29 марта 5-м Управлением была выпущена очередная сводка по событиям на Востоке. На основании информации Зорге была дана оценка японо-германским отношениям. Как и в предыдущем документе, в начале сводки стояла так же фраза: «По агентурным данным, заслуживающим доверия…» В сводке сообщалось, что германский посол Отт совместно с германским государственным советником Хельфериг, прибывшим в Японию с задачей улучшить германо-японские экономические отношения, отправили телеграмму в Берлин. Оба германских дипломата предлагали Германии в целях отрыва Японии от Англии пойти на некоторые серьезные экономические уступки Японии. Но в Берлине считали иначе. В условиях европейской войны и морской блокады Германии она очень нуждалась в стратегическом сырье из стран Восточной Азии. Единственный надежный и безопасный путь доставки этих материалов в рейх пролегал через Маньчжурию и далее по транссибирской магистрали до германской границы. Очевидно, были серьезные препятствия со стороны Японии при транспортировках через территорию «независимого государства». Поэтому на телеграмму Отта и Хельферига был получен ответ германского правительства, содержащий категорический отказ в каких-либо уступках Японии до тех пор, пока Япония не согласится на перевозки товаров для Германии через Сибирь. В телеграмме также подчеркивалось недовольство Берлина позицией, занимаемой Японией, и высказывалось неудовлетворение безуспешностью работы германского посла в Японии. У Отта уже не было тайн от Зорге, поэтому он показал телеграмму советскому разведчику, а тот сообщил ее содержание в Москву.
Основные радиограммы группы «Рамзай» за 1940 год, содержащие наиболее ценную военно-политическую информацию, посылались по списку № 1 высшему политическому и военному руководству страны. Сталин, по всей видимости, читал все поступающие к нему радиограммы. Один из старейших работников ГРУ генерал-майор Михаил Иванов в 1940 году работал в Японском отделении восточного отдела ГРУ и имел тогда доступ к делу «Рамзай» и всем телеграммам, поступавшим из Токио. По его воспоминаниям, отдельные прочитанные Сталиным шифровки с короткими замечаниями, дополнительными вопросами и характерной подписью синим карандашом («И. Ст. дата») возвращались в японское отделение, где оформляли дополнительный запрос резидентуре в Токио. Таких телеграмм с пометками Сталина «собиралось достаточно много, и они подшивались в отдельную папку с грифом „Сов. секретно. Особой важности“.
Сталин давно и хорошо знал фамилию Зорге. Но знал ее с негативной стороны. Летом 1933 года во время визита в Берлин Зорге встретился с резидентом Разведупра в Берлине Яковом Брониным. После нескольких встреч и бесед с Зорге Бронин отправил сообщение в Москву о якобы недостойном поведении Зорге, допускавшем нелестные выпады в отношении Коминтерна, ВКП(б) и Сталина. Информация из Берлина была серьезной, тогда уже к подобным сообщениям прислушивались внимательно, и спецсообщение о «высказываниях» Зорге за подписью начальника информационного отдела Никонова было отправлено Сталину. У Сталина была великолепная память, и фамилию Зорге он, конечно, запомнил. Запомнил не с лучшей стороны. В августе 1933 года Бронин был направлен в Китай и принял шанхайскую резидентуру Зорге, которую временно возглавлял Карл Римм. И опять, как и в Берлине, Бронин («Абрам»), поддерживавший курьерскую связь с резидентурой «Рамзая», сообщил в Центр, что Зорге в разговоре с курьером, выезжавшим к нему для связи, обсуждал политику Коминтерна и при этом высказал неверные для того времени политические взгляды. И, очевидно, этот политический донос в спецсообщении опять попал к Сталину. И неудивительно, что после двух таких сообщений Сталин очень скептически относился к информации из Токио в 1936 году. Его резолюция на сводке материалов от 19 июня 1936 года: «По-моему, это дезориентация, идущая из германских кругов. И. Сталин» – говорит о том, что доверия к информации Зорге у него не было.
