К 1930 году азиатский континент был «освоен» ИНО. Работали, и вполне успешно, Харбинская и Сеульская резидентуры, в Москву поступала ценная документальная информация. Но в руководстве ИНО понимали, что работа в Маньчжурии и Корее только первый шаг, что надо идти дальше и сделать следующий шаг на японские острова. Беда была в том, что никто из руководителей и сотрудников японского отделения не работал в Японии. Для них эта страна была белым пятном на географической карте, о которой им почти ничего не было известно. И чтобы разобраться в обстановке, определиться на месте и выяснить возможности разведывательной работы, туда надо было направить человека с опытом работы на Востоке и достаточно хорошо знающего японский язык. Конечно, такой человек должен был иметь и самые общие знания по Японии, чтобы не выглядеть дилетантом при общении с японскими чиновниками различных рангов. Первый легальный резидент должен был обладать и опытом разведывательной и контрразведывательной работы на Востоке.
После раздумий и взвешивания всех «за» и «против» решили остановиться на кандидатуре Владимира Павловича Алексеева. Родился он в 1899 году в семье железнодорожного служащего. Окончил гимназию и первый курс Харьковского политехнического института, в 1919-м вступил в РКП(б). В том же году он – комиссар батальона. Участие в боях, ранение, госпиталь. После выздоровления был направлен в Гомельскую ЧК. В 1920 году участвовал вместе с Артузовым, Кариным и Эйтингоном в ликвидации Западного областного комитета савинковской организации. Потом вместе с группой гомельских чекистов, в которую входил и Эйтингон, был направлен на оперативную работу в Башкирскую ЧК. После возвращения в Москву в 1923 году был назначен в Восточный отдел ОГПУ, вначале оперативным уполномоченным, а потом и начальником отделения. В этом же году Петерс направляет его на учебу в Военную академию на восточный факультет. Образование у него было достаточное, и после успешной сдачи вступительных экзаменов молодого оперативника зачисляют на японское отделение. И тут произошло главное, что определило дальнейшую судьбу чекиста. Так же, как и Зорге, Алексеев «заболевает» Японией. Начались два года работы и тяжелой учебы, особенно по изучению японского языка. В 1925 году он оканчивает Восточный факультет и приказом Реввоенсовета по личному составу от 4 августа назначается в распоряжение ОГПУ. Вместе с ним факультет оканчивает Наум Эйтингон и Иван Шебеко, которые тоже назначаются в распоряжение ОГПУ.
Алексеев работал в Харбинской резидентуре у Карина, потом в разведцентре ИНО во Владивостоке. В 1927 году переведен в ИНО и в апреле 1928 года был направлен в Токио первым легальным резидентом. В Наркоминделе оформили все необходимые документы, сменили фамилию на Железняков, и в столице империи появился новый второй секретарь посольства.
Нужно было знакомиться со страной, вникать в новую для него работу посольства, выполнять дипломатические функции, возложенные на второго секретаря, и выполнять их отлично, чтобы не выглядеть дилетантом в глазах японских дипломатических чиновников и многочисленных иностранных дипломатов. Еще в конце 1920-х в постановлении Политбюро подчеркивалось, что резиденты политической и военной разведок, пользующиеся дипломатической «крышей», не должны пренебрегать выполнением своих дипломатических обязанностей, чтобы не вызвать подозрений со стороны контрразведки противника. Так что на дипломатическом поприще приходилось работать в полную силу. И, конечно, продолжать изучать японский язык. Склонность к языкам у него была. Японский он знал отлично. Мог свободно разговаривать на любые темы, читать газеты и журналы и даже читать переписку на японском языке, а это гораздо труднее, чем читать печатный текст. Блестящее, для иностранца, знание языка способствовало установлению неформальных доверительных связей и знакомств со многими влиятельными чиновниками японского МИДа, а это давало возможность иногда выполнять конфиденциальные поручения.
