— Может, виновата сама девушка — заманила его?

— Не надо заигрывать с несовершеннолетними! Этот Дэниел Марден мне кажется каким-то скользким. А вы, я вижу, не любите Бенсона. Мне он тоже не очень-то нравится, но я не вижу причин, зачем ему поджигать тот дом.

— Да вроде бы нет…

— Вы же не испытываете дурных чувств к Бенсону. Но даже если считаете его милым повесой с добрым сердцем, это не доказывает его невиновности, как и виновности.

— Я не утверждаю, что Марден идеальный человек.

— Надо покопаться в его биографии.

— Я полагал, что у вас больше на подозрении Гари Белл. Он открыто заявлял, что терпеть не может Мардена. Считает, что тот подглядывает за его возлюбленной. И мог подпалить дом, желая запугать недруга и одновременно получить страховку. Логичнее подозревать именно его.

— Но он не допустил бы такой промах — не оставил бы канистру из-под бензина валяться у всех на виду. К тому же пожарный следователь убежден, что огонь вызван не бензином — задействовано что-то другое. И я хочу, Сидни, чтобы вы мне помогли узнать, что именно. Кстати, обелите свое имя.

— Неужели оно настолько замарано?

— Болтают о скабрезных журнальчиках и юных девицах. Надо положить этому конец, Сидни. Возьмите мне еще пинту пива, и я вам расскажу, как мы будем действовать. Вам придется нанести несколько ваших знаменитых пасторских визитов.

Следующим вечером Сидни с Леонардом пошли в кино на «Окно во двор» Альфреда Хичкока. Они ожидали крутой триллер и были удивлены неспешным началом. Сюжет почти полностью строился на нежелании Джимми Стюарта жениться на Грейс Келли. Он был не готов к браку и боялся, что семейные узы лишат его возможности приключений. Служанка Стела сказала ему, что у него недостаток гормонов, если дефилирующие под окном красотки в бикини ни на градус не поднимают его температуру.

Сидни чувствовал: Леонарда смущает мысль, что женщины способны возбуждать мужчину, но сам испытал волнение, когда наконец появилась Грейс Келли в платье за тысячу долларов и с ниткой жемчуга на шее.

Как ни досадно, но предметом обсуждения героев снова стал брак.

«Ты считаешь, что ни один из нас не способен измениться?» — спросила Грейс у Джимми и посмотрела с подкупающей прямотой. Сидни вздохнул.

Прошло полчаса, но ничего похожего на убийство не произошло. Мысли Сидни вновь направились в сторону любовных отношений, брака и семейных уз. Когда он очнулся от грез, на экране появился частный детектив и обсмеял все усилия Джимми Стюарта как «любительское разнюхивание».

Леонард наклонился к Сидни и прошептал:

— Все это знакомо.

— Нам хотя бы не приходилось иметь дело с расчленениями.

— Пока не приходилось.

— Бенсон ограничивается особями из мира животных.

— Ну, это насколько нам известно, — успел ответить Леонард, прежде чем на него зашикали зрители.

Конечно, Бенсон мог быть просто эксцентричным человеком, нельзя подозревать человека только потому, что кому-то не нравятся его манеры. Однако было в нем нечто такое, что настораживало Сидни.

На следующий день он решил проверить, дома ли Дэниел Марден и готов ли тот ответить на несколько вопросов. Сидни решил, что полдень самое подходящее время для визита: хозяин уже встал с постели, но не успел приложиться к спиртному. Они даже могли бы пойти в ближайший паб — Марден вряд ли станет отказываться от приглашения. Фотограф удивился гостю.

— Ваш приход неожиданный подарок, каноник Чемберс. Вам следует знать, что я воспитан в римско-католической вере. А если родился католиком…

— Покажите мне мальчика, которому нет еще семи лет…

— И я скажу, какой из него вырастет мужчина. Игнатий де Лойола. Полагаю, я научился подавлять в себе страх вечного проклятия и адского пламени.

Сидни ухватился за повод повернуть разговор в нужное русло.

— Что касается пламени — его ведь у вас и в этой жизни случилось предостаточно.

