— Значит, надо ознакомиться со страховыми договорами Дэниела Мардена.

— Подобный род занятий — не ваша сфера, каноник Чемберс. Вы занимаетесь гораздо более громкими делами.

— Я сам на это не напрашиваюсь.

— И вот еще что следует помнить: иногда поджог совершают, желая избавиться от улик.

— Какого рода улик?

— Разных.

— Компрометирующих документов, важных вещественных доказательств?

— Я имел в виду нечто более серьезное. Я говорил о трупах.

Через несколько дней Китинг рассказал своему приятелю, как обстоят дела. В то время, когда вспыхнул пожар, Дэниел Марден действительно находился в Лондоне, где фотографировал свадебную церемонию по случаю второй женитьбы одного из своих друзей. Сгоревший дом он три года снимал у Беллов и использовал в качестве студии, а сам жил на Хиллс-роуд в квартире, которая некогда принадлежала его матери. Марден был разведен, его бывшая супруга с тех пор, как они расстались, умерла, но, насколько выяснил инспектор, не при подозрительных обстоятельствах. У него был сын, он жил за границей.

— А вообще как он здесь появился? — спросил Сидни.

— Мямлил что-то о желании избавиться от соблазнов Лондона. Он вел, как выражаются в нашем деле, «яркую жизнь». Сами знаете, какие у фотографов отношения с женщинами. Примерно такие, как у священников, только с сексуальным запросом.

Сидни собрался возразить, но сообразил, что Китинг подтрунивает над ним.

— Здесь он мог держать себя в руках, — продолжил инспектор. — Никаких развлечений Сохо, до которых вы все так падки.

Сидни пропустил мимо ушей его намек на свою любовь к джазу.

— Полагаю, что в старой материнской квартире он жил бесплатно. Считаете, у него были проблемы с деньгами?

— Развод — дело более дорогостоящее, чем думают люди. — Сидни удивило, с каким безразличным видом говорил его приятель. — Никаких следов подруги не просматривается. Не исключено, что она тоже слиняла.

— Хотите сказать, что его первая жена ушла от него?

— Женщины, Сидни, как и мужчины, имеют обыкновение уходить от супругов. Иногда просто не выдерживают, как постоянно твердит мне моя половина.

— Вряд ли можно подозревать Дэниела Мардена в поджоге собственной студии.

— Не забывайте, что студия была не его. Дом принадлежал Беллам.

— Вы с ними беседовали?

— Они в ярости, если это не показуха. Семья постоянно нуждается в деньгах и, кроме того, пожар — способ избавиться от фотографа.

— Следовательно, поджигателями могли быть сами Беллы?

— Не вижу причин отрицать это.

— У них есть страховка на дом?

— Да, дом Беллов застрахован. Даже с Марденом в качестве внутренней начинки. Хотя выплата вряд ли будет произведена, пока мы не обнародуем результаты расследования.

— Но ведь сумма не может быть значительной?

— Нет. Однако достаточной, чтобы сжечь строение, которое никому не нужно. Если нет других причин…

Сидни колебался.

— Мне кажется, нечто подобное имел в виду Марк Боуэн.

— Если вы имеете в виду трупы, то их не обнаружили.

— А может, думали, что Марден находился дома?

— Намекаете на попытку убийства? Нет, Сидни, я не сомневаюсь, что это какая-то махинация со страховкой. Если хотите, можете пойти и сами взглянуть на фотографа.

— Надо придумать предлог.

— Прежде подобные мелочи вас не останавливали. Это же ваша работа — утешать страждущих. Интересно, что вам удастся из него выудить.

— Вы хотите, чтобы я с ним повидался?

— Вы же знаете, Сидни, я всегда благодарен вам за помощь.

— И благословляете меня на это дело?

— Для разнообразия с удовольствием поменяюсь с вами местами и благословлю.

