— Мы простояли на якоре три дня, — продолжал О’Дональд, — пока наконец эти мерзавцы не соизволили выйти к кораблю.

— Ты был прав, полковник, дорогуша, — это прирожденные хитрющие торговцы. Торговались мы с ними несколько дней и в конце концов продали им, как ты велел, одну-единственную винтовку, немного пороха и несколько часов, изготовленных Готорном. В обмен мы получили весь свинец, какой у них был, сорок тонн.

— Этого недостаточно, — сказал Эндрю мягко. — Нам нужно по пятьсот патронов на каждый из двадцати тысяч мушкетов. Итого больше трехсот тонн свинца.

— Но мы уже договорились с ними о регулярной торговле. Я обещал им пятьдесят мушкетов, одно из четырехфунтовых орудий и пять сотен будильников, если они достанут еще двести пятьдесят тонн к концу лета.

— Мне это вовсе не нравится, — произнес Тобиас холодно. — Вооружая этих язычников, мы роем себе яму.

— Знаю, знаю, — сказал Эндрю, качая головой. Судя по тому, что уже рассказал ему Тобиас, люди, жившие по южным берегам моря, были финикийцами или карфагенянами, и привезенные образцы письма подтверждали это. Была большая вероятность, что они разберут ружья, поэкспериментируют с порохом и поймут, как это работает.

— А в каких они отношениях с тугарами? — спросил он О’Дональда.

— Они называют их «мерки». Утверждают, что им еще два года пути до них.

— Ради их же благополучия, надеюсь, что это так. Ты сказал, что мы боремся против тугар?

— Они этому не поверили, сказали, что мы сумасшедшие.

— Так, значит, на юг бежать некуда, — произнес Эндрю спокойно, пронзив Тобиаса взглядом, но тот промолчал. — А медь?

О’Дональд достал из-под стола медную урну.

— У меня пятьсот таких на корабле, и еще пара сотен брусков, каждый из которых весит около пяти фунтов.

Эндрю просиял. Теперь Митчелл мог тянуть свой телеграф, а Фергюсон — организовывать проволочное производство.

— Мы обещали вернуться через месяц за следующим грузом.

— Остается надеяться, что за этот месяц они еще не научатся делать ружья, — сказал Эндрю невозмутимо, и хотя все рассмеялись, он не издал ни звука. Сам он надеялся, что они не создадут дополнительных проблем для своих соседей, а также для самих себя, если им удастся выжить после всего этого.

Но когда он посмотрел на другой конец стола и увидел Кэтлин, сидящую там, он забыл о своих страхах — пусть хотя бы на данный момент.

Снова то же самое, мрачно думал Музта, идя по главной магистрали Тультака. Улицы были пусты, запах смерти витал в воздухе.

— Ты можешь хотя бы приблизительно оценить потери? — спросил Музта оповещателя, посланного им вперед в этот главный город майя.

— Мой господин кар-карт, эпидемия свирепствовала здесь задолго до того, как мы даже приблизились. Это хуже всего, что мы видели раньше. Выживет не больше двух из каждых десяти, и то если повезет. И они будут обезображенными и потому нечистыми. Скот утверждает, что это началось два месяца назад, до того как сошел последний снег и мы двинулись в путь.

— Тогда мы будем есть нечистое мясо, — взревел Музта.

Никто не ответил на эту вспышку ярости. Громко выругавшись, Музта пошел дальше. Затем он обернулся и посмотрел на Алема:

— Почему, черт возьми, почему? Мы двигаемся быстро — остальная орда всего в трех днях пути позади меня. Они выступили даже до того, как растаял снег. За три месяца мы прошли столько, сколько обычно проходим за семь. Я планировал остановиться здесь до ранней осени, а затем двинуться на Русь до наступления зимы. Почему, скажи мне?

— Это проклятие, — пробормотал Алем, глядя вверх. — Возможно, вечные небеса прокляли нас.

Музта посмотрел на Алема с ненавистью. Не хватало только, чтобы этот человек начал распространять слух, что к падежу скота привело неудовольствие небес. И глазом не успеешь моргнуть, как вся орда обратит свой гнев против того, кого сочтет источником несчастий, а уж Тула, будьте уверены, знает, на кого указать пальцем.

