И все же он диктовал свою волю преступникам Англии, его слово было законом на многих ипподромах, в «игорных притонах и подозрительных заведениях, давно привлекавших внимание полиции.

Он командовал своими верными сподвижниками, заставлял смиряться соперников, облагал поборами всех мошенников и был гарантирован от неожиданного вмешательства полиции в его дела. Полиция не раз пыталась вмешаться в его начинания, но каждый раз ее попытки не приводили ни к чему и оставались безрезультатными.

Мэри Лу стала идеалом Мо. Это очень отрадно, когда у вора и мошенника появляются какие-нибудь идеалы, остается лишь пожалеть, что идеалом Мо была такая недостойная особа, как Мэри Лу.

С напряженным вниманием прислушивался он к ее словам, рука его нервно поигрывала цепочкой от часов, а глаза были устремлены на узор белоснежной скатерти.

Он любил ее, но все же даже любовь не могла заглушить в нем голоса осторожности.

— Это все очень хорошо, Мэри Лу, — сказал он. — Я готов признать, что могут покончить с Ридером. Но что будет потом? Поднимется шум и гам еще больший, чем если бы Эпсомское Дерби выиграл какой-нибудь фукс! А это очень опасно! Я никогда не интересуюсь «синими», регулярная полиция меня не интересует, но эта старая лисица сидит не в Скотленд-Ярде, а у прокурора, и можно сказать с уверенностью, что будь он на самом деле так глуп, как кажется, то его бы туда не послали. Как раз теперь мне представляется возможность сделать дело, на котором я заработаю больше, чем на каком бы то ни было другом деле. Неужели ты сама не можешь покончить с Ридером, не впутывая меня в эту историю? Ты ведь так ловка, я, право, не знаю, кто бы мог сравняться с тобою.

— Разумеется, если ты боишься Ридера…— презрительно заметила она, и на ее тонких губах заиграла сострадательная улыбка.

— Я? Боюсь?! Не говори глупостей, малютка! Покажи-ка лучше, на что ты способна без моей помощи. А если тебе не удастся справиться с ним, то тогда я примусь за него. Я боюсь его?! Послушай, что я тебе скажу: при желании я могу в два счета покончить с этим старым сычом!

В канцелярии прокурора все были убеждены в том, что Ридер может сам позаботиться о себе. И когда полицейский инспектор Пейн явился сообщить, что он видел Лу в обществе самого опасного преступника Лондона, то прокурор самодовольно улыбнулся и заявил:

— Нет, Ридер не нуждается в помощи и в охране. Если Вам угодно, я сообщу ему о вашем предостережении, но полагаю, все, что вы можете ему сказать, ему известно и без того. Разве Скотленд-Ярд не собирается что-либо предпринять против Мо и его банды? Лицо Пейна вытянулось.

— Нам удалось дважды накрыть его, но каждый раз он представлял столь неопровержимые доказательства своей невиновности, что мы ничего не могли предпринять против него. Наш шеф заявил, что желает лицезреть его лишь при условии, что руки Мо будут в крови, потому что если ему удастся их вымыть, то он снова будет уже вне опасности. Это очень увертливый молодчик.

Прокурор кивнул головой.

— Но Ридер тоже очеиъ ловок, — многозначительно сказал он, — Этот человек опаснее Мамбы. Вы знаете, что такое Мамба? Мамба — это очень красивая черная змея. Ее укус смертелен: человек умирает через две секунды после ее укуса.

Несколько позднее прокурор вызвал к себе в кабинет Ридера.

По обыкновению, Ридер вошел с виноватым и застенчивым видом, вводившим в заблуждение тех, кто не знал его ближе. С закрытыми глазами и не прерывая своего шефа, выслушал он сообщение в Мо и Мари Л у.

— Слушаю, сэр, — сказал он, тяжело вздохнув. — До меня также доходили слухи об этом. Лисский? Ведь это человек, поддерживавший связь со всеми людьми, способными на противозаконные действия. При иных обстоятельствах, скажем во Флоренции, он возглавлял бы политическую партию. Это очень любопытный субъект, и у него очень любопытные друзья.

— Надеюсь, тел удовлетворите свое любопытство без риска для собственной жизни, — предостерегающе заметил прокурор.