По дороге домой Сидни все как следует обдумал. Направляясь на встречу с Китингом, он взял с собой лабрадора, чтобы по пути в бар и обратно собака погуляла. Общение с псом стало неожиданной и очень хорошей стороной его жизни. Случалось, что Диккенс своевольничал (особенно его выводили из себя овцы, и сезон окота был традиционно непростым временем), но Сидни радовался уникальному сочетанию в нем терпения и привязанности. В то время как собаки других хозяев тявкали, прыгали, лизались и рычали, Диккенс проявлял интерес к дому, почти не убегал, как делал раньше, и был вполне доволен своей судьбой. Он редко злился на людей, и вскоре Сидни понял, что может многому научиться у своей собаки.

Тем более его удивило, когда Диккенс вдруг сильно разволновался. Умчался вперед, затем остановился у прохода на луга и громко залаял. Почти стемнело; мимо них пробежал Джером Бенсон со своей гончей. В другую сторону, опустив голову, быстро прошла девушка в голубовато-зеленом сарафане. Левой рукой она придерживала откинутые назад светлые волосы, правая рука дрожала. Не иначе, Абигайл Редмонд, подумал Сидни. Но что сделал Джером Бенсон, чтобы так ее расстроить?

Дэниелу Мардену было лет шестьдесят. Смуглый красавец, одетый в знававшие лучшие времена кремовый льняной костюм. Коричневые ботинки сношены, панама небрежно валялась в продавленном кресле. Он сидел за столом со стаканом виски и постукивал сигарой по полной окурков пепельнице. Сидни он выпить не предложил, только удивился, почему священник решил навестить его. Хотя по жилищу Мардена никто бы не сказал, что он человек преуспевающий, после нескольких минут разговора Сидни узнал, что его собеседник в прошлом жил и в роскоши. И в лучшую пору извлекал выгоду из своей природной привлекательности и обаяния.

— В наше время все требует больших усилий, — начал он. — В молодости я рвался вперед, был активным и энергичным. А сейчас и на месте едва стоишь, а это, как вам известно, очень скучно.

— Зависит от того, на что вы смотрите.

— В этом смысле всегда уместна молодая хорошенькая девушка.

— Вы фотографируете хорошеньких девушек?

— Когда представляется возможность. Но теперь в основном свадьбы.

В двадцатые годы Марден оказался в кинобизнесе, работая ассистентом великого английского оператора Чарльза Рошера. Даже снял пару немых картин, но потом, как он выражался, «не сложилось с финансами», и его карьера покатилась вниз: сначала газеты, мода, затем реклама и, наконец, съемка свадеб и выполнение мелких поручений. Сидни увидел в корзине для мусора пустую бутылку из-под виски и задумался, насколько в «грехопадении» этого человека виновато спиртное.

Было заметно, что, говоря на темы, его интересующие, Дэниел еще способен увлечься и оживиться, но возраст и неудавшаяся карьера накладывали неизбежный отпечаток на внешность, и его лишенное эмоций лицо выражало лишь отказ от борьбы и покорность судьбе. Щеки словно обвисали, губы превращались в застывшую щель, взгляд становился отрешенным. Человек будто мог себя включать и выключать.

Дэниел объяснил, что ездил в Лондон фотографировать на свадьбе на общественных началах, однако Сидни заподозрил, что жених оказал своему знакомому услугу, наняв его за деньги.

— Приходится скрепя сердце желать им счастья, хотя в половине случаев очевидно, что брак обречен. Не сомневаюсь, каноник Чемберс, вам это тоже знакомо. Смотрите в храме на невесту и думаете: «Вот идет очередная овечка на заклание».

— Я надеюсь этого избегать и старательно готовлю пары к супружеству.

— А сами не женаты! — воскликнул фотограф. — Наверное, столько всего насмотрелись, что оттягиваете женитьбу.

— Не совсем так.

— Меня всегда удивляло, как родители стараются разодеть своих дочерей, всех этих дебютанток. «Любовь на продажу». Я недурно зарабатывал на них, фотографируя и помещая снимки в «Кантри лайф». Теперь их совсем не так много, хотя однажды мне пришлось снимать вашу подругу мисс Кендалл.

— Откуда вам известно, что мы с ней знакомы?

— Каноник Чемберс, это все знают! Она из тех светских львиц, у которых слабость к священникам.

— Хотите сказать, больше чем к одному?

— Многие знакомые стремятся заполучить в друзья викария, чтобы, если потребуется, он помог им выпутаться из передряги. Разумная страховка.