Через три стопки муть в душе подрассеялась, стало маленько повеселее, но некий осадочек остался. С самогоном ведь как: если через третью стопку продрался — все. Дальше рецепторы вкусовые забиваются, и он начинает идти мягко и душевно.
— Как ты пьешь эту гадость? — Вика подсела ко мне, взяла мою рюмку, принюхалась и сморщила носик. — Фу-у-у! Бяка!
— Через силу, — ответил ей я. — Испытывая невероятные муки. Хочешь попробовать?
— Ну уж нет, это без меня! — Она вздохнула. — Может, пошли уже домой? Что тут делать?
— Ну как, а народ? — Я удивился. — Веселье вон идет полным ходом.
И впрямь, веселье раскручивало свой маховик. Жилин и остальные затеяли армрестлинг, обещая вырвать друг другу руки, Шелестова и Мариэтта лениво переругивались, комментируя это действо, Ташу же развезло от пары рюмок, она сидела за столом и напоминала лемура — сама маленькая, а глаза большие.
Я засадил еще стопку и было дернулся туда, к ребятам, но Вика удержала меня.
— Не порть мальчикам развлечение, — попросила она. — Посиди со мной.
— Чего это я его испорчу? — возмутился я, но остался на месте. Не ровен час, еще кто меня припечатает, будет обидно.
Жилин сделал всех. Под аплодисменты Шелестовой он поочередно бахал руки моих опричников о крышку стола.
— Однако, — повертел головой я. — Здоров же, чертушка.
— Ну да, — согласилась Вика. — Чемпион.
— Харитон Юрьевич, — прозвенел голос Шелестовой. — А вы что же?
Ай-ай, неохота мне позориться. Но и в кусты уходить неохота…
— Не-не-не, — замахал руками Жилин. — Хорошего понемножку. Давайте-ка лучше накатим!
Шелестова картинно развела руками — вот досада, не получилась шпилька. Но по блеснувшим глазам я понял — на этом она не успокоится.
Вскоре кто-то включил музыку, и началась обычная офисная забава «Танцы между столами».
— Пойду перекурю, — сказал я Вике и вышел из кабинета.
Когда я минут через пять вернулся обратно, то был очень удивлен. Музыка была выключена, свет же в кабинете, напротив, включен, и все одевались — кто натягивал куртку, кто шнуровал ботинки. Вика и Мариэтта убирали продукты в холодильник.
— Не понял?! — удивился я. — Вы это чего?
— Решили в клуб поехать, там музыка громче и вообще, — пояснил мне Жилин, натягивая на могучие плечи кожаную куртку. — В принципе правильно, чего тут сидеть?
— Ничего, что мы без вас это решили? — застенчиво спросила Шелестова. — Ну мы подумали, что вы не будете против.
— Да нет, не против, с чего бы, — ответил ей я. — В клуб так в клуб.
— А вы с нами? — спросила Мариэтта.
— Да, шеф! — поддержал ее Юшков. — Как же мы без вас?
Вика явно была недовольна, но, улыбнувшись, скорчила гримаску: «Ну, что поделаешь? Поехали».
Клуб был мне давно знакомый, я тут не одну ночь провел — с учетом моей-то бывшей газетной специфики. Все было как всегда: бармен крутил бутылки, народ отдыхал, дамы из категории «последний шанс» скучали у стойки, музыка, полумрак — ничего не изменилось.
Наша компания оккупировала отличное место — и музыка не слишком долбит в уши, и в меру уютно.
— Надо выпить, — одновременно сказали Юшков и Шелестова.
— Я пас, — сказала Таша. — Я вообще скоро уйду.
— На часы посмотри? — фыркнула Шелестова. — Все курьеры уже работу закончили.
— А я на завтра заказ перенесла. — Таша была сама невозмутимость. — Просто мне тут не нравится.
— А чего тогда поехала с нами? — удивился Самошников.
— Компания, — лаконично ответила ему Таша. — Все поехали — и я поехала.
— Нам ее не понять, — резюмировала Шелестова. — По крайней мере, на сухую.
Вскоре перед нами стояли напитки различной степени крепости. Я, например, вообще взял фреш — почему-то не хотелось больше спиртного, и начинала побаливать голова — все-таки тот первач был страшной бодягой.
Разговор не клеился, возникало ощущение, что все немного зажаты. Наконец Шелестова сказала:
— Скучно с вами, как на похоронах. Пойду танцевать.
