— Вам нужно заполнить эти бумаги. — И протянул два белых листа.

Я принимать их не спешила, вместо этого настороженно спросила:

— Что это?

— С этого года для всех учеников обязательно посещение спецкурса. Вы должны выбрать либо актерское мастерство, либо писательское.

Я недоумённо выгнула бровь.

— Серьёзно? Я что, похожа на клоуна?

— Это обязательные занятия. Их непосещение будет отмечено, как прогул.

— Я воин, а не писака! — справедливо возмутилась.

— Не мои проблемы.

Дерек раздражённо сунул мне листы, развернулся и ушёл. Я некоторое время глядела ему вслед, пытаясь понять, с каких пор мужчины могут так свободно тут расхаживать? Потом вернулась в комнату и обрисовала ситуации проснувшейся Дарине.

Спецкурс, как назло, был именно сегодня. Вместо того, чтобы расслабиться в тёплой кроватке после изнурительных пяти пар, пришлось плестись на уроки писательского мастерства. Актёрство я отмела сразу, клоуна изображать совершенно не хотелось. Я надеялась, что на спецкурсе нас не будут мурыжить, понимая, что мы всё-таки будущие воины. Но не тут-то было.

Во-первых, я узнала, что на этих занятиях присутствуют и девушки и парни с первого и второго курсов. Во-вторых, Золин тоже записался на писательское мастерство. В-третьих, наш препод был желчным тираном.

Когда я вошла в кабинет и взглядом начала искать самое уединённое местечко, кто-то позвал:

— Матильда!

Я не обратила внимания и продолжила выбирать себе место. Тогда кто-то прошипел:

— Ма-тиль-да!

Тут-то меня и осенило: это моё шпионское имя! Я поспешно обернулась и чуть не упала, увидев Золина. Он похлопал по стулу рядом с собой. Я тяжело вздохнула, но присела, зло кинув табель, тетрадку и самописку на стол.

— Вижу, ты не рада? — огорошено спросил парень.

Я аж поперхнулась от удивления.

— А ты рад?! Полтора часа, потраченные впустую! — возмущалась не громко, но очень убедительно.

— Здорово же, мы овладеем высоким искусством.

— О да, научимся писать слова. Лучше расскажи, из-за чего ты угодил к проф-магам? — наблюдая за собравшимися студентами, хмуро спросила я.

Некоторые девушки и правда жутко смущались от того, что находились в одном помещении с парнями. Да уж, а я совсем отвыкла от этого странного чувства.

— Да так, ничего серьёзного, — отмахнулся Золин.

— Проф-маги — это всегда серьёзно. Рассказывай.

Но он не успел, потому что в аудиторию зашёл преподаватель. Он мне сразу не понравился. Среднего роста, полноватый, с явным животиком, белобрысый. Лицо у него было неприятное, в основном потому, что на нём виднелись странные не то пролежни, не то шрамы, словно оно когда-то сильно пострадало от угрей.

Голос был низким, а предложения, которые он воспроизводил, язвительными.

— Добрый день, студенты. Меня зовут Прохор Авдеевич, я веду у вас спецкурс. Понимаю, что вам совсем не хочется тратить время на такой предмет, как писательское мастерство, однако могу сразу сказать, что ничего не делать я вам не позволю. Предупреждаю сразу, два прогула и у вас недопуск к зачёту. Выкручивайтесь потом, как хотите, но закрывать ваши пропуски я не позволю. Без зачёта по моему предмету на следующий курс вы не попадёте, поэтому советую ходить. По поводу того, чем мы будем заниматься. Мы будем писать, да. Сегодня первое занятие, поэтому я дам вам темку, напишете небольшое эссе за полчаса. Потом проверим. Далее я буду давать вам задание на дом, а здесь мы будем разбираться ваши опусы.

Я устало потёрла виски.

Нам раздали листочки, объяснили, что в эссе очень хотят увидеть наше мнение по теме «самая красивая вещь, которую я когда-либо видел». Всего лишь обычное рассуждение!

Золин схватил самописку, и, недолго покрутив её в руках, принялся увлечённо записывать свои мысли. Я понаблюдала за остальными студентами, процесс был примерно одинаков у всех. Моя же голова оказалась абсолютно пуста. Тема была настолько глупой, размытой, неточной, что желание рассуждать отпало напрочь. Я погипнотизировала чистый лист и решила написать просто хоть что-нибудь, лишь бы ко мне не цеплялись…

… кто ж знал, что Прохор Авдеевич будет зачитывать наши «шедевры» вслух.

