Я переложила на стихи известный и уже довольно бородатый анекдот, так что придраться было не к чему. Но все наверняка поняли нас правильно, а в первую очередь сама Римма. Рифма в этом стихе даже не хромала, а просто ехала в инвалидной коляске, но я не стала на этом заморачиваться.
Так же искрометно мы пошутили про остальные школьные предметы и ушли со сцены под бурные аплодисменты.
– Молодцы, девочки, – радовалась Юля.
А Светлана Юрьевна поджала губы, словно не видела нашего номера на десятке репетиций!
Остаток концерта мы провели за кулисами, потихоньку обсмеивая номера. Напоследок Римма произнесла речь в своем любимом пафосно-прочувствованном стиле, и публика начала расходиться.
Девчонки обсуждали с Юлей наше триумфальное выступление, а я торопливо попрощалась и, даже не переодевшись, побежала вниз. Сама не знаю почему – как будто что-то толкало меня в спину.
В вестибюле на первом этаже было пусто. Только кто-то в одиночестве драил пол.
Что-то я с этим концертом давно график забросила и совсем перестала следить, кто там что поделывает. Но, видимо, однокласснички и без посторонней помощи разобрались, кто за кем дежурит, иначе Римма давно бы подняла панику и призвала Дормидонтовну, а через нее и меня к порядку. Но кто же у нас тут трудится в поте лица? Я подошла поближе…
– Привет! – беззаботно бросила я, остановившись на еще не мытом участке. – Подрабатываешь?
Ромка хмуро взглянул на меня, не отрываясь от швабры, и буркнул:
– Отойди, не мешай.
– А ты что, один? – не обратила внимания я.
– А ты с кем меня поставила? – язвительно поинтересовался он.
– Не помню, – пожала плечами я.
Я и правда не помнила. Даже самого факта вписывания Орещенко в график. Поговорили тогда, и все…
– Ты поменялся, что ли, с кем-то?
– Да, – иронично кивнул он. – С Ленкой Папиной. И Димоном Клюшкиным.
– С обоими сразу? – не поверила я.
– Ага.
Повисло молчание. Надо было идти, но я продолжала стоять, опомнилась, только когда рядом с моими туфлями по касательной просвистела мокрая грязная тряпка.
– Ты что? – возмущенно отскочила я.
– Сказано – не мешай.
– Значит, я тебе мешаю, да? – начала было я, но тут меня посетила неожиданная мысль: – А ты что, на концерте не был?
– Чего я там забыл?
– Ну… там я выступала…
– А то я так тебя не видел!
Разговор опять зашел в тупик.
– Давай помогу, – неожиданно предложила я.
От удивления он даже выпрямился:
– Спасибо, не стоит.
– Схожу за шваброй.
– Что это ты так стараешься? – ехидно поинтересовался он. – Перед Риммой вину заглаживаешь?
– А откуда ты знаешь, что я ее чем-то обидела? – прищурилась я.
Ромка не ответил. Я быстренько сбегала в информатику, вооружилась поломойными принадлежностями и присоединилась к нему. Мы в полном молчании домыли коридор. Пока я относила швабры, Ромка вылил воду и отжал тряпки.
– Это не ты глумился над кабинетом историка, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала я, когда мы вышли из школы.
– Не я, – согласился Ромка.
– А Смирнов?.. – я не договорила, но он понял.
– Он тогда подошел сказать, что был не прав. Извиниться, типа.
– Перед тобой? – изумилась я. – А передо мной он не хотел извиниться?
– Ну я не знаю, постеснялся, наверное, – пожал плечами он. – А скорее побоялся, что ты его пошлешь.
– Правильно побоялся, – кивнула я.
Мы опять замолчали.
– Насть, – неуверенно начал он. – Давно хотел тебе сказать…
– Не надо, – отчего-то испугалась я.
– Ну не надо, так не надо, – легко согласился он.
И мы пошли дальше.
