У него совсем не было желания встречаться с хозяином дома. Равно, как и помирать от истощения.

Отгоняя назойливые мысли о печеном гусе и мясных пирогах, Шут стал перебирать способы вырваться на свободу. Проникать в чужие умы, как тот подлец в маске, он не умел, да и не хотел бы, пожалуй… слишком это было мерзко, ничуть не лучше физического насилия. Значит, не стоило и пытаться заставить охранника отпереть дверь. А просто так свалить поганца в забытие — какой резон? Ключ от этого сам собой в воздух не взлетит и замка не откроет. Оставалось ждать, когда стражник войдет, но Шут понимал, что такое чудо едва ли произойдет.

'Что ж, — решил он, — всегда остается последний вариант… самый простой, но не самый приятный'

Просить о помощи.

Благо, это у него всегда получалось.

По внутренним своим ощущениям Шут понимал, что за пределами темницы еще только начинает смеркаться. А ему предстояло дождаться ночи, ибо общаться с другими людьми вне их снов — слишком трудное и неблагодарное дело.

Время тянулось бесконечно. Иногда Шут открывал глаза по-другому и оглядывался вокруг, проверяя, не наступила ли уже ночь. Между делом он пытался наслать охраннику нестерпимое желание покормить обитателей темницы, но мужик этот бы на редкость глух к своему внутреннему голосу, да и любым другим голосам тоже.

В конце концов, Шут и не заметил, как сам уснул. Зато когда проснулся, была глубокая ночь — самое то время для 'сонных бесед', как он называл их про себя.

Он долго колебался, думая кому лучше присниться… Не так много было людей, знающих о его даре и способных помочь. Просить самого Руальда Шут откровенно боялся. Ему казалось, что король не отнесется к такому сну серьезно и не пожелает выслушать человека, который нанес ему жестокое оскорбление. По всему выходило, что обращаться лучше всего к Дени… Старый гвардеец все равно догадывался о странных возможностях господина Патрика.

Но сколько Шут ни пытался, сколько ни искал капитана в лабиринтах снов, все было напрасно. Ночь миновала, и в обычном мире уже наступило утро, а Шуту так и не удалось ничего сделать. Ему было невыносимо жаль потраченного впустую времени…

Когда он вернулся в темноту каменного узилища, настроение оставляло желать лучшего: Шут был голоден, не выспался и — что самое ужасное — так ничего и не сделал. Ночные часы пролетели, как несколько минут… осталась только усталость и нестерпимое желание провалиться в беспробудный сон.

— Май, — негромко позвал Шут, — ты где?

— На горшке, — донеслось в ответ. — Ты так меня напугал, что я решил расстаться с остатками позавчерашнего ужина.

— Напугал? — Шут насторожился. Ему вовсе не хотелось, чтобы пройдоха-скрипач заподозрил что-то лишнее.

— Ага, — весело прозвучало со стороны дырки в полу. В беззаботном голос музыканта страха не было ни на грош, и Шуту сразу же стало понятно, что опасаться нечего. — Видать крепко тебе по котелку вдарили, — сказал Май, — уж очень беспокойно ты спал, господин Патрик.

— Да… — охотно согласился Шут. — Крепко. До сих пор гудит, — он почти не соврал, потому что голова и впрямь была как чугунная. — Так что я, пожалуй, еще посплю… — и добавил с усмешкой: — Все равно здесь больше делать нечего.

— Эт точно… — вздохнул Май. — Хотя лучше бы ты рассказал чего интересного про себя… А то все я, да я…

— Расскажу, — ответил Шут, а сам подумал, что от таких рассказов скрипачу и впрямь стало бы ой как не по себе… — Позже. Вот вздремну еще часок…

Может быть, прошел час, а всего вероятней — намного больше. В темноте легко потерять счет времени. Шут проснулся, когда Май двинул его локтем в бок и горячо зашептал что-то. С трудом разлепив глаза, он не сразу понял, о чем речь.

— Ну же, Пат! Просыпайся! Слышишь ты меня?

— Угу… — Шут глубоко вздохнул и потянулся.

— Сторожила приходил!

— О! — это была неплохая новость. — Принес еды?

— Шиш. Сказал, что хозяин его воротился!

Сон разом слетел с Шута.

