Если все эти поиски секса между нотами кажутся вам слишком легкомысленными или вуайеристскими, будьте уверены, на самом деле, это вполне респектабельное академическое занятие. Выдающийся сэр Джордж Гроув написал в первом издании своего «Словаря музыки и музыкантов» (1882), что «по сравнению с Бетховеном Шуберт – как женщина по сравнению с мужчиной». Из этого двусмысленного сравнения вытекают всевозможные последствия, и современные музыковеды не упустили эту возможность. Повторяющиеся «бам-бам-бам» в конце бетховенских симфоний сравнивают с музыкальным эквивалентом миссионерской позиции (послушайте, например, конец Девятой – действительно, «Ода к радости»).

Бедняга Шуберт, разоблаченный через свои сексуальные предпочтения!

Излишество и одержимость

Перси Грейнджер и его единственный интерес

Если предаваться музыке в избытке,

она опустошает, а не пробуждает разум. Платон (429–347 гг. до н. э.),«Государство» (Res publica)

Если не считать секса, я не такой уж плохой человек. Но я не интересуюсь ничем другим. Перси Грейнджер, 1956

Я курю. Я пью. Я не сплю всю ночь. Я трахаюсь. Я загружен работой по всем направлениям. Леонард Бернстайн, 1986

Не думайте, что я цитирую всё это как признаки отрицательных качеств. В конце концов, никто не делает ничего хорошо, если не чувствует себя вынужденным делать это постоянно: принуждение порождает более сильную дисциплину, чем простая обязанность. Одержимость – это топливо для совершенства. А как насчет чрезмерности? Иногда нам нужно пробить стены собственного опыта, чтобы узнать, что находится за ними, ведь большинство из нас не желает открывать дверь. Эти мысли вряд ли можно назвать новыми. В 1800-х годах французский enfant terrible Артюр Рембо поведал нам: чтобы стать поэтом, необходимо разложить чувства по полочкам. Для него избыточность была кредо, а умеренность – билетом в никуда, она способствовала лишь закостенелости и посредственности. Не стоит забывать, что он бросил писать стихи еще до того, как ему исполнилось двадцать, и взял билет в дикие земли Африки, где и скончался в возрасте тридцати лет. Огонь в жилах – это, безусловно, хорошо, но остерегайтесь его неконтролируемого горения.

Как и большинство людей в мире, я смотрел церемонию открытия Олимпийских игр 2000 года в Сиднее, где именно излишества были единственным возможным оправданием спортивной одержимости страны. Как любитель классической музыки я, естественно, был впечатлен в конце, когда горящий факел поднялся из воды вокруг Кэти Фримен под звуки «Te Deum» Берлиоза (1849), одного из его действительно чрезмерных произведений, которым нам позволили наслаждаться дольше, чем планировалось, когда магнитофон заклинило. Еще бóльший восторг у меня вызвала музыка, сопровождавшая финальное водружение факела на вершину стадиона: громкая мелодия в конце «Воображаемого балета» Перси Грейнджера из «Воинов», завершенных в 1916 году. Это был вдохновляющий выбор: произведение об «оргии воинственных танцев, шествий и веселья», написанное австралийцем, который и сам был атлетически сложен и любил бегать, ходить в походы и кататься на колясках по жизни. Музыка получилась такой же мужественной и зажигательной, как и событие, которое она венчала. Подозреваю, что Грейнджер был бы в восторге. Он также чувствовал бы себя отомщенным. Идея, что музыку для открытия Олимпийских игр 1956 года в Мельбурне может написать Грейнджер была отвергнута как абсурдная. Я был так рад этому запоздалому признанию величайшего уроженца наших земель, что поспешил купить выпущенный через несколько дней сувенирный CD с саундтреком к этому событию. К сожалению, музыка Грейнджера в него не вошла.

В этом было любопытное постоянство, даже спустя сорок лет после его смерти в 1961 году. Нам по-прежнему трудно воспринимать Перси Грейнджера всерьез. Отчасти это происходит потому, что он кажется немыслимым как реальный человек; но, впрочем, такая причудливая личность могла существовать только в реальности. Никто не мог бы его выдумать. Его излишества имеют такой привкус желтой прессы, что он один из тех композиторов, которых легче всего представить в неверном свете. Наверное, в рамках этой книги я не оказал ему никакой услуги, включив его в эту главу, но трудно представить, куда еще я мог бы его поместить. Возможно, в главу «Похоть» (так как он однажды написал: «Я поклоняюсь похоти»), но поскольку он считал удовлетворение этой похоти высшим наслаждением своей жизни, то он здесь. Был ли он – как утверждал его биограф Джон Берд в 1976 году – «сумасшедшим»? Понятия не имею. Но одно можно сказать наверняка: он был маменькиным сынком.

Рецепт необычного детства

(Начало в Мельбурне, Австралия, 1882 год)

Ингредиенты:

1 сифилитик, распутный алкоголик-отец

1 сифилитичка (от мужа), расово предвзятая, чрезмерно опекающая мать с пристрастием к дисциплинарному хлысту

Нет братьев и сестер

Метод приготовления:

– Попытайтесь соединить родителей в типичном поздневикторианском браке по расчету, прежде чем они поймут, спустя несколько лет и одного ребенка, что такое сочетание невозможно.

– В период беременности поставьте у изножья кровати статую греческого бога в надежде, что его замечательные качества волшебным образом передадутся ребенку.

– После рождения ребенка держите его подальше от ровесников и вместо общения с ними заполните его одиночество принудительными уроками игры на фортепиано и занятиями.

– Добавьте лишь щепотку (три месяца) формального обучения.

– Избегайте манипуляций с пальцами, вообще избегайте любого физического контакта в течение первых пяти лет. После этого часто бейте кнутом.

– Позвольте этой двенадцатилетней смеси расти вдали от дома в теплой духовке немецкой консерватории.

– Поощряйте неестественную взаимозависимость, постоянно держа мать и сына вместе, обеспечивая регулярные избиения последнего до шестнадцати лет.

– Пусть мать сохраняет абсолютный контроль и право вето в отношении женских контактов и потенциальных романтических интересов сына. Продолжайте в том же духе, пока сыну не исполнится почти сорок лет.

Подавайте с порциями… ну, подавайте с порциями плетей…

То, что Грейнджер оказался эксцентричным человеком, вряд ли удивит вас после прочтения всего вышеперечисленного. Эксцентричный – одно из самых приятных прилагательных, которые мы можем использовать по отношению к нему, и оно хорошо сочетается с часто веселыми и весьма идиотскими аранжировками народных песен, которые он и другие собирали в Британии и Скандинавии в первой четверти прошлого века. Большинство из нас знают Country Gardens и Irish Tune from County Derry (или, как она более известна, Danny Boy) благодаря Грейнджеру. Кто бы не хотел познакомиться с персонажем с такой очаровательной эксцентричностью?

• Грейнджер любил путешествовать на поездах и по возможности отказывался от автомобилей после того, как попал в аварию. Он всегда покупал билет второго класса и спал сидя.

• Когда он стал старше, ему понравилось спать дома под своим роялем. Он отказался от мяса в 1924 году, но не любил овощи. Любимой едой был хлеб с джемом – без масла.

• Он не любил носить шляпы над своими крашенными перекисью волосами и часто выглядел настолько неопрятно, что его дважды арестовывали за бродяжничество – один раз, когда он проходил через Центральный вокзал Нью-Йорка, неся металлическую лампу.

• Он жил в одном и том же доме в Уайт-Плейнс, Нью-Йорк, в течение сорока лет, но только один раз подстриг лужайку на переднем дворе.