Ханна рассеянно играла с огоньком свечи, проводя над ним пальцем так быстро, что он не успевал обжечь ее.

– Прошлой ночью со мной произошло нечто странное. Сверхъестественное. Но удивительно прекрасное. Сегодня я весь день хожу под впечатлением этого чуда.

Хел вспомнил о неожиданно ярких и чистых тонах ее ауры.

– Я не могла заснуть. Тогда я встала и вышла погулять в темноте возле вашего дома. Потом я прошла в сад. Воздух был прохладным, а ветра совсем не было. Я села у ручья и стала смотреть, как темная вода в нем серебристо поблескивает. Я сидела и просто смотрела вот так, ни о чем не думая, и вдруг, внезапно я… это было такое чувство, которое я почти что помню, оно приходило ко мне, когда я была еще маленькой. Совершенно неожиданно, в одно мгновение, вся тяжесть, и смятение, и страх словно улетучились. Они растворились в пространстве, и я ощутила необыкновенную легкость. Мне показалось, будто я перенеслась куда-то, где я никогда не была раньше, но это место я тем не менее очень хорошо знаю. Там было солнечно и тихо, и вокруг меня колосились травы, и я чувствовала себя так, словно все понимаю. Почти так, как если бы я была… Не знаю, как это можно выразить… Ой!

Она отдернула руку и пососала обожженный палец.

Хел рассмеялся и покачал головой; Ханна тоже засмеялась.

– Глупо было это делать, – сказала она.

– Конечно. Я думаю, вы хотели сказать, что чувствовали себя почти так, как если бы и вы, и трава, и солнце были одним, нераздельным существом, его неразрывно связанными частями.

Она пристально, удивленно смотрела на него, все еще прижимая палец к губам.

– Как вы догадались?

– С другими тоже происходит нечто подобное. Вы говорите, что помните подобные ощущения, что это случалось с вами в детстве?

– Ну, не то чтобы ясно помню. Нет, вообще не помню. Просто, когда я была там, я не чувствовала, будто все это совсем новое или незнакомое. Словно все это уже происходило со мной когда-то, но на самом деле я не помню, чтобы это и правда со мной бывало. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Думаю, да. В вас, должно быть, открылись атавистические…

– Я знаю, как это было! Ой, простите, я не хотела перебивать вас. Но я на самом деле могу сказать, что это напоминало. Так бывает, когда накуришься “травки” или чего-нибудь такого и блаженствуешь – настроение прекрасное, и кажется, что все замечательно и все идет именно так, как нужно. Это, конечно, не совсем так, потому что невозможно же перенестись в то место под кайфом, но все-таки вам кажется, что вы вот-вот туда попадете. Вы понимаете?

– Нет.

– Вы никогда не курили марихуану или что-нибудь вроде этого?

– Нет. Мне это было не нужно. У меня есть внутренние ресурсы, и они остались нетронутыми.

– Понятно. Ну, в общем, это нечто похожее.

– Я понимаю. Как ваш палец?

– О, прекрасно. Так вот, прошлой ночью, когда это ощущение прошло, я обнаружила, что сижу в вашем саду, отдохнувшая и словно бы очистившаяся. Не было больше ни смятения, ни путаницы. Я поняла, что не имеет никакого смысла пытаться покарать сентябристов. Насилие – это тот путь, который никуда не ведет. Оно бессмысленно. Теперь я, пожалуй, хочу просто вернуться домой. Подумать, разобраться в себе. Затем, может быть… Не знаю. Оглядеться вокруг, посмотреть, что происходит. И что можно с этим сделать, как жить с этим.

Она налила себе еще вина и выпила его залпом, потом дотронулась до руки Хела:

– Я, наверное, доставила вам массу хлопот и неприятностей.

– Мне кажется, у американцев есть для этого свое выражение: “воткнуть иголку в зад”.

– Мне бы хотелось что-нибудь для вас сделать, как-нибудь загладить свою вину.

Хел улыбнулся – интересно было наблюдать, как она косвенно, окольными путями продвигается к своей цели.

Ханна налила себе еще вина.

– Как вы думаете, Хана ничего не имеет против того, что вы здесь?

– С какой стати?

– Ну, я имею в виду… вам не приходило в голову, что ей может быть неприятно, если мы проведем эту ночь вместе?

