Разум, что превыше слабости физического тела и ненадежных инструментов. Разум, что подобно острейшему лезвию заточен не для мирного труда, но для ведения войны и благодаря подпитке магического дара повелевает эмоциями, мыслями, материей и энергией. Своими мыслями и эмоциями, конечно, управлять проще всего, но чужие намерения и даже воспоминания станут для по-настоящему могущественного воителя, открытой книгой. Книгой, в которой он сразу же найдет ключевые фрагменты, избежав необходимости в допросах. Книгой, которую может заставить резко захлопнуться или разорвать на части. Книгой куда при желании даже можно внести свои дополнения или поправки. Впрочем, по силам псионику управлять не только работой сознания своих союзников или врагов, окружающий мир тоже вполне подвластен ему. Просто физическими объектами или какими-нибудь энергиями манипулировать при помощи разума немного сложнее.

Полный самоконтроль, который сходу позволит мне игнорировать такие мелочи как неприятные запахи, дрожь в коленках, усталость, боль, а также влияние на сознание выпивки и легких психотропных препараторов, работающих без помощи магии. Причем однажды он грозит вырасти до такой степени, что получится управлять работой чуть ли не отдельных клеток своего тела. Возможность силой мысли заставить своих врагов драться друг с другом, выжигать им мозги в прямом и переносном смысле или просто напалмом жечь по площадям, поскольку банальный разгон движения молекул для повышения температуры будет создать совсем не сложно. И боевого опыта по использованию всего это великолепия в совсем немирных целях еще отсыплют вдобавок. Золотая печать от серебряных отличалась словно гоночный мотоцикл от спортивных велосипедов. И потенциал для дальнейшего развития имелся, хотя мне и сложновато уже представить, куда можно стать сильнее-то. Эту силу я принял, особо не раздумывая, ломая пальцами практически неразрушимую для обычных физических воздействий печать с такой легкостью, будто она была не более чем тонкой льдинкой… Ибо меня полностью устраивала та сила, которая влилась из неё в моё тело, разум и душу, мгновенно дополнившая их так идеально, будто дарованные золотой тарелкой способности всегда были моей частью. И ибо гаргульи были все ближе, я уже мог пересчитать зубы в их окровавленных пастях и разглядеть быстро затягивающие плотной коркой раны на их серых телах, оставшиеся после близкого знакомства с оружейным свинцом. Твари были не ожившими каменными изваяниями, а просто монстрами, похожими на движущиеся статуи. Как минимум полуразумными притом. Каждая из надвигающихся на меня особей носила некое подобие сливающейся по цвету с их шкурой набедренной повзяки, что животным обычно не свойственно. А их сознания, которые я теперь воспринимал примерно столь же четко, как одновременно звучащие из небольших переносных динамиков мелодии, источали из себя флюиды ненависти, злобы и безумия.

— Враг! — Рявкнул я прямо в сознание самой резвой твари, внушая ей, что со спины к ней подбирается обидчик. Тот, кто нафаршировал её плоть такими болезненными и такими многочисленными занозами. Тот, кого она хотела убить. Тот, кого надо было убить, пока он не убил тебя! И я не просто внушил сей мыслеобраз этому монстру. Я буквально навязал его существу, принудительно заставил в него поверить! Это было похоже на то, как давишь в руках в меру жесткий фрукт вроде мандарина: сопротивление есть, но твоя сила больше и потому поставленная задача будет достигнута. Только действовал совсем не руками, ощущал нечто вроде «вкуса» деформировавшего сознания твари и на это действие потратилась некая энергия, о наличии которой у себя раньше даже и не подозревал.

Горгулья, что была уже в жалкой полусотне метров от меня, подпрыгнула на месте, разворачиваясь под звук собственного испуганного визга и вцепилась в сородича, на месте которого сейчас видела или лучше сказать воспринимала толстячка с ружьем. Несоответствия вроде наличия крыльев и память о недавнем убийстве данного человека её убогий умишко сейчас не смущали ни капли, воспринимаясь на уровне незначительных деталей. Атакованный монстр такого поведения собрата не понял, особенно когда ему вцепились клыкастой пастью прямо в шею, которую начали старательно грызть и в свою очередь принялся полосовать неожиданного агрессора когтями, растущими у этих тварей передних лапах, дико вырываясь, покуда бестолковку не откусили.Оставшиеся четыре уродца с окровавленными мордами с разных сторон принялись огибать рычащее-шипящий клубок,а мои руки тем временем уже готовили к стрельбе автомат. Я вспомнил все, что видел про подобное оружие в кино. Вспомнил, как подобными игрушками пользовались погибшие лишь несколько минут назад вояки. Вспомнил даже схему старого доброго и неизменного вот уже который десяток лет Калашникова, которая висела в школе в кабинете ОБЖ со времен советских. Причем так подробно вспомнил — хоть сейчас по памяти воспроизводи! И все эти воспоминания странным образом не мешали моим действиям.

