— И не было никакой возможности изменить ход битвы? — спокойно спросил Музта.

— Никакой, мой карт. Моя гордость ревела, приказывая мне как-нибудь сплотить моих воинов и бросить их в атаку, но мой здравый смысл велел мне не делать этого. Я многое узнал, наблюдая за ходом сражения, и считаю более важным поразмышлять над этим и вернуться в другой раз, чтобы разбить их.

Музта вздохнул с облегчением. Вернувшиеся воины громко жаловались на Кубату, но он понял, что его старый друг вел себя правильно.

— И каков твой план?

— Использовать особенности нашей организации. У нас много воинов и большая подвижность. Мы должны наступать кумой, то есть рядами, расчищая себе путь потоками стрел. Мы не должны мчаться прямо на них, надо прижать их земле, а затем окружить с флангов, тогда наша скорость даст нам преимущество. И наконец, хотя я знаю, что это заденет гордость наших воинов, но нужно, чтобы первые ряды сражались пешими.

— Пешими? — переспросил Музта с нескрываемым удивлением.

— Пешими, мой карт. Три воина могут стоять на месте, которое занимает один всадник. Я также понял, что воин на лошади представляет собой гораздо более удобную мишень. Застреленные падали с лошадей и мешали окружающим, которые не могли развернуться и тоже пострадали. В пешем строю нам было бы легче.

— Убедить в этом наших воинов будет нелегко.

— Так я это вижу, мой карт.

— Тогда будет сделано, как ты говоришь, — произнес Музта спокойно. — Ты совсем не видел города и того, что они там сделали?

— Я отправил разведчиков по западному берегу реки после того, как мы отступили. Они доложили, что большие укрепления поднимаются вокруг города, а на холмах позади они видели здания, из которых шел дым. И ты можешь не поверить, я и сам сомневаюсь, но один разведчик утверждал, что видел железного дракона, который пыхтел дымом. К нему были привязаны длинные коробки, и дракон тянул их через поле.

Кубата смущенно взглянул на кар-карта, как будто удивляясь собственным словам, но Музта слушал его внимательно.

— Как ты говорил раньше, у русского скота было такое же оружие, какое привез оповещатель?

— Да, мой карт.

— Значит, они делают его даже сейчас, — сказал Музта спокойно.

— Вот почему мы должны двигаться быстро, Музта, — взволнованно откликнулся Кубата. — Мы должны оставить часть воинов здесь, чтобы защищать наши семьи. Но остальных нужно бросить вперед как можно быстрее. Мы можем отправить против них сотню тысяч, а другую сотню оставить с женщинами и детьми. Боюсь, что каждый проходящий день делает их все сильнее.

— А нас слабее, — кивнул Музта.

— Черт побери, это самое удивительное из всего, что я когда-либо видел, — сказал, открыв рот от удивления, Эндрю, осматривая со всех сторон новое изобретение.

— Мы видели много таких штук, когда воевали во Флориде в шестьдесят втором, — заметил Ганс, с откровенным недоверием разглядывая воздушный шар.

Из последнего путешествия «Оганкит» привез груз двух новых видов. Первый был встречен всеми с бурной радостью: у карфагенян оказался табак. Кроме того, в трюме находилось с полдюжины тонн цинка, которые выменял Тобиас, хотя и не видел в нем тогда особой необходимости. Почти сразу же Хэнк Петраччи, рядовой роты A, выступил с предложением по поводу цинка, которое Эндрю не мог отклонить, несмотря на всю его эксцентричность.

До войны Хэнк сбежал из дому с бродячим цирком и путешествовал с ним несколько лет. Он утверждал, что мог бы сделать воздушный шар, наполнив его воздухом с помощью цинка и серной кислоты. Эндрю усмотрел в этом большие возможности для разведки и не колеблясь дал разрешение.

Весть об этом распространилась по городу, когда Эндрю дал приказ изъять у его жителей всю шелковую одежду. Чтобы избежать недоразумений на религиозной почве, Касмар отдал большой неф церкви под площадку для шитья купола воздушного шара. Таким образом все возможные кривотолки были пресечены в самом зародыше.

