Потом подошел к зеркалу и взглянул на свое бледное, искаженное страхом лицо. Вот он, тоненький шрам по краю челюсти… Если полицейский сообщил эту примету своим коллегам – моя песенка спета.

Чувство панического страха все сильнее охватывало меня. Теперь я уже думал только о том, чтобы поскорее выбраться отсюда, уехать домой; вместе с тем я понимал, что если полиция уже разыскивает меня, то появляться днем в городе – чистейшее безумие.

На лестнице послышались тяжелые шаги Кэрри. Я открыл дверь.

– Кэрри, сделай, пожалуйста, одолжение. Я сегодня не хочу никуда выходить. Ты не добудешь мне газету?

Кэрри бросила на меня быстрый, удивленный взгляд.

– У меня много работы, мистер Джефф, я не могу разгуливать.

– Это очень важно. Возьми у кого-нибудь на несколько минут, – продолжал настаивать я, стараясь говорить как можно естественнее. – Пожалуйста, Кэрри, прошу тебя.

– Попробую. Вы что, заболели?

– Да вроде. Постарайся достать газету.

Кэрри кивнула и ушла.

Я снова лег на кровать, закурил и стал ждать. Прошло не меньше получаса, прежде чем я услышал, как Кэрри поднимается по лестнице. Я соскочил с кровати и подбежал к двери.

Кэрри сунула мне газету и подала чашку кофе.

– Большое спасибо, Кэрри.

– Мэм все читала и читала…

– Хорошо, хорошо. Спасибо.

Я захлопнул дверь, поставил кофе и стал нетерпеливо пробегать глазами газету.

В заметке на последней странице сообщалось, что охранник киностудии «Пасифик» обнаружил в одном из зданий грабителя и тот стрелял в него. Сейчас пострадавший находится в государственной больнице в Лос-Анджелесе. Перед тем как охранник потерял сознание, он сообщил полицейским приметы грабителя. Полиция уже разыскивает человека со шрамом на лице. Не исключено, что охранник умрет.

Это было все, но большего и не требовалось.

У меня подкосились ноги, и я без сил присел на кровать.

Спустя некоторое время я встал и оделся. Скорее всего, мне придется бежать, и нужно было подготовиться. Сложив вещи в чемодан, я пересчитал деньги и обнаружил, что у меня всего лишь десять долларов пятьдесят центов.

Потом я уселся у окна и стал наблюдать.

Вскоре после полудня в дальнем конце улицы остановилась полицейская машина, и из нее вышли четверо в штатском. У меня перехватило дыхание.

На нашей улице находилось четыре пансиона. Детективы наметили себе каждый по пансиону и разошлись. Наш пансион облюбовал высокий детина в сдвинутой на затылок шляпе с плоской тульей и загнутыми краями; в зубах у него торчал окурок потухшей сигары.

Я видел, как он поднялся на крыльцо, и слышал, как прозвенел звонок.

Я отошел от окна, проскользнул на лестничную площадку и посмотрел в холл, куда тремя пролетами спускалась лестница.

Через холл прошла Кэрри, и тут же послышался звук открываемой двери.

– Я из полиции, – отрывисто и резко бросил детектив. – Мы разыскиваем молодого человека со шрамом на лице. Живет здесь такой?

Я так крепко вцепился в перила лестницы, что лак на них стал липким под моими пальцами.

– Со шрамом? – недоуменно, как мне показалось, переспросила Кэрри. – Нет, сэр. У нас тут нет никого со шрамом.

Мысленно благословляя Кэрри, я в изнеможении прислонился к перилам.

– Ты уверена?

– Да, сэр, уверена. Я знала бы, если бы тут проживал кто-нибудь со шрамом. Нет у нас такого человека.

– Этот тип – убийца.

– Никого у нас нет со шрамом, сэр.

«Этот тип – убийца…»

Значит, охранник все же умер.

Я вернулся в свою комнату и бросился на постель. Меня кидало то в жар, то в холод.

Казалось, время остановилось.

Не знаю, сколько пролежал я в таком состоянии. Потом в дверь кто-то нерешительно постучал.

– Можно.

Кэрри открыла дверь и уставилась на меня. Ее полное морщинистое лицо выражало озабоченность.

– Приходил полицейский…

– Я слышал. Зайди, Кэрри, и закрой дверь.

Кэрри вошла в комнату и прикрыла дверь.

