«Ульбрихт убийца! Будапешт! Будапешт! Будапешт!»

На Бернауэрштрассе люди выпрыгивали из окон восточных квартир на западную сторону, за ними гнались полицейские. Жители кричали, махали руками, прижимали к себе детей и домашних животных — это была их последняя попытка воссоединиться со своими родными. Солдаты не обращали на них внимания. К пропускному пункту плелся старик и по пути швырнул продуктовую сумку во дворик дома.

— Никто не обвинит меня, что я занимаюсь контрабандой колбасы.

— Не может быть, чтобы они нас так быстро отрезали, — прошептала Хильдегарда. — Должны быть лазейки в колючей проволоке или места, где мы сумеем пробраться на ту сторону.

Они повернули на север, повторяя изгибы реки Шпрее. Показались развалины рейхстага. Хильдегарда повернулась к Сидни:

— Умеешь плавать?

— Давай, Хильдегарда, твой чемодан.

— Я могу облегчить его, надев на себя лишнее.

— Удачная мысль.

Вдали раздался автоматный огонь.

— Неужели… — начал Сидни.

— Хочешь спросить, неужели они стреляют в людей, пытающихся перебежать на Запад? Да.

— Не проще ли предъявить документы?

Хильдегарда открыла чемодан и достала вторую блузку и плащ.

— Тот человек видел тебя, Сидни, и «Штази» уже предупредила пограничников на твой счет.

— Несмотря на твое вмешательство?

— Нам помогли — повезло. Но я никому не верю. Дай твой портфель. Как ты думаешь, мы сможем переправиться за один рейс?

— Наверное. — Сидни вспомнил историю про лису, курицу и мешок с зерном, но решил, что теперь не время ее рассказывать.

— Ты хороший пловец?

— Почти что кембриджский призер.

— Шутишь?

— Хочу подбодрить. Давай чемодан.

— Как же ты управишься с двумя чемоданами в одной руке?

— Поплыву на спине, — объяснил Сидни, соскальзывая в воду. — А она теплая.

— Тише, — предупредила Хильдегарда. — Они почти рядом. Надо спешить.

Чемоданы были тяжелые, и Сидни продвигался медленнее, чем рассчитывал. Время от времени он пытался достать ногами до дна, но глубина была большая, и он боялся захлебнуться.

— Смотри не утони, — забеспокоилась Хильдегарда. — Если что — бросай чемоданы. Нам нужны только документы.

— Они при тебе?

— Конечно.

— Ты-то хорошая пловчиха?

— Чемпионка школы.

Они уже были на середине реки, когда Хильдегарда внезапно спросила:

— Ты действительно любишь меня?

— Да.

Наконец Сидни почувствовал под ногами дно, встал и побрел к берегу. Хильдегарда опустилась на колени, протянула руки и взяла по очереди чемоданы. А затем повела каноника по переулкам и боковым улочкам.

— Нам нужно двигаться на Запад и избегать центральных магистралей.

Их одежда прилипла к телу, а ночь выдалась холодной.

— Долго идти? — спросил Сидни.

— Менее часа. Когда попадем в район Тиргартен, будем считать себя в безопасности.

— Отлично. А то сейчас жизнь не кажется мне романтичной.

— Тебя должна поддерживать вера.

Они миновали развалины рейхстага и направились на юго-запад. Когда показался университет и новый участок Шпрее, уже рассвело.

— Ты же не хочешь сказать, что нам снова придется переправляться вплавь? — испугался Сидни. — Одежда только-только стала подсыхать.

— Там есть мост. Студенткой я любила купаться в озере Нойер.

— Жаль, не знал тебя тогда.

— В ту пору я была не в меру серьезной.

— А теперь?

Они миновали Тиргартен и прошли мимо Зоологического сада. На станции собирались первые утренние рабочие, спешившие в понедельник на смену. Продавцы газет торговали номерами «Тагесшпигеля» и «Берлинер Моргенпоста» с шапками заголовков: «Wir rufen die Welt!»[15]

Они поднялись по лестнице в квартиру Хильдегарды на Шиллерштрассе. Маттиус ушел на работу, а Труди все еще находилась в Лейпциге. Открыли чемоданы и обнаружили, что все вещи либо мокрые, либо испорчены. Хильдегарда нашла несколько полотенец и достала из шкафа зятя брюки и рубашку.