Следом за ней потянулись и ребята, я же решил выйти на улицу, покурить на свежем воздухе — в висках ломило все сильнее.
Вечерний осенний воздух хлынул в грудную клетку, как стакан воды с бодуна. Ей-ей, было даже жалко портить его табачным дымом. Нет, он и так был разбавлен выхлопом машин и прочими добавками мегаполиса — и все же хмарь в голове немного рассеялась. Осень (как и весна) в Москве всегда пахнет особенно. Исконный запах слегка подпревшей листвы, сырых древесных стволов и липкого тумана перемешивается с ароматами сырого асфальта, табачного дыма и еще черт знает чего, и мы дышим ни с чем не сравнимым и незабываемым воздухом осеннего города.
«Покурю — и домой поедем», — решил я. Как-то не сложился праздник, не то получилось, чего хотелось. Не то что раньше. Может, старею? Или…
Я ухватил сигарету губами и похлопал себя по карманам. Зажигалки не было, стало быть, лежала она в кармане куртки. Я оглянулся. У входа в клуб стояли два охранника, которые в своих серых костюмах напоминали два замшелых валуна. Эти явно не курят. Впрочем, иногда они таскают с собой зажигалки для гостей.
Раздался щелчок, и перед моим лицом заплясал огонек, выпрыгнувший из, надо заметить, очень дорогой зажигалки, уж я-то в этом понимаю. Белое золото, вензель с камушками. Ух ты.
— Вот так всегда — что-то да забудешь. То зажигалку, то сигареты, то еще что. Не так ли, Харитон Юрьевич?
Я прикурил и посмотрел на своего неожиданного собеседника. Мой ровесник, приятное открытое лицо, дружелюбная белозубая улыбка, русые волосы, зачесанные назад, спортивная фигура. Лет эдак шестьдесят-семьдесят назад таких ребят изображали на плакатах рядом с тракторами и станками. Целинники, былинники…
— Что поделаешь, этот мир неидеален, — согласился я с ним. — Но ведь всегда есть выход. Где сам что-то найдешь, где люди помогут.
— Есть такое, помогают, — кивнул русоволосый. — Но это в том случае, если человек того достоин, если он правильно себя ведет в обществе, готов не только прислушаться к советам других людей, но и им последовать. Это ведь все очень важно, именно из этого складывается мнение общества о человеке.
Да, вот ведь как. А меня тут ждали, ждали. Стало быть, и впрямь не обошлось без крота. Ладно, с ним потом, сейчас надо с этим добряком-зажигалочником разобраться. И чего я умную женщину не послушал, домой не поехал…
— Я вот что предлагаю, Харитон Юрьевич, — улыбнулся русоволосый. — Может, пройдем обратно в клуб и побеседуем? Вы уже поняли, что я тут не случайно, я наверняка знаю, что поняли. А что до разговора — так ведь от вас не убудет, не так ли? Тут холодно, не ровен час — простудитесь. Осень уже совсем.
— Ну за заботу о здоровье спасибо, но там внутри громыхает очень сильно и громко. Не дадут поговорить, — засомневался я.
— В чилауте? Ну отчего же, мы там замечательно побеседуем, да еще и под чаек, да с лимончиком. Голова-то, поди, болит?
Какой заботливый, а.
— Ну пошли, пообщаемся, вот только я своим скажу, что собеседника встретил интересного. Они волноваться могут начать, искать меня побегут.
— Ну конечно же предупредите своих друзей! Это очень правильный поступок. Да мы и пойдем мимо них, попросту махните им рукой. — Русак заулыбался.
— И еще — как вас зовут? Мне же надо знать, с кем я говорю.
— У меня довольно-таки старомодное имя, — засмущался собеседник. — Меня Ерема зовут.
— Ну да? — удивился я. — Ваши родители были довольно остроумные люди!
— Не представляете — насколько, — вздохнул Ерема. — Но вообще у меня только отец был.
У входа в клуб к нам присоединился еще один товарищ в светло-сером костюме, он молча, какой-то очень мягкой походкой следовал за нами чуть поодаль, с отставанием шагов в пять.
— Не волнуйтесь, — сказал мне Ерема. — Это мой телохранитель, времена-то смутные. Куда мир катится?
— Никуда не катится, — возразил я ему. — Он, как и раньше, вращается вокруг Солнца.
— Вы так полагаете? — хитро посмотрел на меня Ерема.