Наконец трубку взяли.

– Ну, кто это?

Я представил себе Уилбура – как он стоит с выражением ожидания на бледном, жестком лице и с поблескивающими за стеклами очков глазами.

– Уилбур?

– Допустим. Кто это?

– Вчера вечером я видел Римму Маршалл, – медленно и отчетливо произнес я.

До меня донеслось быстрое, свистящее дыхание.

– Кто говорит?

– Не имеет значения. Вы хотите знать, где она?

– Да. Где?

– Через два дня, в пятницу утром, вы получите ее адрес и деньги на поезд. Никуда не отлучайтесь до этого времени.

– Черт возьми, но кто вы такой? Вы что, ее дружок?

– Разве ее дружок поступил бы так? – ответил я и повесил трубку.

На следующий день, рано утром, я позвонил из своего номера в санаторий доктора Циммермана. Дежурная сестра ответила, что доктор хочет говорить со мной, и попросила подождать. Вскоре я услышал в трубке его бодрый голос.

– Хорошие новости, мистер Холлидей! Состояние вашей супруги, безусловно, улучшается. Она пришла в сознание, и, по-моему, денька через два вы сможете ее повидать. Давайте теперь думать о повторной операции. Когда вы возвращаетесь?

– Видимо, в пятницу. Я позвоню вам, как только приеду. Так вы полагаете, худшее уже позади?

– Уверен. Если вы приедете в санаторий в субботу утром, возможно, сможете повидать жену.

Известие о том, что Сарите стало значительно лучше, словно помогло мне сбросить с плеч огромную тяжесть. И вместе с тем вновь начала слабеть моя решимость избавиться от Риммы.

В субботу, по всей вероятности, я увижу Сариту. Стоя у ее кровати, я уже буду знать, что убил человека. Что мне придется испытать, когда Сарита посмотрит мне в глаза и все прочитает в моем взгляде? По какому, собственно, праву я намереваюсь отнять у человека жизнь? Только во имя того, чтобы спастись самому? Но как же я смогу жить потом – жить, зная, что по моей вине погиб человек?

Хорошо. Предположим, я откажусь платить Римме деньги. Что тогда? Она, конечно, сообщит обо мне в полицию, и меня арестуют. А Сарита? Что станет с ней, когда меня не будет около нее? Да, у нее останутся деньги, но сможет ли она, калека, беспомощное существо, жить одна?

Пытаясь отвлечься от этих мрачных мыслей, я спустился в ресторан и попросил официантку принести кофе и тост. Ожидая заказанное, я безучастно посматривал по сторонам. В ресторане, кроме меня, завтракало еще несколько человек – судя по всему, бизнесменов, всецело поглощенных едой и своими бумагами.

Но вот я заметил, что один из посетителей – он устроился в самом дальнем углу – рассматривает меня с каким-то особенным интересом. Это был человек примерно моего возраста, с круглым полным лицом, показавшимся мне знакомым. Заметив, что я смотрю на него, он решительно встал и, улыбаясь, подошел ко мне. Лишь теперь я его узнал. Мы вместе учились в университете и жили в одной комнате. Билл Стовелл.

– Бог мой! – воскликнул он. – Да вы же Джефф Холлидей, правда?

Я встал и пожал ему руку. Он поинтересовался, каким ветром занесло меня в Сан-Франциско, и я ответил, что приехал по делам. Стовелл сообщил, что видел «Лайф» и читал о постройке моста.

– Да, Джефф, тебе повезло! Каждый инженер в штате с радостью ухватился бы за такой заказ.

В свою очередь я спросил, чем занимается он сам.

– Работаю в фирме «Фрезер и Грант», поставки стали. Да, Джефф, вероятно, мы могли бы помочь вам. Вам же понадобится сталь, а цены у нас, можно сказать, – мечта потребителя!

У меня мелькнула мысль, что если я решусь осуществить план устранения Риммы и нити следствия приведут ко мне, то смогу вполне правдоподобно объяснить причины своего приезда в Сан-Франциско; вот почему я сказал, что очень интересуюсь ценами на сталь и хотел бы знать их.

– Может, ты снова заглянешь сюда в половине одиннадцатого? – обрадованно сказал Билл. – Я познакомлю тебя с представителем нашей фирмы. Согласен? – Он вручил мне свою визитную карточку.

