Но она так и не смогла наделить его терпением, он не последовал ее примеру жить сегодняшним днем, ждать, пока вырастут ветви и созреют плоды. Линли хотел ее, хотел ее сегодня, сейчас, в эту ночь, хотел слиться с нею и душой и телом, познать полное, неразрывное слияние. Линли томился по ней, и два месяца разлуки не притупили остроту его желания.

«Растрата духа на постыдные мечты»… Но нет, вовсе не это он испытывает к Хелен. Что угодно, только не похоть.

Собрав свою корреспонденцию, Линли перешел к столу розового дерева, где стояли бутылки со спиртным, налил себе виски и начал перебирать конверты, разыскивая, как разыскивал он каждый день в эти два месяца, одну-единственную весточку, отмеченную греческой маркой. Открытки от Хелен не было. Счета, рекламные листки, приглашение в театр, письмо от поверенного, письмо от матери, банковское уведомление.

Вернувшись к столу, Линли вскрыл письмо от матери и просмотрел забавно изложенные сообщения о ее повседневной жизни, за которыми скрывалось желание как-то рассеять его одиночество. Две кобылы вот-вот ожеребятся, три теленка родились раньше срока, но ветеринар хорошо вел их, и все обошлось, Пендайки роют новый колодец, его брат Питер поправляется после гриппа, тетя Августа провела у них три дня – три невыносимых дня. А ты, милый Томми? С января мы тебя и не видали. Приехал бы на выходные. Привози друзейю

Кто-то шел по коридору к библиотеке, увлеченно напевая одну из наиболее популярных арий из «Отверженных». Это Дентон. Его камердинер не в меру увлекся лондонскими театрами. Дверь распахнулась, бесшумно скользнув по толстому ковру. Мурлыканье сделалось громче, надвигалась кульминация. Но тут пение резко оборвалось: войдя в библиотеку, Дентон натолкнулся на своего хозяина.

– Прошу прощения, – смущенно улыбнулся он. – Не знал, что вы уже дома.

– Вы не собираетесь бросить меня и поступить на сцену, а, Дентон?

Молодой человек рассмеялся и стряхнул незримую пылинку с рукава.

– Ни в коем случае. Вы ужинали?

– Нет еще.

Дентон укоризненно покачал головой:

– Время без четверти десять, милорд, а вы еще не отужинали?

– Было много дел. Завертелся.

Дентон смотрел недоверчиво. Его взгляд скользнул к письмам. Поскольку почту в библиотеку доставлял он, ему было хорошо известно, какие послания поступили сегодня, а какие нет. Однако он воздержался от комментариев, ограничившись вопросом, желает ли его хозяин суп, омлет или свежий салат с ветчиной.

– Омлет будет в самый раз, Дентон. Спасибо, – ответил Линли. Он не чувствовал голода, но понимал, что обязан съесть тарелку поджаренных яиц, чтобы соблюсти приличия.

Дентон остался доволен. Он уже двинулся к выходу, но тут припомнил, зачем приходил, и вынул из кармана сложенный листок.

– Думал оставить это на вашем столе. Вам звонили из Ярда сегодня сразу после девяти.

– Что передали?

– Дежурный записал сообщение, но решил, что лучше сразу позвонить вам, не откладывая до утра. Вас разыскивал привратник из Бредгар Чэмберс, его зовут Фрэнк Ортен. На помойке в кампусе он нашел школьную форму– блейзер, брюки, рубашку, галстук, даже ботинки – всю форму целиком. Он спрашивал, не приедете вы взглянуть на эти вещи. Говорит, он уверен, что они принадлежат погибшему мальчику.

Фрэнк Ортен жил в неуклюжем домишке у самого въезда на территорию школы. Широкий эркер, затененный платаном, выходил на подъездную дорожку. Одна створка окна была открыта навстречу утреннему ветерку. Из-за окна доносился неутомимый детский плач. Именно этот звук услышали Хейверс и Линли, как только вышли из машины и приблизились ко входу в дом привратника.

Ортен словно дожидался их, он распахнул дверь прежде, чем они успели надавить кнопку звонка. Привратник уже оделся в свой служебный костюм, напоминавший военную форму, но цветов Бредгар Чэмберс. Он держался по-военному прямо; быстро ощупал взглядом детективов, точно пытаясь определить их профессиональную пригодность.