— Размер не твой, но пока надень. Я заварю кофе.

Сидни снял пиджак.

— В моем паспорте нет отметок. А как у тебя с документами? Могут возникнуть трудности с возвращением?

— Наверное.

— Тебе потребуется новый паспорт.

— В любом случае надо будет поменять.

Сидни пошел в ванную переодеться.

— Нужно идти в приход. Меня там ждут.

— Хочешь, оставайся здесь.

Он замер.

— Думаешь, можно?

— Конечно.

— Надеюсь, Маттиус не станет возражать? Только на один день?

— Нет, Сидни, ты остановишься у меня. В моей комнате. — Хильдегарда помогла ему снять рубашку. — Ты забыл у меня кое-что спросить. Видимо, выпало из головы.

— Да, все так перепуталось.

— Ты сказал, что теперь готов, но не спросил, готова ли я.

Сидни коснулся ее щеки и тут же отнял руку.

— Хильдегарда, — произнес он, — не знаю, что сказать. Я совсем растерялся. Но правда заключается в том, что я всегда боялся… меня всегда страшило, что ты ответишь «нет». Я ценю нашу дружбу и не хочу ею рисковать. И в то же время я тебя люблю.

— Вот и хорошо.

— Значит, ты тоже готова?

Хильдегарда посмотрела ему в лицо:

— Готова уже семь лет.

Вечером они отправились в приход, чтобы рассказать преподобному Хамфри Тарнбуллу о своих приключениях. Но свои намерения вступить в брак не озвучили.

— Весело провели время, — кивнул тот. — Вам бы теперь книгу написать о ваших похождениях.

Сидни кашлянул:

— Это были не просто похождения.

— Но вы все-таки вернулись. Какие теперь планы?

Хильдегарда посмотрела на Сидни, но тот не захотел раскрывать карт.

— Через несколько дней уеду, — ответил он. — А сегодня вечером можем поразвлечься. В «Джаз-клубе» играет квинтет Эрика Долфи. Составите нам компанию?

— Не увлекаюсь джазом, Сидни.

— Наверное, вам больше по душе Вагнер?

— Отнюдь. Я любитель оперетты. — Он игриво посмотрел на Хильдегарду. — Вот «Веселая вдова» — это по мне.

— Не доверяю вдовам, если они веселятся, — заметила та.

— Надеюсь, вы недолго останетесь вдовой. Сидни может найти вам подходящую пару в Англии, если задастся такой целью.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Хильдегарда.

Они покинули приходской дом и, как только скрылись из виду, Сидни взял Хильдегарду под руку.

— Я должен купить тебе кольцо?

— Надеюсь.

— Какие тебе нравятся?

— А ты попробуй удивить меня.

— Мне казалось, ты ничему не удивляешься.

— Пусть это будет в первый раз.

Когда они пришли в клуб, он был уже переполнен, и им отвели столик в стороне. Все вокруг говорили только о стене и своих родственниках на Востоке. Сидни взял меню и увидел цены. Хильдегарда, заметив, что он встревожился, успокоила — у нее хватит денег, если не на шампанское, то на приличное белое вино и небольшой венский шницель.

Музыкальные интонации бибопа Эрика Долфи напомнили Хильдегарде Бела Бартока и Стравинского. Сидни удивило, как быстро она приняла джаз.

— Это все музыка, — сказала она. — Пепси Ауэр очень хорош за фортепьяно. Хотела бы я так играть.

— Не сомневаюсь, ты можешь.

— Не та техника.

Сидни накрыл ладонью ее руку:

— У тебя великолепная техника.

Долфи импровизировал на альтовом саксофоне и на басс-кларнете, и в его сольных пассажах звучало переложение «Боже, благослови детей» Билли Холидей. Он растянул главную мелодию и экспериментировал с промежуточными, закольцовывал темы, перебирал звуки аккордов так, что прежняя музыка стала казаться полузабытой мечтой. Принесли напитки, Долфи исполнил на флейте «Хай Флай», затем «Я запомню апрель» с долгим соло Бастера Смита на барабане. Хильдегарда сказала, что ее раздосадовало отношение англиканского священника, который назвал «похождениями» их преодоление водной преграды.

— Он считает, что раз мы немцы, то стена и все страдания, которые она принесет, — наша вина.