— Наши люди останутся здесь, — произнес Музта мрачно. — Мы будем есть нечистое мясо, если нужно, и мы останемся здесь — но только на две луны, а затем двинемся дальше. Мы должны оставить здесь некоторое количество здоровых, иначе на обратном пути мы не найдем никаких майя, ни восточных, ни западных. И на протяжении восьмисот лиг у нас не будет места для зимовки.

— Но, мой господин, — выступил вперед Тула, — до этого еще целый оборот. Меня больше беспокоит то, что мы имеем здесь и сейчас.

— А меня беспокоит, выживет ли орда не только сейчас, но и в следующем поколении, — прорычал Музта.

— Если ты будешь по-прежнему гнать нас вперед, следующего поколения не будет, — зловеще произнес Тула.

Все замолчали. В воздухе запахло кровью. Многие хотели бы, чтобы разгоравшаяся ссора разрешилась поединком, хотя они и понимали, что если Музта падет от меча Тулы, то междоусобная война неизбежна.

Музта сделал шаг к Туле, тот не тронулся с места.

— Ты открыто вызываешь меня? — прошипел Музта. Казалось, их противостояние длится вечность, пока наконец Тула, рыча, не отступил.

— Пошлите всадников назад, к орде, — резко бросил Музта. — Велите им быстро ехать сюда. — Он посмотрел на Алема. — И найди какое-нибудь религиозное объяснение, разрешающее есть нечистое мясо, — рыкнул он и, повернувшись, пошел прочь.

Приближенные оставили его, предоставив собственным мыслям. Оглядев пустую площадь, Музта подошел к ступеням пирамиды и начал взбираться вверх. Дойдя до вершины, он заглянул в маленькую каморку для жертвоприношений. Зловоние заставило его уйти, злобно бормоча что-то о нечистых привычках скота.

Сев на ступени, он смотрел на восток. Кубата ехал очень быстро и должен был уже покрыть три сотни лиг до Руси. Он надеялся, что гнетущие его страхи не имели оснований и оспа не достигла Руси.

— Это еще кто такие? — спросил Эндрю, глядя в бинокль на странную группу, спускавшуюся по дороге, идущей вдоль реки с северо-запада.

— Это первые вестники рока, — сказал Касмар. — Мы называем их странниками.

— Странниками?

— Это те, кто решил убежать, но не подчиниться орде. Они появляются за несколько месяцев до прибытия тугар или чуть раньше. Тугары установили строгие законы, гласящие, что человек, бежавший при их наступлении, никогда не сможет вернуться домой после того, как они уйдут. Если они узнают, что мы приютили этих людей, тысячи наших будут умерщвлены сверх нормы. Вот так и получилось, что эти несчастные обречены вечно странствовать, побираясь и воруя.

— Цыгане, — сказал Эмил, беря у Эндрю бинокль.

— Значит, если они здесь… — начал Эндрю, глядя на священника.

— То недалеко и тугары.

— Возьми отряд, Ганс. Мы выйдем встретить их.

Спустившись со стены крепости, Эндрю оседлал лошадь, а за ним выстроился смешанный отряд из солдат армии Союза и Суздальцев, вооруженных только что выпущенными первыми мушкетами.

Пустив лошадь быстрым аллюром, Эндрю выехал на дорогу. Отряд сопровождения двигался за ним.

— Никогда раньше не слышал об этих людях, — сказал Эмил, подъехав к Эндрю.

— Я думаю, они просто не хотели говорить о них. Это следующий сигнал после оповещателя. Я только надеюсь, что у нас еще есть хотя бы шесть месяцев, как мы рассчитывали.

Он знал: что бы они ни делали, времени все равно не хватит. Главной проблемой, которую он пытался решить сейчас, был тот простой факт, что в Суздале не разместить полмиллиона людей, которые будут искать здесь убежища, когда война начнется. Поспешно возводился второй город между городскими стенами и внешним бруствером, проходившим в четверти мили от стен. Эмил постоянно беспокоился об этом, и не без причины: поддерживать санитарные условия, живя в такой тесноте, будет почти невозможно. Придется прогонять этих новых людей, ведь и так всего не хватает, а если придут еще тысячи, это станет угрозой для них всех.