В сентябре Зорге прибыл в Иокогаму. Береговая полиция после обычной проверки позволила ему сойти на берег. Приехав в Токио, он снял дом № 30 на Нагасаки-мачи, по соседству с Асабуку – совсем неплохое соседство, и приступил к выполнению своей первоочередной задачи – знакомству с Японией и формированию шпионской группы. Он посетил немецкий клуб, нанес визит в германское посольство и широко открыл двери своего дома. Его дом – потрясающее место, в котором царила атмосфера богемы. Шпионы и просто мужчины и женщины могли встречаться у Зорге, не утруждая себя объяснениями, зачем они пришли сюда и чем заняты. Идеальная мизансцена для Зорге и 4-го Управления.

Пока Рихард Зорге не спеша добирался до Токио, 4-е Управление и Коминтерн мобилизовали его помощников. Ходзуми Одзаки, который должен был стать вторым человеком в организации после Зорге, уже находился в Японии. Его знание Китая принесло ему широкую известность. Многие его друзья и однокашники достигли высоких постов в правительственных кругах, а сам Ходзаки считался блестящим молодым человеком с не менее блестящим будущим. Он продолжал поддерживать тайную связь с Агнес Смедли, но, по иронии судьбы, ни он, ни Зорге пока не знали, что их пути опять пересекутся и они вновь будут сотрудничать в конспиративной работе.

Однако, когда Зорге прибыл в Японию, там уже находился еще один человек, которому суждено было сыграть одну из ключевых ролей в организации. Этим человеком был Бранко Вукелич, высокий, плотного сложения югослав. Хотя его обращение в коммунизм было совсем недавним – урожая 1932 года, но флиртовал он с марксистской доктриной уже давно, еще со студенческих лет, проведенных им в Загребе. Он также активно участвовал в хорватском движении за независимость в середине 1920-х годов. Вскоре после вступления в коммунистическую партию, он был представлен в Париже таинственной «прибалтке Ольге». Вукелич так никогда и не узнал, а, возможно, просто не хотел говорить, кем была эта «Ольга». Но достаточно очевидно, что ею была мадам Лидия Чекалов Сталь, советский агент, контактировавшая со всеми сколько-нибудь значительными членами международной шпионской организации. Ее область деятельности простиралась от Франции до Финляндии, Соединенных Штатов, Китая, Германии, захватывая и зону Панамского канала.

«Ольга» завербовала Вукелича, когда он работал в компании «Generale d’Electricite» в Париже. Его работа, похоже, вряд ли могла бы вызвать к нему интерес, как к возможному советскому агенту, но 4-е Управление знало, как выбирать своих людей. Вскоре после этого другой советский агент, тоже неизвестный Вукеличу, но скорее всего Вальтер Кривицкий, сообщил югославу, что он мог бы получить задание в Румынии или Японии. При этом ему было бы позволено взять с собой жену Эдит.

В октябре 1932 года Вукелич получил приказ от шпионского подполья переехать в Японию. Через связных из французской компартии этот бывший юрист и бывший студент-искусствовед, работавший в электрической компании, сумел получить аккредитацию в качестве корреспондента французского киножурнала «La Vue». Подобное назначение для человека, не имевшего ни малейшего журналистского опыта, было устроено не без помощи югославской ежедневной газеты «Политика». Миновав Красное море, через Сингапур, Шанхай и Иокогаму, Вукелич с женой и маленьким сыном прибыл в Токио в феврале 1933 года. 4-е Управление достаточно неплохо их финансировало, так что Вукелич мог позволить себе поселиться в лучшем токийском районе Бунка, где снял роскошный особняк, в котором, не теряя времени, немедленно оборудовал тщательно затемненную комнату под фотолабораторию.

Радист группы «Бернгард» (псевдоним «Бруно Вендт») тоже всегда был под рукой, чтобы в любой момент выйти на связь с центром. Но оба решили пока потянуть время до прибытия Зорге.