– Какой смысл вы вкладываете в эти слова?

– Какой? Ну… Что мы будем спать вместе.

– Спать вместе?

– В одном и том же месте, я хотела сказать. Вы же понимаете.

Он смотрел на нее, не произнося ни слова. Испытанное ею ощущение транса, мистического перенесения, даже если оно и было вызвано нервным перенапряжением и отчаянием, а не душевным равновесием и миром, придавало ей значительность и ценность в его глазах. Но в его новом отношении к ней проглядывал и оттенок зависти; ведь эта дешевенькая пустышка смогла достичь того состояния, путь к которому он потерял уже много лет тому назад и, возможно, навсегда. Николай понимал, что это мелкое, ребячливое и недостойное чувство, но ничего не мог с собой поделать.

Ханна нахмурилась, глядя на огонек свечи и пытаясь разобраться в своих переживаниях.

– Я должна вам кое-что сказать.

– Вот как?

– Я хочу быть с вами совершенно откровенной.

– О, не утруждайте себя.

– Нет, я буду говорить искренне. Еще до того, как я увидела вас, я часто думала о вас… мечтала, грезила. Все эти истории, которые мой дядя так часто о вас рассказывал… Я в самом деле очень удивилась, когда увидела, как вы молоды… То есть, как молодо вы выглядите. И теперь, когда я анализирую свои чувства, я думаю, что в них есть что-то от восхищения дочери, когда она смотрит на своего сильного и доброго отца. И вот вы здесь, передо мной, величайшая легенда во плоти. Я была испугана, я запуталась, и вы защитили меня. По-моему, можно ясно увидеть все те психологические побуждения, которые толкают меня к вам, как по-вашему?

– А вам не приходила в голову такая возможность, что вы – просто молодая, не обремененная комплексами женщина, испытывающая вполне здоровое и несложное желание достигнуть оргазма? Или, с вашей точки зрения, этой мысли не хватает психологической тонкости?

Она взглянула на него и кивнула.

– Вы отлично умеете развенчать человека в его собственных глазах. Вы срываете с него все покровы, оставляя голым и беззащитным.

– Вы правы. Может быть, это было не слишком вежливо с моей стороны. Прощу прощения. Вот что я думаю о том, что сейчас происходит с вами. Вы чувствуете себя одинокой, всеми покинутой, вам тоскливо, и вы не знаете, как выйти из этого положения. Вам хочется, чтобы кто-нибудь пожалел вас, приласкал, утешил. Вы не знаете, как попросить об этом, потому что воспитаны в западных правилах и традициях; поэтому вы начинаете торговаться, предлагая свое тело в обмен на утешение и ласку. Этот торг вполне обычен для женщины Запада, В конце концов, ей ведь приходится иметь дело с западным мужчиной, чье понятие о социальном обмене довольно-таки ограничено, и поэтому ему требуется задаток в форме секса, так как только такой вид сделки может его удовлетворить. Мисс Стерн, вы можете, если хотите, спать сегодня ночью со мной. Я поддержу вас и успокою, если вы в этом нуждаетесь.

Глаза ее увлажнились от благодарности и слишком большого количества выпитого вина.

– Да, с удовольствием.

Однако животное, таящееся внутри каждого человека, редко удается укротить хорошими намерениями. Когда, откликаясь на ласки Ханны, Николай ощутил исходящие от нее яркие и светлые пульсирующие волны, свойственные сексуальному возбуждению, ответ его не был продиктован одним лишь желанием защитить девушку от одиночества и страха.

Вся она была необыкновенно чуткой и чувствительной – живой комок нервов, отзывающийся на каждое прикосновение. Она была еще очень юной, а потому ему стоило некоторых усилий увлажнить ее лоно, сделать его скользким и гладким, но, несмотря на это маленькое, чисто техническое неудобство, ему без особого труда удалось довести ее до оргазма.

Глаза ее опять закатились, она умоляюще простонала:

– Нет… пожалуйста… Я не могу больше! Я умру, если это повторится еще раз!

Но она уже не могла сдерживаться; судороги, все убыстряясь и усиливаясь, сотрясли ее тело; она задыхалась и билась в четвертом оргазме, а Хел все длил и длил его до тех пор, пока ее ногти не впились в ворс пледа, яростно разрывая его.