Но это было в 1936-м. А в 1940-м в Управлении Зорге верили. Начальник Управления, герой испанского неба и Герой Советского Союза прославленный летчик комдив Проскуров не был разведчиком и в разведке не разбирался. Но в людях он, очевидно, разбирался. Проскуров не знал токийского резидента, но он верил разведчику и свою веру подчеркивал в спецсообщениях, адресованных Сталину. Поэтому в этих документах стояла фраза: «По агентурным данным, заслуживающим доверия…». В обзорных документах разведки такая фраза означала высшую степень доверия разведчику.
В 1940-м информация Зорге высоко оценивалась в Центре. А как он сам оценивал свою работу и в каких условиях приходилось работать группе с началом Второй мировой войны? В какой-то мере ответ на этот вопрос дает подборка новых документов о группе Зорге, опубликованная в журнале «Новая и новейшая история» (№ 2 за 2000 год). В письме «Директору», то есть начальнику Разведупра, он пишет: «У меня такое впечатление, что лучший период моей работы здесь на месте уже прошел совсем, или, по крайней мере, на долгое время. Пока не будет иметь место новая ориентация или полная реорганизация, ничего добиться нельзя будет. Вернейшим я считаю – новые начинания с новыми силами. Мы постепенно становимся использованными, не нужными в отношении наблюдательных учреждений и важных лиц». Но для полной реорганизации разведывательной работы и всей группы нужны были новые люди, а их не было. За шесть лет существования группы ее основной состав, определенный еще при разработке операции «Рамзай», практически не изменился. В 1935-м сменили радистов, а в 1936-м в Токио на помощь Зорге отправили «Ингрид» (Айно Куусинен). В 1936-м в качестве транзитного резидента в Шанхай отправили «Алекса» (Боровича). И это вся помощь Центра за шесть лет. Но если учесть, что «Алекс» был отозван и арестован в июле 1937-го, а «Ингрид» была отозвана и арестована в конце 1937-го, то никакой помощи людьми в 1937—1940 годах Центр группе «Рамзай» не предоставил. Поэтому упрек Зорге «Директору»: «Мы должны были много лет тому назад получить помощь, которая бы потом развилась в смену и привлекла бы новых помощников» – был вполне справедливым.
Но помощи не было. После разгрома центрального аппарата военной разведки в 1937-м опытных кадров Москва не имела. В Токио в помощь Зорге нельзя было послать новичков, не имевших нескольких лет стажа нелегальной разведывательной работы – провал был бы неизбежен. Даже такому опытному нелегалу, как Зорге, понадобилось несколько лет для акклиматизации в такой специфической стране, как Япония. Опытные кадры нелегалов Разведупра были перебиты, а те, что остались в живых (Радо, Треппер, Штёбе, Рут Вернер), нужны были в Европе. Именно там после начала Второй мировой войны находился главный фронт советской военной разведки. При всем значении Токио дальневосточное направление деятельности военной разведки было все же вспомогательным. Была и еще одна причина, почему группа Зорге не получала помощь людьми из Центра. После ареста начальника восточного отдела Карина из него выбили показания, что он немецкий шпион и выдал группу «Рамзая». Начальник японского отделения полковник Покладек после ареста был обвинен в том, что он японский шпион и также выдал группу «Рамзая». Преемник Покладека майор Сироткин был арестован в 1938-м, и из него тоже выбили показания, что он японский шпион и якобы тоже выдал группу «Рамзая». Но трижды выданная группа продолжала успешно работать. И в Центре решили, что группа или «под колпаком», или перевербована. Использовать информацию такой группы можно после тщательной перепроверки по другим каналам, а вот пополнять людьми, тем более опытными – незачем.
Знал ли очередной начальник Управления генерал Проскуров об этих показаниях? Может быть, знал, а может быть, и нет. Но генерал верил Зорге, и хотя не был профессиональным разведчиком, но понимал, что после такой длительной работы на одном месте резидента надо отзывать. Но равноценной замены резиденту не было, да в той обстановке и быть не могло. Поэтому Зорге должен был продолжать работу. Такой вот парадокс. И резолюция на письме Зорге была достаточно дипломатичной: «Основательно продумать, как компенсировать отзыв Рамзая. Составить телеграмму и письмо Рамзаю с извинениями за задержку с заменой и изложением причин, по которым ему необходимо еще поработать в Токио. Рамзаю и другим членам его организации выдать единовременную денежную премию».