В это же время в Соединенных Штатах коммунист Мияги Итоку, японец, уроженец острова Окинава, также получал последние инструкции. Мияги прибыл в США в 1919 году в разгар антияпонской пропаганды, такой зловредной, что она оставила глубокий незаживающий шрам в его душе. Он перебрался в Сан-Франциско, где открыл ресторан, чтобы выжить, и занялся живописью, чтобы жить. В 1926 году вместе со своими партнерами по ресторану он вступил в группу по изучению марксизма. А когда женился, они с женой столовались у фермера-японца, жене которого, миссис Китабаяси Йосисабуро, суждено было оказаться тем слабым звеном в цепи Зорге, которое и станет причиной его провала и ареста.

Будучи художником с радикальными взглядами, Мияги вскоре вступил в общество пролетарского искусства – одну из многочисленных групп коммунистического фронта, организованных компартией для японцев Западного побережья. И когда после серии правительственных облав в 1931 году была воссоздана японская секция американской компартии, Мияги вступил в нее. Его членству не исполнилось и года, когда два коммунистических агента передали ему просьбу поехать поработать на них в Токио. Мияги направили за получением исчерпывающих инструкций в Лос-Анджелес, к другому агенту, «Рою».

Мияги, однако, не очень хотелось оставлять жену или покидать Соединенные Штаты. Как многие уроженцы Окинавы, он не питал добрых чувств к остальным японцам, и потому месяц за месяцем тянул с выполнением порученного задания. Он-де слишком занят рисованием, оправдывался он.

Но в 1933 году Мияги неожиданно вызвали и без лишних слов велели ехать в Японию. Появилось конкретное задание, не терпящее отлагательств. Нерешительному кандидату в шпионы также сказали, что уедет он ненадолго, дали 200 долларов на расходы и еще одну долларовую купюру. В Токио, проинструктировали Мияги, он должен следить за определенными рекламными объявлениями в «Japan Advertiser», чтобы потом встретиться с человеком, который поместит там объявление. Этот «связник» покажет ему американский доллар, полностью идентичный тому, что дали Мияги. Распрощавшись с женой, Мияги направил свои стопы на Восток. Нет сомнения, что именно прибытие в Токио Рихарда Зорге и сделало поездку Мияги безотлагательной.

В декабре 1933 года, показывал Зорге в суде, «я позвонил в офис «Japan Advertiser» и, как меня проинструктировал американский связной, попросил дать объявление в «Japan Advertiser» и «Pan Pacific», его еженедельном приложении, о том, что я собираю укийю[13] и книги по искусству и хотел бы получить ответ от заинтересованных людей». Зорге помещал это объявление с 14 по 18 декабря под заголовком «Нужно: купить укийу». Он велел Бранко де Вукеличу «организовать встречу с нашим человеком». Двое встретились у рекламного агентства «Issue Sha» и сравнили долларовые купюры. После чего Вукелич представил Мияги и Зорге друг другу в картинной галерее Вено.

На первой встрече беседа магистра шпионажа и новобранца была ограничена немногими основными темами, но уже к пятой встрече, где-то в январе 1934 года, Зорге ясно дал понять, что задание Мияги – не коммунистическая пропаганда, а шпионаж.

«Прошло время, прежде чем я принял решение, присоединяться ли мне к организации Зорге или нет, – признавался Мияги после ареста. – Будь я в Соединенных Штатах, моя позиция была бы иной, но какую позицию должен занять японец, работая в Японии? И особенно, не противоречил ли я самому себе, если учесть, что я был заинтересован в расовой эмансипации?» Аргумент, с помощью которого удалось уговорить Мияги, был тот же, которым коммунисты успешно пользуются до сих пор. «Я принял решение участвовать… когда осознал историческую важность нашей миссии – ведь мы помогали избежать войны между Японией и Россией». Мияги согласился сотрудничать, «хотя я хорошо знал, что то, чем я занимался, было противозаконно и что в военное время я был бы повешен». Ну а когда война, наконец, разразилась, японцы-члены организации Зорге, принялись утешать себя тем, что их страна не воюют с Советским Союзом. И кроме того, рассуждали они, победа Советов послужила бы истинным интересам народа Японии. Это был своего рода косоглазый, однобокий силлогизм, которым почти в то же самое время пользовались и Элджер Хисс, и Генри Уодли, и другие советские агенты в Америке.