Поймав взгляд следующей твари, взгляд полный злобного кровожадного предвкушения и отчетливо приправленный своеобразным тухлым душком безумия, я внушил ей будто на плечи давит некая тяжесть, преодолеть которую можно, но вот прямо едва-едва. И даже обошелся без слова-команды, что странным образом облегчало концентрацию мне и навязывание своей воли избранному для воздействия объекту. Каркнувшая от неожиданности горгулья аж на одно колено припала, силясь одновременно приподнять почти раздавившую её обузу, и скинуть с себя эту дрянь. А я снова почувствовал отток непонятного нечто словно бы откуда-то из центра себя, причем на сей раз утечка этой энергии, кажется являющейся моим магическим резервом всё продолжалась и продолжалась, пусть даже эти крохи, идущие на поддержание работы созданного образа, ощущались совершенно ничтожными по сравнению с первоначальным импульсом…Только вот после совершения сразу двух маленьких чудес, целых трех тварей не убивших, так основательно притормозивших, мой волшебный бензобак оказался опасно близко к тому, чтобы показать дно.

Оставшиеся целыми и невредимыми горгульи видели, что случилось с их собратьями и определенно сообразили, кто в этом виноват, поскольку чуть ли не удвоили усилия, стараясь как можно скорее добежать до меня и задрать своими когтищами. Однако сжатому в руках автомату они внимания, кажется, не уделяли…А может и вообще не понимали, что это такое, несмотря на своё недавнее знакомство с ружьем. Длинная очередь встретила сразу двух тварей, очень удобно для меня двигавшихся чуть ли не плечом к плечу. Их серые шкуры, так похожие на камень, были местами испещрены мелкими кровоточащими ранками, что без сомнения представляли из себя следы от попадания дроби. Мелкой, охотничьей. С такой надо ходить на тех же уток, ну может зайцев или лис…Пули автомата Калашникова с преодолением этой природной брони, в которой бы наверняка увязли клыки волка или там хороший стальной нож, справились на порядок лучше. Разогнанный выше скорости звука свинец впивался в плоть монстров, тормозя их на бегу и разбрызгивая в стороны от места попадания клочья плоти, грубо сорванной со своего законного места. Анатомически твари напоминали людей достаточно, дабы им можно было стрелять в грудь с высокими шансами поразить не сердце, так легкие. И все получилось. Хрипящие от боли и обильно истекающие темной жидкостью чудовища упали практически там, где и настигла их очередь. Одна подохла видимо сразу, едва успев пару лишних шагов сделать сугубо благодаря инерции, а вот вторая преодолела почти десяток шагов, прежде чем шлепнуться мордой вниз, царапая когтями землю и барахтаясь в расширяющейся под ней лужице. Только вот сил встать обратно на ноги ей явно не хватало.

— Не ждали, сучечки? — Злобно процедил я, с ненавистью взирая на последнюю тварь, что могла сейчас драться сугубо благодаря своей медлительности. Вернее, свежим травмам. Пришедшийся прямо в колено выстрел охотничьего ружья не разнес ей сустав к чертям собачьим, но явно повредил, из-за чего монстр старался двигаться осторожно, заметно прихрамывая. Но даже так горгулья почти сумела до меня добежать, нас разделяло всего-то шагов двадцать, когда она осознала свое одиночество, резко притормозила и, встретившись со мной взглядом, даже как-то неуверенно попятилась. Судьба её сородичей, сдохших буквально за одну секунду, явно впечатлили эту тварь. Причем до такой степени, что вырывать мои кишки ей вдруг взяло и перехотелось, причем без всякой ментальной магии. Даже источаемый существом отчетливый флер безумия словно бы подувял, сжатый банальным страхом за свою шкуру. — Переть в атаку стало больше не радостно, когда добыча вдруг сумела дать отпор? Это вам не беззащитных детей терзать, уроды гребанные!