Светлана Лубенец
Записка с сюрпризом
Ранее повесть «Записка с сюрпризом» выходила
под названием «Любовь в противогазе»
Девочек седьмого «Д» класса учителя называли «Птичьим базаром», потому что их фамилии в большинстве своем были птичьими: Орлова, Воробьянинова, Журавлева, Дятлова, Голубева и даже самая настоящая Иволга. Пенкину с Малининой также с полным правом стоит причислить к Птичьему базару, потому что и пеночка, и малиновка – птицы не хуже других. У мальчиков фамилии были ничем не примечательные, если не считать Толика Летягу, которого можно хоть как-то поставить на одну доску с птицами. Всем известно: помимо простых белок бывают и белки-летяги, исходя из чего Толик был причислен к летучему племени класса. Еще у одного мальчика седьмого «Д», Сереги, была фамилия Раскоряда, которого, естественно, все звали Раскорякой. Понятно, что к Птичьему базару эта фамилия не имеет никакого отношения, но, согласитесь, странно было бы ее не упомянуть, раз уж мы заговорили о фамилиях.
Как раз сегодня, а именно в понедельник второй недели сентября, седьмой «Д» собрался на классный час для того, чтобы выбрать себе командира.
– Я предлагаю на эту ответственную должность Тасю Журавлеву, – сказала классная руководительница Наталья Ивановна. – Она хорошо учится, дисциплинированна и инициативна. Все учителя характеризуют ее положительно. Социальный педагог школы тоже настаивает на ее кандидатуре, потому что в прошлом году Тася хорошо себя проявила в школьном активе.
Седьмой «Д» встретил предложение классного руководителя напряженным молчанием. Даже Птичий базар не издал ни единого писка, квохтанья или клекота. Тася Журавлева действительно была очень инициативна, чем замучила своих одноклассников до зубовного скрежета. Как член школьного актива она проводила бесконечные проверки: то заполнения дневников, то ведения тетрадей, то состояния учебников. Особенно она любила классные часы, где оглашала итоги своей бурной деятельности и клеймила позором провинившихся, которых выявлялось всегда гораздо больше, чем отличившихся. С особым чувством удовлетворения Тася зачитывала фамилии одноклассников, которые будут вызваны на школьный актив для дальнейшей проработки и выволочки. На активе она сидела с сознанием до конца выполненного долга, с поджатыми губами и презрением во взоре.
– А чего это все Журавлева да Журавлева? – нарушил молчание Толик Летяга. – Не пора ли ей на заслуженный отдых? На пенсию!
Это заявление Летяги вызвало целый шквал поддерживающих возгласов:
– Вот именно!
– Надоела уже эта Журавлева! Строит из себя!
– Другие тоже хотят!
– Есть не хуже Таськи!
– Долой Журавлиху!
Тася поджала губы, как на заседании школьного актива, и молча смотрела в одну точку над головой сидящего впереди Летяги, который при такой мощной поддержке класса почувствовал себя хозяином положения.
– Точно! Долой Таську! – крикнул он и даже замахал над головой спортивной курткой, которую только что снял, поскольку вспотел от напряжения, решая такой важный вопрос.
Тут же несколько мальчишек вскочили со своих мест и тоже замахали над головами чем придется: тетрадями, контурными картами и даже собственными сумками. Раскоряка выскочил к доске, схватил тряпку и стал крутить ее мокрый жгут над собой, как пропеллер.
– Хватит! – классная руководительница прекратила бурные проявления воли одноклассников, грозившие вылиться в митинг протеста с флагами и транспарантами. – Вот ты, Летяга, кого предлагаешь?
– Я-то?.. – замялся Толик.
– Ты-то! – суровым голосом пригвоздила его к месту Наталья Ивановна. – Нельзя просто отвергать. Следует всегда выдвигать встречное конструктивное предложение. Есть у тебя конструктивное предложение?
– У меня-то?.. – совсем растерялся Толик. – Конструктивное… Это как?
– Это из которого можно, как из конструктора, собрать нового командира вместо Таськи! – выкрикнул Раскоряка, и все рассмеялись.
– У меня есть предложение! – неожиданно подал реплику Женя Рудаков, мальчик с умным лицом закоренелого отличника и фигурой будущего борца армрестлинга. На самом деле Рудаков был весьма средней успеваемости, а красивая фигура досталась ему по наследству от отца без всякого физического напряга. В дополнение к фигуре Женя имел такие бездонные серые глаза и так красиво стриг волосы ежиком, что весь Птичий базар, исключая, конечно, Тасю Журавлеву, готов был тут же согласиться с любым его предложением. – Давайте проведем выборы!