— Странный ты сегодня. Обычно улыбаешься, подбородок на уровне горизонта держишь, а сейчас чуть ли не носом стойку протираешь. Предложить чего-то хочешь? Погоди, не отвечай, сам угадаю. Хочешь спросить, где Алиса, верно? Зря стараешься, не отвечу.

Толкунов приложился к стакану и выдохнул:

— Не всё так просто, клетчатый. Не поверишь, но где находится Алиса, мне совсем не интересно. Искать её, а тем более гоняться — это как пиранью голыми руками ловить, занятие бестолковое и кровавое. Когда придёт время, она сама объявится. Так что ответы твои мне без надобности.

Меня такое признание обескуражило.

— Нахрена тогда за мной бегали? Столько народу потеряли. Грохнули бы сразу и вернулись к себе чай пить. Ну или виски как в твоём случае.

— Я же говорю, всё не так просто, — он помолчал, посмотрел в стакан и отодвинул. — Пройдёт время, и Алиса даст о себе знать. Завтра, послезавтра, через неделю — не важно. У неё есть то, что нужно нам, а у нас — что нужно ей.

— Ты сейчас обо мне?

— Не льсти себе, Дон. Ты разменная карта, и всегда был ею. Ты по скудоумию решил, что между вами чувства, любовь какая-то там, а в реальности Алиса просто тебя использовала. Она всё время кого-то использует. Внушает очередному простачку, что он самый лучший и прочее, и вертит им по своему усмотрению. У меня пальцев на руках не хватит сосчитать всех её любовников. Большинство из них закончили жизнь в яме, и только немногим посчастливилось погибнуть во славу Алискиных идей где-нибудь на Территориях. Ты ей понадобился, чтобы пробить дорогу на Землю. Пробил, молодец, больше не интересен. Теперь она найдёт другого дурачка и продолжит воплощать свои замыслы в жизнь.

Я едва сдержался, чтобы не удавить его. Сжал пальцы в кулаки, напрягся. Это не так, нет! Для Алисы я единственный! Не она — я её бросил…

Охрана сзади тоже напряглась, щёлкнул предохранитель на автомате, бармен присел. Но Толкунов махнул рукой, и охрана успокоилась.

— Тебе обидно, Дон, понимаю. А ты понимаешь, что я не лгу. Алиса наверняка говорила, что Контора есть исчадье ада, а Тавроди сатана в образе злого гения, мечтающего превратить Землю во второй Загон, и его обязательно надо остановить. Но включи же наконец логику. Господин Тавроди бывает здесь по нескольку раз в год, и если бы хотел сотворить из этого места Загон, то давно бы сотворил. Достаточно горсти пыльцы, чтобы заразить крапивницей половину мира.

Губы пересохли, я потянулся к воде. Половина мира… У Алисы есть эта горсть, я видел коробочку. Но это для другой цели. Так наказывают виновных. Гидравлик почувствовал это на себе. Ему хватило щепотки. Остальное… Кому остальное?

Бармен наконец-то подал кофе, но я к нему даже не притронулся. Отодвинул чашку и замотал головой.

— Она не сделает этого.

Толкунов усмехнулся:

— Сделает, будь уверен. Представь только: Земля, покрытая полями крапивницы. И твари — миллиарды! Бесконечные толпы тварей, охотящиеся за немногими уцелевшими людьми. Сохранятся лишь небольшие анклавы на севере, да и то со временем появится вид, не боящийся холода. И что тогда?

Он приложился к стакану. Мне тоже захотелось чего-нибудь более крепкого, нежели кофе. Окинул взглядом барную полку. Обилие серебра и золота на этикетках говорило о цене и качестве, но выбрал я пиво. Тёмного.

— Плесни в кружечку, дорогой, — кивнул я бармену. — Раки есть? Нет? Тогда креветок.

Сделал несколько глотков и спросил:

— Хочешь, чтобы я убил Алису?

Толкунов замотал головой:

— Убил? Нет. Упаси Господь. Убить Алису, всё равно что сжечь на потеху толпе триллион долларов. Пользы никакой, один пепел. Нужно всего лишь нейтрализовать её.

Ветер в динамиках перестал плакать и под вой койота зазвучала более оживлённая и тревожащая «The Good, the Bad and the Ugly»[1]. Бармен плеснул Толкунову очередную порцию виски, со стуком поставил бутылку на стойку.