Я согласился и большую часть дня провел со специалистом из фирмы, где работал Стовелл. Цены на сталь оказались примерно на два процента ниже тех, что назначили наши поставщики. Я пообещал переговорить с Джеком и сообщить наше решение.

Вскоре после пяти я вернулся в гостиницу и поднялся к себе в номер. Принял душ, сменил костюм, потом сел за письменный стол и на листе бумаги большими печатными буквами написал фамилию и адрес Риммы. Вложив листок и три десятидолларовые бумажки в конверт, я надписал на нем имя Уилбура и адрес гостиницы «Андерсон».

По моей просьбе швейцар, дежуривший в вестибюле, навел соответствующие справки и сообщил, что ближайший поезд отходил в Голланд-Сити в 8.20 вечера.

Я купил у швейцара марку, наклеил на конверт и, с трудом заставив себя подойти к почтовому ящику, опустил письмо. Потом прошел в бар и выпил рюмку вина. Уилбур получит письмо на следующий день, часов в восемь утра. Что он предпримет? Если он действительно намерен убить Римму, то уже в половине третьего в тот же день будет в Санта-Барбаре.

Однако Уилбур – наркоман; трудно предугадать его поступки, ему ничего не стоит потратить деньги на наркотик, послать ко всем чертям Санта-Барбару и остаться в Сан-Франциско.

Впрочем, я лишь заставлял себя так думать, чтобы приглушить угрызения совести. Я расплатился за номер и, ожидая, пока мне принесут из кладовой саквояж, зашел в кабину телефона-автомата, позвонил в справочную и узнал номер телефона «Бунгало» по адресу: Восточный берег, Санта-Барбара.

В Голланд-Сити я приехал вскоре после полуночи. Открыв дверь квартиры и войдя в пустую, молчаливую гостиную, я почувствовал, как мною овладевает уныние. Я долго стоял на пороге, ожидая – и понимая тщетность своего ожидания, – что вот сейчас навстречу мне выйдет Сарита. Обводя взглядом знакомую мебель, неподвижные часы на камине, покрытый пылью телевизор, я почувствовал себя страшно одиноким.

Пройдя в спальню, я разделся, принял душ и надел пижаму. Потом вернулся в гостиную, налил стакан виски, слегка разбавив его содовой, уселся около телефона и закурил сигарету. Спустя некоторое время, допив вино и притушив окурок, я взглянул на часы. Без двадцати два ночи. Я мысленно перенесся в маленький домишко на Восточном берегу в Санта-Барбаре. Римма и Вассари, наверно, собирались ложиться спать, а может, уже легли.

Пора было приступать к выполнению второй части плана. Я проверил в записной книжке номер телефона «Бунгало», позвонил на междугородную станцию и назвал номер, предупредив, что буду ждать соединения. Уставившись в потолок, я прислушивался к гудению проводов и невнятному бормотанию голосов, доносившемуся откуда-то из неведомого далека.

Спустя некоторое время в аппарате что-то щелкнуло и сердитый голос Риммы произнес:

– Ист, шестьдесят шесть – восемьдесят четыре. Кто это?

При звуке этого знакомого голоса у меня сжалось сердце.

– Эд там? – грубо спросил я.

– Кто говорит?

Слышимость была настолько хорошей, что до меня доносилось быстрое, неровное дыхание Риммы.

– Его приятель, а кто именно – не важно. Я хочу с ним поговорить.

– Вы не будете с ним говорить, пока не назоветесь, – ответила Римма, и в ее голосе прозвучало беспокойство.

До меня донеслись звуки какой-то возни, потом Римма воскликнула:

– Да не будь же таким болваном, Эд!

– Замолчи! – огрызнулся Вассари. – Я сам разберусь, в чем тут дело… Кто говорит? – отрывисто спросил он в трубку.

– Приятель, – отчетливо произнес я. – Тебе нужно смываться, Эд, да поживее. Сегодня утром ты ухитрился попасть на глаза фараонам. Они уже знают, где ты живешь, и вот-вот нагрянут к тебе.

Я слышал, как он взволнованно задышал и начал было что-то спрашивать, но я положил трубку.

Некоторое время я продолжал неподвижно сидеть, глядя прямо перед собой невидящими глазами и не снимая руки с трубки телефона. Наконец поднялся, выключил свет и пошел в спальню. Пустая кровать рядом с моей сейчас же напомнила мне о Сарите.