— Верно. И именно поэтому вы ко мне пришли. Признайтесь, ведь не для того же, чтобы получить удовольствие от моего общества. — Марден закурил сигару.

— Мне понравились ваши рассуждения о фотографии. Остановка во времени, творение момента, консервация памяти…

— С этим надо быть очень осторожным.

Сидни вспомнил альбомы, которые листали его родители. В них были снимки их самих и троих детей: Сидни, еще младенец, на руках матери, трое малышей на санках, отец уворачивается от снежка, мать примеряет противогаз, Сидни крайний справа на снимке одиннадцати лучших игроков крикетного клуба «Мальборо», его сестра с подружкой по дороге на бал в «Ланздауне», армейская шеренга, в которой стоят три его погибших друга.

— Вы хотите сказать, что мы воспринимаем слишком реально? — спросил он.

— Это всего лишь фиксация момента, — ответил Марден. — И единственное изображение, специально скадрированное таким образом, чтобы отсечь всякий намек на то, что случилось до этого мгновения и после него.

— Но от этого снимок не становится недостоверным.

— Сама память недостоверна, каноник Чемберс. Мы реконструируем ее всякий раз, когда что-нибудь вспоминаем; это творческий и адаптивный процесс.

— Да, память нередко ошибается.

— К тому же она лжива. Фотография — нечто иное. Она обладает индивидуальной, ясной реальностью.

— Следовательно, необходимо отделять образ от его изображения, — заметил Сидни.

— Так в наши дни учат в университетах.

— Значит, снимок… юной девушки — не фиксация определенного времени в ее жизни, а самостоятельное произведение искусства?

— В принципе так, хотя подобная концепция слишком возвышенна для того, чем занимаюсь я.

— Согласен. Не представляю, чтобы кто-нибудь вроде Абигайл Редмонд разбирался в подобных тонкостях. Она знала, что вы собирались опубликовать снимки, где она наполовину голая?

— Не совсем… то есть нет.

— Вы их просто продали?

— Любая, кто снимает одежды перед фотографом, должна понимать, что не он один увидит конечный результат. Это было бы наивным. А Абигайл отнюдь не наивна.

— Вы все-таки знали ее имя?

— Вы о чем?

— Когда мы с вами встретились в первый раз, вы сказали, что понятия не имеете, как ее зовут. Она позирует под псевдонимом Кэнди Свит. Но, оказывается, вы в курсе, как ее имя.

— Всего не упомнишь. Иногда что-то забывается. Вот она, память…

— Абигайл просила особого отношения?

— Да, демонстрировала знаки расположения. Но с ними со всеми так. Пойдут на что угодно, только бы отсюда удрать. Не желают быть женами и секретаршами. Мечтают жить в Лондоне, но для большинства это просто воздушные замки. Девчонок много, но лишь немногие из них на уровне.

— Абигайл на уровне? — спросил Сидни.

— Я говорил, что ей надо немного похудеть и ее нос чуть приплюснут, но она не слушала — не сомневалась, что станет роскошной моделью. И по тому, как одевается, я думаю, все еще искренне в это верит. Как же она мало знает жизнь!

— Полагаю, Абигайл рассердилась, когда вы заявили, что она не обладает качествами модели?

— Да.

— Настолько, что могла поджечь вашу студию?

— Не исключено.

— По-моему, мистер Марден, вы равнодушны к расследованию. Уверены, что рассказали мне все?

— Хотите выслушать историю моей жизни?

— Нет. Всего лишь узнать относящиеся к делу факты. Не уверен, что вы были откровенны со мной, рассказывая о ваших отношениях с Абигайл Редмонд.

— Не было никаких отношений. Я ненавижу ее.

— Почему?

— Мне надо выпить. Без глотка спиртного об этом не рассказать. — Марден встал: прежде он не казался Сидни таким слабым и беззащитным — почти напуганным. — Пойдемте в паб, он уже, наверное, открылся. Не смогу говорить на пустой желудок.

Выведав все, что требовалось, у Мардена, Сидни решил, что должен взять инициативу в свои руки. Он оставит за себя Леонарда Грэма держать оборону в приходе, а сам разберется с делом о поджоге.