Хромой Тимур вернулся с войском в Балх, Хусаин отсиживался в урочище Шиберту, готовый в случае победы моголов уйти в Индию.

Весть о победе народа в Самарканде и обрадовала, и напугала Тимура. Моголы ушли, но как поведут себя те, кто узнал свою силу и поверил в то, что может многое?

Только через несколько дней, встретившись с Хусаином, Тимур наконец дал ответ Ардаку.

Мауляне-заде Самарканди были посланы в подарок дорогой парчовый халат, меч и копье. На словах велено было передать, что эмиры довольны победой над врагом подвластного им города и разрешают править Самаркандом так, как решит совет, во главе которого обязан стать Мауляне-заде.

И снова, уже в который раз, бросил в душу Ардака зерна сомнения Асыгат.

– Не верь эмирам, – сказал он. – Где ты видел, чтобы два жадных и сильных так легко отказывались от такого богатого города, как Самарканд? Они просто ждут своего часа, чтобы взнуздать скакуна, вырвавшегося на волю. Берегитесь! Наступит время, и они придут под стены города, чтобы набросить на него волосяной аркан и, укротив, вновь вдеть ногу в стремя седла.

Грозные слова говорил Асыгат, но ни Тимур, ни Хусаин не делали ничего такого, что могло бы насторожить и усомниться в их искренности. И Ардак понемногу успокоился. Вернувшись в Самарканд, он передал слова эмиров совету, правившему городом.

С наступлением зимы мир и покой установились в землях Мавераннахра. Тимур с войском ушел к городу Карши, а Хусаин, по давней традиции, откочевал в урочище Салы-Сарай на берег Джейхуна.

Тишина стояла над Мавераннахром… Но все меньше ее оставалось в Самарканде. Казалось бы, народ добился своего и те, кого он поставил над собой, были проверены делами трудных дней. Но, видимо, так уж устроено, что не каждый сохраняет себя, получив в руки власть. Все чаще решения совета становились несправедливыми. Все реже три соправителя думали о нуждах людей, которые возвысили их над собой. Не было согласия и между ними самими. К советам со стороны они оставались глухи.

И вдруг ранней весной новость, страшней и неожиданней первого грома, обрушилась на Самарканд: тумены Хромого Тимура и Хусаина, переправившись через Джейхун, объединились и неторопливо двигаются в сторону города.

Страх перед возможной расплатой за самовольство просветлил разум правителей, забылись распри, и они, посоветовавшись, вновь велели Ардаку ехать к Хромому Тимуру, чтобы выведать, чем вызван поход.

Ардак прибыл в походную ставку эмиров, когда ни Хусаина, ни Хромого Тимура там не было – оба уехали на охоту.

Улема встретил взволнованный Асыгат.

– Я ждал твоего приезда… – сказал он. – Завтра войско двинется вперед и не остановится до самого Самарканда. Так повелел Тимур…

Лицо Ардака побледнело:

– Но зачем он это делает? Город выразил свою покорность. Если он хочет наказать правителей, то для чего такое большое войско?

– Не в правителях дело… – возразил Асыгат. – С ними можно было бы расправиться, подослав убийц… В Самарканде много врагов и у Хусаина, и у Хромого Тимура… Горожане ненавидят их… Победив моголов, они не боятся теперь эмиров. Кто же станет жить спокойно бок о бок с непокорными и своевольными? Как только Тимур вернется, он прикажет задержать тебя здесь, чтобы ты не успел предупредить горожан. Надо бежать… Это единственный выход!..

Не теряя времени, друзья заседлали коней и двинулись в сторону Самар-канда.

Велик был гнев Тимура, когда он узнал о бегстве своего бакаула и о том, что Ардак не дождался его. Эмиру стало ясно, что друзья решили предупредить горожан о предстоящей над ними расправе.

Поднимая облако едкой желтой пыли, по дороге, ведущей на Самарканд, помчались самые верные нукеры на самых быстрых конях. На рассвете, когда минула короткая летняя ночь, нукеры приволокли беглецов в шатер Тимура. Руки их были связаны, на шеи накинуты волосяные петли.

Тяжелым, не обещающим ничего доброго взглядом смотрел из-под насупленных бровей Хромой Тимур на Асыгата и Ардака. Впервые так смотрел он на них.