Были у него контакты и с «соседями». Одним из легальных резидентов военной разведки в Японии в начале 1930-х был Михаил Абрамов. О нем известно очень немногое. Он был офицером русской армии, и его очень уважал и ценил Берзин. В конце 1920-х он был резидентом в Тяньцзине, а потом резидентом в Японии под «крышей» вице-консула в Токио и под фамилией Шадрин. Очевидно», «крыша» вице-консула была представлена разведупровским резидентам. Василий Сухоруков ведь тоже работал под «крышей» вице-консула в Мукдене. Главным резидентом Разведупра в Японии в начале 1930-х был Аркадий Асков – первый секретарь посольства по печати. Он родился в 1897 году в Чернигове. Член партии с 1918-го, во время гражданской на подпольной и партийной работе. С 1923 года в Разведупре. В 1925-м окончил японское отделение Восточного факультета Военной академии. И сразу же был послан на разведывательную работу в Японию: вначале под «крышей» секретаря консульства в Нагасаки и Цуруге, а потом вице-консулом и консулом в Кобе. После пяти лет работы в Японии был отозван в Москву в распоряжение Управления и одновременно был назначен референтом по печати в Наркоминдел. Возможно, что с учетом референтской работы он и был назначен в 1933-м первым секретарем по печати советского посольства в Токио. На этой должности он проработал до 1937-го. Потом его отозвали в Москву, 26 мая 1937-го арестовали и 2 сентября расстреляли. Еще один опытный разведчик ушел в небытие.
Алексеев был резидентом ИНО до 1932 года. Отлично работал, исполняя свои дипломатические обязанности. Хорошо изучил страну, приобрел солидные связи и знакомства в мидовских кругах и среди иностранных дипломатов. Но, очевидно, он стал больше дипломатом, чем разведчиком. Посол в Японии Трояновский очень высоко ценил его дипломатические способности и во время одной из своих поездок в Москву добился в ЦК партии откомандирования Алексеева на постоянную работу в Наркоминдел. При этом дипломатические способности нового сотрудника были оценены очень высоко. Он получил значительное повышение и должность первого секретаря посольства и Генерального консула в Токио. Когда новый начальник отдела узнал об этом, то было уже поздно: ИНО потеряло в Токио очень перспективного работника, который мог бы развернуть широкую разведывательную работу. Все возможности у Алексеева для этого были. По воспоминаниям Гудзя, он был удивительно талантливым японистом. Ему бы, как говорится, и карты в руки. Опытный чекист, незаурядный ум, достаточно смелый, уверенный в себе, он не оставил ни одного агента японца. При встрече с «Павлом» (псевдоним Алексеева) Артузов деликатно упрекнул его за «измену» и все же выразил уверенность, что он будет в меру возможностей оказывать ИНО некоторые услуги. «Павел» обещал и в дальнейшем помогал резидентам ИНО Шебеко и Гудзю в переводах и экспертизе японской документации, полученной токийской резидентурой от японских источников.
После перевода Алексеева в Наркоминдел руководство ИНО решило назначить резидентом в Токио, тоже под «крышей» второго секретаря посольства, Ивана Шебеко. Очевидно, в конце 1931-го, когда состоялось это назначение, у ИНО не было другой подходящей и, главное, свободной кандидатуры. Шебеко родился в 1896 году в крестьянской семье. Участник первой мировой, с августа 1915-го по 1917 год – на фронте рядовым. В Красной Армии служил всего четыре месяца в начале 1919-го. И с мая 1919-го – в органах ВЧК. В 1925-м вместе с Алексеевым окончил Восточный факультет Военной академии и после короткой подготовки в декабре 1925-го под фамилией Журба командируется в Японию секретарем консульства в Кобе, где проработал два года. В 1927 году переводится вице-консулом в Сеул, а в июле 1928-го назначается консулом в Дайрен. В ноябре 1930-го возвращается в Москву и находится в распоряжении Наркоминдела.
Вот его и решили отправить новым резидентом в столицу империи. Есть чекистский опыт, хорошее военное образование, пятилетний стаж работы в Маньчжурии и Японии, знание страны и некоторое знание японского языка. Казалось бы, все говорило за то, что выбор был удачным и можно надеяться на активную и результативную работу нового резидента. Но, к сожалению, эти надежды не оправдались.