Я сел на кровати.

– Спасибо. Правда, я никого не убивал, но ты все равно избавила меня от большой неприятности.

Я встал, подошел к туалетному столику и взял бумажник.

– Полицейский мог доставить мне массу хлопот, – продолжал я, вынимая пятидолларовую бумажку. – Вот, Кэрри, возьми.

Но Кэрри от денег отказалась.

– Не нужно, мистер Джефф. Я обманула сыщика, потому что мы с вами друзья.

Внезапно меня охватило такое волнение, что я чуть не расплакался.

– Значит, у вас большая неприятность? – спросила Кэрри, испытующе глядя на меня.

– Да, но к убийству я никакого отношения не имею. Я не способен убить.

– Я знаю. Не волнуйтесь. Хотите чашку кофе?

– Спасибо, ничего не хочу.

– Не нужно волноваться. Позже я принесу вам газету. – Кэрри открыла дверь, но остановилась и, кивком показав на комнату Риммы, сказала: – Ушла.

– Она говорила мне, что уйдет.

– Скатертью дорога. Вы не волнуйтесь, – повторила Кэрри.

Вскоре после пяти она вновь заглянула ко мне и бросила на кровать вечернюю газету. Бледная и встревоженная, Кэрри долго с беспокойством смотрела на меня, прежде чем уйти.

Как только за ней закрылась дверь, я схватил газету.

Охранник скончался, не приходя в сознание. Полиция продолжает разыскивать молодого человека со шрамом; его арест ожидается с минуты на минуту.

Как только стемнеет, надо немедленно бежать, твердил я себе. Мне стоило больших трудов удержаться и не покинуть эту мышеловку сейчас же, но я понимал, как опасно появляться на улице среди бела дня.

Побыв некоторое время в комнате, я спустился в холл и из телефона-автомата позвонил Расти. С удовольствием услышал я его резкий, грубый голос.

– Расти, у меня большие неприятности. Ты не смог бы заехать ко мне, когда стемнеет?

– А кто же, по-твоему, останется за меня в баре? – ворчливо спросил он.

Признаться, об этом я не подумал.

– Тогда, пожалуй, мне самому придется приехать к тебе…

– Говоришь, большие неприятности?

– Хуже быть не может.

Расти, видимо, уловил нотки панического страха в моем голосе.

– Ну, ладно, – успокаивающе сказал он. – Я оставлю за себя Сэма. Значит, когда стемнеет?

– Не раньше.

– Договорились.

Я вернулся к себе и стал ждать. Ожидание показалось мне бесконечным, и я основательно изнервничался к тому времени, когда солнце село за бухтой и в дешевых барах и плавучих игорных домах зажглись огни. И все же наступающая ночь несколько поубавила мои страхи.

Вскоре после девяти из-за угла вынырнул старенький «Олдсмобил» Расти. Я спустился к парадной двери и держал ее открытой, пока он не вошел.

Мы молча поднялись по лестнице. Закрыв за Расти дверь комнаты, я с облегчением вздохнул.

– Спасибо, что пришел.

Расти сидел на кровати; его полное, до синевы выбритое лицо покрывал пот, во взгляде читалась озабоченность.

– Так что за неприятность? Из-за той особы?

– Да.

Я подал ему газету и указал на заметку.

Расти, поджав губы, с безразличным видом прочел ее, потом перевел взгляд на меня.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Но ты-то тут при чем?

– Я-то ни при чем, а вот она… На меня, должно быть, нашло какое-то затмение. Мне нужны были пять тысяч долларов на ее лечение. Она сказала, что мы можем найти деньги в кабинете начальника отдела кадров киностудии. Клянусь тебе, Расти, я не убивал!

Расти положил газету, вытащил смятую пачку сигарет и, вытряхнув одну из них на ладонь огромной ручищи, закурил.

– Так. Значит, влип. А ведь я предупреждал. Не я ли говорил, что ты хватишь с ней горя?

– Говорил.

– Ну и что же? Что ты намерен делать?

– Хочу убраться отсюда. Хочу уехать домой.

– Первый раз за все время слышу от тебя умные слова. – Расти запустил руку во внутренний карман пиджака и достал потрепанный бумажник. – Вот. Как только я услышал твой сигнал о бедствии, так сразу очистил свою кассу.

Расти протянул мне пять двадцатидолларовых бумажек.