— Трофейное. В бою добыл, — решил возвеличить свой подвиг Колька.

Он зарядил пистолет, взвел курок, прицелился и…

— Погоди, дай сперва посмотреть. — Серая Харя совершенно не вовремя вцепился в ствол.

От внезапного рывка прицел сбился, палец дернулся, а Майя Семеновна, как раз дорисовав схему, стала поворачиваться к классу.

Резиновая пулька угодила ей прямиком в середину лба.

От несильного, но неожиданного удара учительницу шатнуло назад к доске. В классе воцарилась мертвая тишина.

Не все ученики видели, что случилось, однако все поняли, что произошло нечто ужасное. Колька с Серегой так и застыли, оба вцепившись в злосчастный пистолет.

Майя Семеновна растерянно потерла лоб, потом внимательно посмотрела на руку. Убедившись, что ничего страшного не произошло, она окончательно пришла в себя и обвела класс пристальным взором.

Виновных долго искать не пришлось. Они так и продолжали целиться в нее из пистолета. «Совсем дошли», — пронеслось в голове у Майи Семеновны.

— Смирнов! Харитонов! Как это понимать? — срывающимся голосом осведомилась она.

Ноль внимания. Вернее, оба смотрели на нее, однако от ужаса ничего не видели и не воспринимали. Зато Майя Семеновна продолжала смотреть в угрожающую черноту дула, по — прежнему направленного на нее.

"Сейчас снова выстрелят, — поняла она. — И на сей раз неизвестно, куда попадут. Бежать? Укрыться за столом?"

Такого она себе не могла позволить, иначе уронит свой авторитет навсегда.

И, собравшись с силами, она громогласно рявкнула:

— Смирнов! Харитонов! Сдать оружие! Лежать!

В тишине, сгустившейся до почти физически ощутимой плотности, приказ прозвучал как карающий гром с небес. Оба нарушителя дружно разжали руки. Пистолет упал на парту, к счастью, не выстрелив, а Колька и Серега растянулись на полу между рядами.

В следующий миг учительница подбежала к парте и завладела пистолетом.

— Кто знает, как его разрядить? — обратилась она к классу.

В ответ не поднялась ни одна рука. Восьмой «А» еще не вышел из шока.

— Ладно, потом разберемся. — Майя Семеновна ушла в лаборантскую и заперла пистолет в шкаф.

Затем она возвратилась к доске и, взяв указку, как ни в чем не бывало продолжила объяснение новой темы. Класс осторожно выдохнул.

— Вот это воля! — прошептала Марфа Лизе на ухо.

— Да уж, я бы на ее месте их убила, — откликнулась подруга. — Или сразу к директору отправила,

— А мы? — раздались голоса с пола. — Нам так и лежать?

Майя Семеновна небрежно глянула вниз:

— Можете отжиматься.

Класс грохнул от смеха, а Марфа, не выдержав, громко сказала:

— Лежи, лежи, Смирнов! Рожденный ползать летать не может!

Хохот в классе усилился. Нервное напряжение спало. На сей раз Колька счел за лучшее не обращать внимания на выпад Марфы. Почувствовав, что атмосфера вроде бы разрядилась, он решил покачать права.

— Майя Семеновна, у нас же сейчас не физкультура, чтобы отжиматься. Это не ваш предмет.

— Да я и не настаиваю. Физкультурой займешься на перемене. В кабинете директора, — усмехнулась учительница.

— Влипли, — панически прошептал Серега, глядя на друга сквозь ножки стола.

Но Колька и сам уже все понимал. Хорошо еще, если директор не выяснит, откуда у него взялся этот пистолет. Слухи — то по школе быстро разносятся. Возьмет малявка и настучит на радостях. А виновата во всем Соколова со своими дружками. Ничего, он еще им покажет, на что способен. Они даже не догадываются!

Птичка, кругленькая, с желтой грудкой и необычайно тонкими и длинными ножками, важно вышагивала по широкой, покрытой мелкими белыми цветами лужайке. Светило яркое солнце. Птичка явно блаженствовала под его жаркими лучами и расхаживала взад — вперед, высоко поднимая лапки при каждом шаге. Черчилль до сих пор ни разу таких не видел. А птиц он перевидал за свою жизнь множество. И в Москве, и на даче, куда его Соколовы вывозили летом. Птичка продолжала расхаживать, нахально косясь на Черчилля. Словно понимала, что он следит за ней, однако не улетала.