– Быть может, вы объясните мне, почему бежали из ставки? – спросил он.

– Если бы ты не знал, зачем мы это сделали, разве послал за нами следом погоню? – с вызовом сказал Ардак. – Мы спешили в Самарканд…

Едва заметная улыбка тронула губы Тимура, и трудно было понять, осуждает он беглецов или жалеет их.

– Вы сказали правду… Все это так… Но вы совершили предательство и за это должны быть преданы смерти. Но помня то, что вы сделали в свое время для меня, я готов исполнить любое ваше желание. Только после этого я прикажу отрубить вам головы… Так есть у тебя последнее желание? – Тимур посмотрел на Ардака.

– Только одно…

– Говори же…

– Мы когда-то были друзьями, теперь же мне хочется плюнуть тебе в лицо. Будь же навеки проклят! Я не боюсь смерти.

Лицо Тимура было хмурым и задумчивым, и слова Ардака, казалось, не произвели на него никакого впечатления. Он покачал головой:

– Я не обижаюсь на твои неразумные слова. Тяжело отдавать приказ о казни людей, которые когда-то спасли тебе жизнь. Но что поделаешь, если они встали на твоем пути и не понимают, что волею судьбы я пришел на землю, чтобы стать властелином вселенной.

Ардак смотрел на холодное горбоносое лицо Тимура, на его темные глаза, глубоко упрятанные в провалах глазниц, и впервые с ужасом подумал, что Хромой Тимур не просто болтает, не просто грозится, а все им давно взвешено и решено, и поступает он по велению своего разума и жестокого сердца. Сказать бы об этом людям, предупредить, какие беды их ждут, но теперь этого нельзя сделать. Ардак знал, что из рук Тимура не вырваться.

Тимур перевел свой мрачный взгляд на Асыгата:

– Три года ел я то, что подавал ты мне на стол. Мне бы стоило отблагодарить тебя…

Асыгат скорбно улыбнулся:

– Ты не способен благодарить. Ты можешь только заплатить за сделанное для тебя… Чтобы отблагодарить, надо иметь сердце… Я стар и потому ничего не боюсь… Убей меня, ибо я не хочу стать свидетелем твоих черных дел… Ты обязательно совершишь их, а я буду мучиться от мысли, что спас тебя на горе другим.

– Такой благодарности еще никто у меня не просил. Все три года ты знал, каков я. Неужели то, что я говорю сейчас, показалось тебе неожиданным? Меня сейчас занимает одна мысль – почему ты до сих пор не отравил меня?

– Я знал, что ты бессердечен, – сказал Асыгат. – Но бессердечных людей сейчас много, и я считал, что ты лишь один из них. Что могла бы в таком случае дать миру твоя смерть? Но сейчас, когда ты решил разрушить Самарканд и устроить там резню, я понял, что ошибался. Ты порождение ада, принявшее облик человека. Сейчас я жалею, что не отравил тебя…

Тимур задумчиво покачал головой.

– Выбрав свою дорогу, иди по ней до конца… – тихо, словно самому себе, сказал он. Лицо эмира начало бледнеть. Он посмотрел на нукеров, державших в руках концы веревок от накинутых на шеи беглецов петель. – Задушите их…-спокойно, не повышая голоса, сказал Хромой Тимур.

И пока нукеры исполняли то, что он повелел, эмир стоял неподвижно, чуть наклонив голову, и лицо его, спокойное и величественное, похоже было, высечено из камня.

Тумены Тимура и Хусаина ворвались в Самарканд ночью, когда никто этого не ждал. Люди, заранее посланные в город, указали воинам дома, в которых жили те, кто входил в совет по управлению городом. Их схватили, вывели за город в урочище Канигили и порубили саблями. Тимур сохранил жизнь только Мауляне-заде Самарканди за то, что тот был из знатного рода и в свое время, после победы над моголами, посылал к нему гонца с вопросом о том, как теперь поступать и что делать дальше.

Со времен Чингиз-хана не знали жители Самарканда такой дикой резни, какую учинил Хромой Тимур. Улицы города были залиты кровью, пощады не знал никто – ни старик, ни ребенок.

В скором времени неожиданно и загадочно умер эмир Хусаин. В год собаки (1380) Хромой Тимур стал правителем Мавераннахра.