— Триллион, говоришь, — я вытер губы. — Хорошая сумма. И сколько мне достанется от этого триллиона, если соглашусь?

Толкунов прищурился.

— Не забывай, там ещё один триллион глазками хлопает. Если согласишься, мы позволим тебе находится рядом с дочерью.

— А если не соглашусь?

— Мы всё равно решим вопрос с Алисой, только при этом людей поляжет немеряно, а жизнь — ты должен помнить — ценность непререкаемая. Каждая смерть несёт в себе убыток, и этот убыток будет на твоей совести.

Таких убытков на моей совести уже целый морг, нашёл чем пристыдить. Сам-то руки успел отмыть от крови?

— Вы на шоу этих жизней кладёте без счёту.

— Ошибаешься, на шоу каждая жизнь посчитана и соизмерена, и приносит пользу. Но это не означает, что Контора откажется от лишних жертв. Не откажется. Мы найдём, как покрыть ущерб, а вот ты останешься ни с чем.

Что ж, достойный аргумент, спорить с конторщиками, всё равно что посылать эхо — только связки надрывать. А согласившись, я верну Киру. Что будет дальше, посмотрим.

— Чёрт с вами, согласен. Что делать?

— Что делать… — Толкунов вздохнул. — Я бы всё-таки убил, пока есть возможность. Без обид, Дон, но я бы и дочь твою, пока она в полную силу не вошла. Видел я, что она в Конторе натворила. Восемь человек! В голове не укладывается… Но господин Тавроди слышать об этом не хочет. Он скорее позволит уничтожить мир, чем Алису. Он её маленькую на коленях держал и всем проказам потворствовал. Хотя какие там проказы — преступления. Сейчас она ещё немного поуспокоилась, а раньше вообще неуправляемая была. Резню в Анклаве думаешь наёмники устроили? Как бы не так! На них просто списали, а в реальности Алиса своё мастерство оттачивала, целое общежитие кровью залила. Да и до этого много чего было, только замалчивали. Её из Золотой зоны кое-как выперли. Сына моего привязала голым к гидроциклу и час по озеру таскала, за то, что он её дурой назвал.

Я машинально начал вспоминать, не называл ли когда-нибудь Алису дурой? Мало ли в сердцах мог ляпнуть. Но вроде ничего подобного не говорил, слава богу. А то, что она тот ещё Джек Потрошитель, я и без рассказов Толкунова знал. Женщина в гневе очень опасное создание.

— У нас с Прихожей договор был, координировались, чтоб её в узде держать, — продолжил конторщик. — Мёрзлый с Гуком мешали. Между собой они не ладили, там что-то личное, я не выяснял, но прихожан ненавидели в равной степени. Гук не хотел, чтоб они над Загоном верх взяли, а Мёрзлый боялся потерять контроль над дочерью. А у господина Тавроди свои планы. Только ведь Алису чужими планами не заинтересуешь, ей собственных тараканов девать некуда. Знаешь, Дон, если б она реально в тебя влюбилась, сколько бы мы проблем решили, — он хлопнул ладонью по стойке. — Ладно, отдыхай пока, копи силы, они тебе понадобятся.

[1] Морриконе «Хороший, плохой, злой».

Это хорошо, что сразу никуда не погнали. Я так устал. Хотелось полежать в горячей ванне, выпить пива, а потом выспаться в кои-то веки на мягкой кровати с белыми простынями. Ничего подобного я не видел много недель, и когда Толкунов сказал, что жить мы будем в этом клубе и что меня ждёт люкс в левом крыле здания, я почувствовал себя счастливым.

Сказка. И продолжалась она четыре дня. Я пил, ел, сидел в кресле на пляже, глядя на холодную воду, такую же, как глаза Алисы. Иногда заходил на стрельбище. Стреляли из гладкоствольных ружей по тарелкам. Я не разбираюсь в такого вида соревнованиях. Видел несколько раз по телевизору, но не более того. Однако могу сказать уверенно, что стрелки такого рода на диких Территориях долго не проживут. Они, конечно, скоростные, цель держат плотно, но бить привыкли по прямой, а язычники, не говоря уж о багетах, по прямой не ходят. А если нарвутся на подражателя, то и не поймут, когда стрелять надо. Впрочем, это придирки. Здесь нет ни багетов, ни язычников, и очень хочется верить, что никогда не появятся, так что пусть бьют тарелки и похваляются друг перед другом успехами.