— Очень любопытно, — продолжил заинтересованный приказчик, — очень… давайте договоримся таким образом — сейчас я вам конечно не скажу ни да, ни нет, мне нужно связаться с руководством в Петербурге.

— С Густавом Васильевичем?

— Да, с ним — и в зависимости от его ответа мы продолжим переговоры… со своей же стороны обещаю всевозможное содействие. А можно лично посмотреть на вашу работу? — вдруг спросил он, — мне это было бы очень интересно.

Ну и что я ему покажу, подумал я…

— Знаете, — осторожно ответил я, — работы наши пока в самом начале, смотреть там, грубо говоря, пока не на что, но вот через неделю в это же самое время приходите пожалуста, на башкировские мельницы, вторая механическая мастерская, будем рады.

На этом мы и распрощались с разлюбезнейшим Людвигом Карловичем, и я отправился обратно к свои баранам… апостолам то есть конечно. Апостолы пахали в поте лица, один на токарном станке, другой на сверлильном. Посмотрел, чего они там наваяли, вроде неплохо, н напильником конечно дорабатывать придётся. А Лёха сидел набычившись в другом углу мастерской и пытался соединить цевье арбалета с металлической дугой, ничего у него не получалось. Отобрал у него и то, и это, оценил исполнение дуги — вроде неплохо, просверлил два новых отверстия в дуге и присобачил ее на ложе.

— Молодец, почти всё правильно сделал, сейчас ещё спусковой механизм допилить и тетиву натянуть, потом пойдём испытывать.

Апостолы бросили свои сверлильно-токарные дела и подтянулись поближе.

— А мы чё, мы тоже хотим, — сказал, шмыгнув носом, Пашка, — чё мы всё сверлим и сверлим не пойми чё…

— Все пойдём испытывать, вопросов нет, — заявил я, — а сейчас у нас обед.

После обеда мы с Лёхой дорабатывали до нужной кондиции арбалет, соорудили заодно три стрелы под завистливыми взглядами апостолов. Наконец всё было готово, ну мне так показалось на первый взгляд, может и не всё конечно, и мы пошли на природу протестироватьполучившуюся хрень в реальных боевых условиях. Бумаги для мишени здесь трудно было отыскать, поэтому я взял первую попавшуюся мешковину и мелом нарисовал на ней что-то вроде концентрических кругов, и две поперечные чёрточки конечно, приколотил всё это тремя гвоздиками к близ расположенному дубу. Видя умоляющие глаза Пашки, отсчитал двадцать шагов, нарисовал ногой черту и вручил ему взведённый уже арбалет (сделать это оказалось не так-то уж и легко) с заложенной стрелой, на, проверяй на практике наше оружие.

Тот с серьёзной миной взял в руки устройство, зачем-то покрутил его, на что получил подзатыльник и нравоучение, что заряженное оружие на себя и на товарищей не направляют, а потом прицелился и пальнул.

— Ну чё, неплохо, — сказал я ему, отбирая арбалет, — хотя бы в мешок попал, и то ладно. Иди вытаскивай стрелу, а следующий у нас будет Петька.

Стрела впилась в дуб довольно глубоко, так что вытаскивать её пришлось мне помогать. Петюня выстрелил в молоко и чуть не зарыдал от этого. Я его утешил и отправил искать стрелу, а когда он вернулся, пришла очередь Лёхи.

— Эх я щас запулю, — хвастливо заявил он, закрывая один глаз и прицеливаясь.

Запулил и вправду неплохо, где-то в шестёрку угодил строго вправо от центра. Забрал у него арбалет, снова зарядил и со словами «Учитесь, сосунки» выстрелил по мишени… зря заранее хвалился-то, получилось ещё хуже, чем у Пашки, но лучше, чем у Петьки, где-то в самый край мешковины угодил. Пацаны поржали надо мной от души.

— Ну повеселились и будя, — рявкнул я, — идите детали вытачивать, а мы с Лёхой ещё маленько над арбалетом поколдуем.

Колдовали мы над ним до самого ужина, я подпиливал и подтачивал спусковой механизм, а еще дуги пришлось заменить, эти оказались недостаточно упругими. А тут и ночь подоспела незаметно.

— Так что у нас сегодня за дело-то? — спросил Лёха, когда мы вернулись с ужина.

— Дык ещё раз за кладом пойдём?