— А еще что говорил? — уже знакомое чувство тревоги возрастатало стремительно, как грозовая туча, что внезапно закрывает полнеба.

— Ничего не говорил… — пробормотал скрипач. — Вот только кажется мне, хорошего нам ждать не стоит…

Тут уж Шут был полностью согласен. Но поскольку сделать он ничего не мог, оставалось только тихо молиться.

Долго ждать им не пришлось.

Когда в дверном замке заскрежетал ключ, пленники разом замерли. Шут и дышать перестал. От дурного предчувствия у него до тошноты скрутило нутро, он даже порадовался, что давно не ел… В первую минуту глаза его совсем ослепли от яркого пламени — это стражник осветил темницу факелом. Заслонив лицо руками, Шут пытался разглядеть, кто стоял за спиной у этого трусливого пса, но никак не мог — смотреть было ужасно больно.

— Ты! — услышал он небрежный злой голос и сразу же понял отчего-то, что обращаются именно к нему. — Да, ты, прихвостень королевский! Вставай и на выход! Быстро!

Шут неловко поднялся на затекших от жесткой «постели» ногах и успел поймать удивленный взгляд Мая. Скрипач как будто пытался заново понять, с кем же все-таки свела его судьба в этом каменном мешке. И, судя по всему, он уже догадался, что не с дамским фаворитом…

— А я? — негромко спросил музыкант.

— А ты сиди, — рявкнул в его сторону охранник и, обернувшись к Шуту, схватил его за руку: — Шевелись, тощая дохлятина!

Шут вздрогнул от внезапного прикосновения и попытался выдернуть плечо из цепких пальцев стражника, но кончилось это тем, что в скулу ему тут же врезался крепкий кулак. Он даже увернуться не успел, только, зажмурился, когда боль вспыхнула перед глазами ярче факельного света.

А когда спустя мгновение снова распахнул ресницы, то увидел наконец, кому обязан столь радушным приемом…

Догадки оказалась верны.

Рядом с охранником стоял, поигрывая кольцом на руке, господин бывший министр безопасности.

Он улыбался Шуту очень ласково.

5

Звуки шагов глухо разносились по коридору. Шут не смотрел по сторонам, его взгляд был устремлен в пол. Руки ему сразу же связали за спиной и теперь вели куда-то, разумеется ничего не объяснив. Впрочем, коридор оказался недлинным и очень скоро уперся в темную дверь, окованную широкими полосами железа. Шут не знал, что там за ней, но чувствовал, как отчаяние, боль и ужас струятся сквозь все ее щели.

— Вот мы и пришли, — весело сказал Торья. — Добро пожаловать в мою мастерскую, Любимчик. Теперь мы наконец побеседуем с тобой без лишних помех.

Стражник толкнул ногой дверь, и та со скрипом отворилась. Шут не хотел поднимать глаз, не хотел смотреть… но его никто не стал спрашивать — Торьин пес грубо дернул за волосы, едва не вырвав целый клок с того места, где у Шута и без того до сих пор болела рана, полученная в подворотне.

— Да-да, — прокомментировал этот гостеприимный жест сам Торья, — посмотри внимательней, дружочек, куда ты попал.

Как будто и так не понятно!

Пыточная была отвратительна. Она смердела страданием множества людей — Шут даже не взялся бы сказать наверняка, скольким несчастным довелось молить о пощаде в этих застенках. Стражник бывшего министра все еще держал его за загривок, вынуждая любоваться богатым выбором заплечного инструментария. И Шут не хотел, да ничего не мог с собой поделать — он поддался силе этого чудовищного места… Горячий страх затопил все его нутро, а сердце забилось еще громче и так часто, словно хотело вырваться из груди.

"Светлые боги… — думал он, невольно отводя глаза, — не надо… Не надо, пожалуйста!.." — а сам уже понимал, что неудержимо теряет контроль над своими чувствами, что ужас вытесняет все мысли…

И удерживать спокойное выражение лица казалось почти непосильным.

— Знаешь, Труно, — услышал он довольный голос Торьи, — давай-ка мы прицепим нашего птенчика для начала, пока он еще не испачкал своих штанов. А потом оставь нас… наедине. Мне есть о чем поговорить с этим симпатичным господином.