— Итак, переходим к сочинению некоего мистера Саймона. — Я красноречиво глянула на взволнованного Золина. — Он пишет нам следующее: «Был обычный прохладный день, за окном шёл дождь, прозрачные капли медленно стекали по стеклу. Я думал о ней. Прекрасной незнакомке, которую увидел вчера в толпе».

Прохор Авдеевич просмотрел на Золина, как на глубокого идиота, и спросил у зала:

— Скажите мне, что здесь не так?

— Бана-а-ально, — протянул какой-то парень, развалившись на своём стуле.

— Вот! — Преподаватель резко ткнул листком в сторону студента. — Лысый мальчик прав! Саймон описал нам самую банальную вещь в мире. Банальнее будет только описать рассвет.

Какая-то девушка подняла руку и, получив усталый кивок, спросила:

— Почему? Разве это не может быть самой прекрасной вещью в мире?

— Детка, ты когда-нибудь смотрела на рассвет? Ну давай, признайся, лежала на траве, или может, взбиралась на гору, и встречала рассвет? Да ты спишь ещё в это время. А теперь давайте посмотрим на Саймона. Он что, похож на того, кто увидел одну-единственную девушку и вспоминал её, пока прозрачные капли стекали по стеклу? Да этот парень ни разу с такой девушкой не разговаривал. Сомневаюсь, что он вообще когда-нибудь разговаривал с девушкой.

Так мы поняли, что Прохор Авдеевич настоящий гад, который любит давать прозвища студентам, критикует так жестоко, что повеситься можно после его лекции, а уж его желчь вызывала желание набить ему морду.

— Девочка по имени Матильда отличилась больше всех, — с удовольствием обратился он к своей следующей жертве. Я меланхолично потыкала самопиской по тетрадке. — Если почти все парни описали призрачную девушку, девочки начали перечислять вещи, то Матильда описала каплю.

В аудитории послышались смешки.

— «Это была капля. Она висела на стебле цветка. Она была очень красивой и сразу мне понравилась. Я смотрела на неё очень долго. Капля медленно катилась вниз и потом упала». Конец.

Я хмуро поджала губы, а преподаватель начал насмешливо аплодировать.

— Браво! Браво! Матильда отныне мой кумир. Кто скажет, что не так в её сочинении?

И посыпались замечания экспертов: «Мало метафор», «Краткость не всегда сестра таланта», «Банально», «Она не могла увидеть каплю», «А если и могла, то зачем на неё смотреть» и т. д.

— Больше я не рад, — прошептал Золин.

Я хмыкнула.

— Что, Матильда, тебе смешно? — мило уточнил Прохор Авдеевич.

— Да нет, просто думаю о том, что у нас пара почти кончилась.

Мужчина прищурился как-то очень недобро, после чего сказал:

— Она права. Не буду вас больше задерживать. На следующее занятие принесите эссе на тему «Мои родители».

Когда мы вышли, Золин первым делом тихо спросил:

— Я правда похож на того, кто ни разу с девушками не разговаривал?

Я озадаченно поджала губы и попыталась деликатно вывернуться, прошептав:

— Ну, у тебя же сейчас изменённое лицо. — После этого схватила его за локоть, призывая остановиться. — Как тебя наказали?

— Слушай, здесь не самое удачное место, — покачал головой парень. — Давай лучше за ужином в столовке поговорим?

— Хорошо.

Я весь ужин просидела как на иголках, внимательно глядя на каждого, кто входил в столовую. Ужин кончился, а Золин так и не появился.

Естественно, первое, о чём я подумала — что-то случилось. Причём случилось явно что-то о-о-о-очень плохое, потому что Золин хоть и расторопный, но обязательный парень. Он не мог просто взять и не прийти на оговорённую заранее встречу.

Оставить всё как есть и надеяться завтра увидеть парня живым и здоровым, я не могла. Но и что делать, тоже не знала. Походив недолго возле столовой, тщетно рассчитывая увидеть спешащего Золина, я внезапно увидела, как сын Главного конс-мага идёт в сторону выхода вместе с каким-то парнем.