Дразнит, — понял кот. Тело его напружинилось. Вот сейчас она повернет обратно, приблизится, и он ее сцапает. Замечательная будет добыча, можно сказать, экзотическая.

Прильнув к земле, он изготовился к решающему прыжку. Тело его взмыло в воздух, и Черчилль вдруг ощутил под собой невероятную пустоту. В уши ударил возмущенный гомон птиц — резкий разноголосый хор, заставивший Черчилля первый раз в жизни потерять ориентацию в пространстве. Птичка куда — то исчезла, и когти продрали лишь воздух.

От ужаса Черчилль проснулся. Уфф! Едва не свалился с любимого места на стеллаже! Наглая птица! Зачем только приснилась? Черчилль не выносил сны про неудачную охоту. Нет, конечно, он понимал: сны — это полная чепуха. Однако от таких, как он увидел сейчас, настроение портилось не меньше, чем от неудачной охоты в реальной жизни. И гомон почему — то не умолкал уже наяву. Правда, орали уже не птицы. Это галдели наперебой Данилины гости, которые только что ввалились в квартиру.

У Черчилля встопорщились усы. Нет, он совсем не рассердился, что его разбудили, просто он ощутил в воздухе особые вибрации, которые ни с чем нельзя спутать. Лапы Черчилля зачесались — верный признак, что мышь уже покинула норку! Ребята, похоже, готовятся к настоящей охоте.

И, свесив голову с верхотуры, кот стал внимательно слушать рассказ худого длинного мальчика.

Клим и впрямь, бурно жестикулируя, повторял историю исчезновения Максима. Эксклюзивно для Данилы, чтобы тот поподробнее вошел в курс дела. Тем более что Илья еще до Соколовых не добрался. У него сегодня было на урок больше, чем у восьмиклассников.

Данила сосредоточенно слушал, задумчиво ероша пятерней густую темную шевелюру. Марфа, Лиза и Диана по очереди вносили дополнения в рассказ Ахлябина, и с каждой новой деталью тревога все сильнее и сильнее охватывала его.

— Жуткая история, — дослушав ребят до конца, тихо произнес он.

— Ты считаешь, он сбежал? — спросила Марфа.

— Если учесть, что Максим позавчера с отцом поругался, запросто, — кивнул Данила. — Только вот чем это обернется? — задумчиво сказал он. — Счастье, если он у друзей спрятался. А если скитаться отправился?

— Мне почему — то кажется, что если Максим сбежал, то далеко не ушел, — сказала Крошка Ди.

— Почему? — не понял Клим.

— Логика подсказывает, — спокойно продолжала Диана. — Ему же надо насладиться тем, как родители с ума сходят. Иначе нет смысла пропадать.

— Но если он при этом угодил в лапы каких — нибудь бродяг, очень опасаюсь, что он сейчас наслаждается чем — нибудь совсем другим. А точнее, совсем не наслаждается и дорого теперь бы дал, чтобы домой вернуться, — сказал Данила.

— Ой, — вздохнула Марфа, — мне что — то так за него страшно. И родителей жалко.

— Из родителей мне жалко одну только мать, — безапелляционно заявила Лиза. — А отец за что боролся, на то и напоролся. Будь у меня такой, я бы давно от него сбежала.

Климу пришла в голову идея.

— Ребята, а что, если нам с вами сейчас, когда Илья к нам присоединится, побродить по округе в тех местах, где кучкуются бомжи и бродяги.

— Я пас, — немедленно воспротивилась Лиза. — Какую — нибудь гадость от них еще подцепишь. И побить запросто могут.

— Насильно никто никого не заставляет, — заверил ее Клим. — Сходим мы с Ильей, а вы здесь оставайтесь.

— Я тоже пойду, — решительно проговорила Диана. — У меня даже есть с собой фотография Максима. Специально ее сегодня захватила в школу.

— Вот молодчина! — похвалил ее Данила. — Дай сюда карточку.

Лиза резко помрачнела, глаза ее потемнели от ревности, однако никто не обратил на это внимания.

— Только она маленькая, — принялась рыться в портфеле Диана. — Вернее, нас на ней много. Это групповой снимок, с Ваниного дня рождения. Но лицо Максима видно неплохо. Лучше бы, конечно, увеличить.