ту, которая наделила бы его либо регенерацией, либо телекинезом каким-нибудь, но ничего подобного в запасах не оказалось. — Бить по больному — это низко…
— А отказываться от дополнительных шансов на выживание — глупо! — Вздохнул я, покосившись на мрачного юношу, которому руки отрубили гоблины. Ибо он не давал вязать себя как барана на бойне, и кому-то из них пытался нос расквасить, причем не совсем уж безуспешно. Вот ему бы печать гвардейца точно подошла куда лучше старого трусливого доктора, только вот боец без рук — это либо цирковое представление, либо такая сказочка, которая в творящейся вокруг кровавой бредятине, мягко говоря, неуместна будет. — Ладно, Павлик, оставлю для тебя на тумбочке печать Быстроногого Гонца…Мало ли, вдруг понадобится экстренно смыться, живым и в неполной комплекции быть все-таки лучше, чем дохлым но с большим потенциалом…
— Не понадобится… — начал блеять чего-то пульмонолог, но заткнулся под моим пристальным презрительным взглядом, который без всякой магии ожег его словно пощечина.