— Что, опять? Сколько можно-то, позавчера только ходили, да и завалило там всё.

— Завалило там не всё, то, что надо, незаваленным осталось, мне об этом Серафим рассказал.

— Ну и чего там такое, в этом кладе? Опять бестолковые шмотки что ли найдём?

— А ведь почти угадал, — с удивлением ответил я ему, — шмотки там лежат, но только совсем не бестолковые, а очень даже толковые. С их помощью мы завтра должны развязаться со всеми нашими непонятками. Полностью причём и целиком, и с бандитами ярмарочными, и с полицией, и с хозяином мельницы до кучи.

— Во как… — с уважением посмотрел на меня Лёха, — но что-то слабо в это верится.

— Вот завтра и посмотришь, а сейчас-то чего языком молоть? Бери вон лопату и пошли на место.

Лёха повиновался без лишних слов. Дорога по осточертевшему уже берегу Оки на этот раз никаких сюрпризов не таила.

— Вот здесь где-то утопленница-то лежала, — сказал, забежав за мою спину, брат. — Точно, вон даже ямка в песке осталась. А там вон звезда была.

— Но сейчас-то ничего этого нет, значит и бояться нечего, верно? — спросил я у него и, не дождавшись очевидного ответа, потащил его далее.

Место, которое нам надо было раскопать, мне хорошо описал Серафим — с одной стороны ручей, который фонтаном бьёт, с другой два здоровенных вяза, сросшихся стволами. Вот примерно посередине между этими ориентирами и рой, сказал он. Я приблизительно определил, где это середина, в ней как раз и ямка подходящая имелась, которая от просаживания грунта бывает. Начали рыть попеременно с братом. Через полчаса, мы даже на метр вглубь не откопали, штык лопаты ударил во что-то железное.

— Кажись она самое, — возбуждённо сказал брат, — на засов от сундука похоже.

Остатки песка отгребли уже руками, вытаскивать сундук наружу не стали, поддели засовы лопатой и вскрыли. Серафим был прав, опять тут одни шмотки лежали.

— Ну ё-моё, — разочарованно сказал Лёха, — что нам с этим добром делать?

— А ты на золото что ли рассчитывал? — переспросил его я, — золото самому заработать надо, а пока берём то, что есть, и делаем ноги.

До нашей общаги мы добежали в буквальном смысле, очень быстро. Там я оставил Лёху на скамеечке, а сам вытащил из загашника наш боевой арбалет, захватил пассатижи и вернулся.

— А сейчас идём вооон туда, — показал я в сторону откоса, — и сооружаем декорацию.

— Какую декорацию? — не понял он.

— Щас всё увидишь… кстати, сгоняй за мешком с кошками, помнишь, где он у нас спрятан?

Лёха помнил и мухой слетал за требуемым. А у откоса росли совсем уж старинные два дуба невероятного возраста и обхвата, по паре метров в окружности оба были.

— Так, — сказал я, сдвинул кепку на затылок, — ты примеряй вот этот кафтан к дубам, куда он лучше встанет, а я со стрелами поколдую.

И я вытащил серебряные монеты, кои мы из клада захватили (да, были там и такие, рубли эпохи Александра Второго, без портретов, жаль, что немного, но нам хватит), и начал прикреплять монетки к острию стрел с помощью пассатижей. Там особенно точно ничего не требовалось, сплошная бутафория ведь, чтоб держалось и не падало только, за пять минут справился.

— А чего это ты тут делаешь? — спросил вернувшийся от дуба Лёха.

— Серебряные наконечники для стрел, не видишь что ли?

— Чтоб упырей брало? — уточнил он.

— Чтоб народ думал, что это для упырей.

— Понятно, — ответил брат. — А теперь что?

— Теперь держи кафтан за плечи, а я выстрелю в него.

(Мужик в плисовом кафтане, конец 19 века)

Брат сделал, что велели, я прицелился с пары метров, но выстрелить не успел, потому что краем глаза увидел некое свечение… быстро обернулся в ту сторону — точно, сам Сулейка пожаловал, давно что-то его видно не было. Лёха тоже его увидел, сильно испугался, кафтан бросил конечно и спрятался за деревом.

— Работаешь, Санёк? — ехидно спросил атаман, и его тон мне что-то сильно не понравился.

— А то ты сам не видишь — что Серафим сказал, то и делаю.