– Инспектор. Сержант. – Он коротко кивнул им, видимо признав годными, и тем же движением головы пригласил их пройти налево, в неприбранную гостиную. – Заходите.

Не дожидаясь ответа, Ортен пошел впереди них и остановился возле большого каменного очага, над которым висело потемневшее с годами зеркало в позолоченной раме. В зеркале отражалась спина Ортена, а также медные канделябры, красовавшиеся в другом конце комнаты и бросавшие на стену две вытянутые полосы света, отнюдь не помогавшие рассеять мрак, царивший в этой комнате с единственным узким, словно в каземате, окном, выходившим на север.

– У нас тут нынче утром тарарам. – Ортен ткнул пальцем направо, в сторону полузакрытой комнаты, откуда все еще доносился детский плач. —Дети моей дочери приехали погостить. – Послышался женский голос, пытающийся утихомирить разразившуюся бурю, но всхлипывания уже перешли в истерический визг, и к нему присоединились столь же громкие вопли другого чем-то рассерженного и изливавшего свои обвинения ребенка.

– Я сейчас, – извинился Ортен и, покинув гостей, поспешил разобраться в обстановке. – Элейн, ты бы нашла его…– Он прикрыл за собой дверь.

– Семейные радости, – прокомментировала Хейверс и, пройдя через всю комнату, присмотрелась внимательнее к трем неправдоподобно пышным растениям в резном деревянном ящике под окном, пощупала лист. – Пластмасса, – возвестила она, вытирая платком испачканные в пыли пальцы.

– Хмм. – Линли тоже осматривал комнату. Меблировка сводилась к громоздкому дивану и двум креслам, обитым тусклой серо-коричневой материей, имелось также несколько столов с лампами, отбрасывавшими косую тень, стены украшали реликвии военного характера: над диваном висели карты и приказ о награждении. Рамки покрылись пылью, с одной из них свисала паутина. На полу валялись детские игрушки вперемешку с экземплярами «Cantry life». Страницы журнала были измяты и покрыты пятнами– похоже, их использовали вместо скатерти. Эта комната убедительно свидетельствовала об одиночестве Фрэнка Ортена.

Тем не менее, когда Ортен возвратился в гостиную, ему сопутствовала женщина средних лет. Привратник представил ее детективам как мисс Элейн Роли (он особенно подчеркнул слово «мисс»), добавив при этом, что мисс Роли– экономка в «Эребе», как будто это обстоятельство исчерпывающе объясняло ее присутствие в доме в столь ранний утренний час.

– Фрэнк не может сам справиться с внучатами, – вставила Элейн Роли, проводя рукой по своему платью, словно разглаживая невидимые складки. – Так я пойду, Фрэнк? Похоже, они угомонились. Попозже можешь отправить их в «Эреб», если надумаешь.

– Посиди! – Похоже, Фрэнк умел отдавать односложные распоряжения и привык, что они исполняются без возражений.

Элейн Роли охотно повиновалась. Она устроилась возле окна, по-видимому нисколько не беспокоясь о том, как невыгодно оттеняет ее лицо утренний молочно-белый свет. Она была похожа на квакершу: персонажи с такой же суровой и невыразительной внешностью порой встречаются на страницах романов Шарлотты Бронте. Простое серое платье с широким кружевным воротником, практичные черные туфли на каучуковой подошве. Единственное украшение – маленькие серьги-гвоздики; каштановые, начавшие седеть волосы убраны назад и заколоты на затылке тоже по моде прошлого века. Однако носик у нее был изящный, задорный, и улыбка, которой она одарила Линли и Хейверс, казалась искренне гостеприимной.

– Вы успели выпить утром кофе? – спросила она, готовая вскочить со своего места. – Фрэнк, давай я…

– Не нужно, – остановил ее Фрэнк.

Он подергал лацкан своей служебной куртки. Линли обратил внимание, что галун в этом месте уже потерся, очевидно, Ортен частенько в рассеянности его теребил.

– Вчера вечером мне сообщили, что вы нашли какую-то одежду, – заговорил Линли. – Она здесь, в вашем доме?

Ортен не был готов к столь решительному вступлению.

– Семнадцать лет, инспектор…– Судя по его тону, он намеревался произнести целую речь.