Из кусков карфагенского цинка Хэнк настрогал целую кучу стружки. Эндрю дал ему порцию весьма ценной серы, которую Хэнк подогрел и разложил проветриваться на солнце, чтобы превратить ее в некий непонятный продукт, который Фергюсон называл триоксидом серы. Затем этот продукт был смешан с водой, и получилась серная кислота. С утра Хэнк наконец-то вытащил гигантский купол на площадь и прицепил к нему брезентовый шланг, соединенный с большим ящиком. Ящик наполнили цинковой стружкой, влили туда семьдесят с лишним галлонов серной кислоты и запечатали. Менее чем через два часа воздушный шар уже парил над ними, готовый к первому путешествию.

О’Дональд, раскрыв рот, прохаживался вокруг воздушного шара. Сунув руку в карман, он вытащил сигару с карфагенским табаком и потянулся за спичкой.

С диким криком Хэнк прыгнул вперед и выбил спичку из рук О’Дональда.

Артиллерист рассвирепел, но Готорн сразу же встал между ними.

— Майор, эта штука наполнена водородом. Одна искра — и мы все взлетим.

— И скорее всего, прямо в ад, — нервно заметил Калинка, глядя на дымящуюся коробку и шелковую оболочку, висящую над их головами.

— Я все еще не могу поверить, что тебе удалось это сделать, — сказал Эндрю, глядя на Хэнка с восхищением.

— Я бы мог сделать шар побольше, сэр, но шелка в этих местах очень мало, — сказал Хэнк. — Он может поднять фунтов двести двадцать, самое большее двести сорок. Думаю, нас с Готорном он выдержит.

Готорн возбужденно повернулся к Эндрю, как маленький ребенок, спрашивающий у родителей разрешения принять участие в интересном приключении.

— Мистер Готорн, вы — капитан суздальской пехоты, и на плацу вы нужны мне гораздо больше, нежели в облаках. Кстати, сынок, где ты бросил своих людей?

Другие офицеры захихикали. К их изумлению, маленький Готорн превратился в одного из лучших инструкторов в стремительно разраставшейся суздальской армии. Оказалось, что каким-то странным образом его мягкий голос и репутация Новродского беглеца, а тем паче его женитьба на дочери Калинки завоевали ему глубочайшее уважение среди Суздальцев.

Несколько солдат первого обученного им подразделения теперь служили сержантами и даже офицерами в тех трех дивизиях, которые были уже экипированы и подготовлены к ведению боя.

— Сэр, мои люди несут караульную службу на стене, в ста ярдах отсюда, — ответил Готорн сухо.

— Что ж, вид их молодого командира, парящего в небесах, произвел бы на них большое впечатление, — добродушно бросил Эндрю. — Давай попробуй, но будь осторожен. Не хотелось бы, чтобы что-нибудь случилось с отцом такой красивой маленькой девочки.

Все засмеялись, а Винсент просиял при упоминании своей новорожденной дочери. Он прыгнул в корзину, подвешенную под шаром, и заговорщицки подмигнул своему другу Хэнку.

— Освободите стропы! — приказал Хэнк.

Команда Суздальцев, обслуживавших воздушный шар и ходивших вокруг него с важным видом, с готовностью выполнила приказание молодого янки, которого они считали кем-то вроде волшебника.

Стропы были свободны, но шар по-прежнему цеплялся за платформу посреди площади. Хэнк со значительным выражением на лице начал сбрасывать мешки с песком, подвешенные к корзине. Когда осталось два мешка, шар начал медленно подниматься в воздух.

— А сейчас профессор Петраччи покажет вам чудеса аэросмелости, никогда ранее не виданные в Валдении ни наяву, ни во сне! — прокричал Хэнк, как заправский цирковой зазывала, взмывая вместе с шаром к небесам.

Испуганные крики разносились над городом, когда корзина, покачиваясь, поднималась все выше и выше, приближаясь к башне большого собора.

— Дмитрий, Петра! — орал Готорн и махал рукой своим подчиненным, которые стояли разинув рты на городской стене. Увидев своего командира, солдаты возбужденно подпрыгивали, показывали на него пальцами и были очень горды тем, что служат под командой янки, умеющего даже летать.

Скорость подъема начала замедляться из-за веса канатов, которыми был привязан шар.