Ридер снова тяжко вздохнул и открыл рот, словно собираясь сказать что-то. Наконец он промолвил:

— Скажите… не бросает ли тень на наше ведомство то обстоятельство, что Лисский… все еще разгуливает на свободе?..

Прокурор взглянул на него и затем решительно заявил:

— Посадите его за замок. Ридер задумчиво кивнул головой.

— Я не раз говорил себе, что это было бы наилучшим решением вопроса, — сказал он, и в глазах его засквозила меланхолия. — У мистера Лисского очень обширный круг знакомых с очень странными особенностями. Он водятся с голландцами, русскими, поляками, евреями, впрочем, в числе его приятелей имеется и один араб. Прокурор испытующе посмотрел на него.

— Араб? Уж не думаете ли вы в смарагдах Сулеймана? Дорогой друг, в Лондоне несколько сот арабов, а в Париже вы их найдете несколько тысяч.

— А в Марокко их несколько миллионов, — пробормотал Ридер. — Я упомянул об арабе лишь мимоходом. А что касается моей приятельницы мисстрис Плесси, то будем надеяться на благоприятный исход.

И он удалился.

Прошло около месяц», прежде чем он проявил интерес к этому делу. Он провел немало времени, гуляя около ипподрома, но ни с кем не разговаривал, никого ни о чем не расспрашивал.

Как-то возвратившись домой поздно ночью, он обнаружил у себя на столе узкий, плоский пакет, прибывший, как сообщила ему экономка, с послеобеденной почтой.

Адрес был напечатан на пишущей машинке, а марка носила на себе печать центрального почтамта.

Он развернул пакет, завернутый в коричневую бумагу. Под коричневой оберткой оказался слой серебряной бумаги, — и затем он извлекает из пакета атласную коробку. Он осторожно приподнял крышку — в коробке оказались шоколадные конфеты.

Ридер был большим лакомкой, и шоколад обладал для него почти притягательной силой. Он удивленно вынул одну из шоколадных конфет и с любопытством разглядывал ее.

В это мгновение в комнату вошла экономка и внесла на подносе чай. Мистер Ридер, по обыкновению, взглянул на нее вверх стекол пенсне:

— Вы любите шоколад, иисстрис Керрель? — спросил он ее.

— Да, сэр, — ответите экономка, просияв от столь явно выраженного внимания Ридера.

— И я очень, люблю шоколад, — сказал Ридер. — Но, к сожалению, врач запретил мне есть шоколад, прежде чем он не будет подвергнут исследованию государственной лаборатории. — И с этими словами закрыл коробку и бережно завернул ее в бумагу.

Мисстрис Керрель особой сообразительностью не отличалась, но чтение газет, особенно отдела объявлений, в значительной степени расширило ее кругозор.

— Ах, вы хотите, должно быть, выяснить, не содержит ли он витамины? — спросила она. Ридер покачал головой.

— Нет, нет, вряд ли он содержит витамины. Хоть обычно я питаюсь исключительно витаминами. Благодарю вас, мисстрис Керрель.

Он бережно перевязал коробку и написал на обертке адрес Скотленд-Ярда. К пакету он приложил сопроводительное письмо, вложив в конверт красную этикетку, на которой было напечатано крупными буквами: «Яд».

После этого он занялся своими обычными делами и стал пить чай.

Шоколад он развернул в четверть седьмого, а ровно в половине двенадцатого выключил свет и лег в постель. Засыпая он сказал

— Великий Боже. Мэри Лу Плесси… И война началась.

Все это произошло в среду вечером, а в пятницу утром появление двух господ нарушило туалет Мэри Лу. Явившиеся господа заговорили с нею об отпечатках пальцев, найденных на конфетах, и тому подобных вещах. Полчаса спустя в одной из камер на Хальбороу-стрит стало заключенных больше, и арестованная имела удовольствие выслушать предъявленное ей инспектором обвинение.

На ближайшем судебном заседании ей пришлось выслушать приговор, гласивший, что она «приговаривается к двум годам тюремного заключения за попытку отравить мистера Джона Ридера путем посылки ему отравленных конфет, содержащих, как показал анализ, аконит».

Мо Лисский в течение всего судебного разбирательства не покидал зал суда, и на его худом лице явственно отпечаталась симпатия, которую он питал к молодой женщине.