Она посмотрела на него в упор так, что он испуганно отпрянул от нее.

— Ну? Скажите же что-нибудь — потребовала она.

Пытаясь сохранить чувство собственного достоинства, Пемброук промолвил:

— Стоянку не нашли, так что никакого вреда нанесено не было.

Он включил свое переговорное устройство и произнес в микрофон:

— Прекратить акции против стоянок. — Он уже совсем не производил внушительного впечатления, продолжая обильно потеть. — Выбросьте все это из головы. Да, да, вы правильно меня поняли.

— Он выключил устройство и поднял голову, глядя на Николь.

— Вас следовало бы разжаловать, — заявила она.

— Что еще, миссис Николь? — безжизненным голосом спросил Пемброук.

— Ничего. Убирайтесь.

Пемброук твердым размеренным шагом направился к выходу.

Поглядев на часы, Николь увидела, что уже восемь часов вечера. Что запланировано на сегодня? Вскоре она отправится в телестудию для участия в программе «Визит в Белый дом», семьдесят пятой в этом году. Все ли должным образом приготовила Джанет и удалось ли Слеваку вогнать программу в достаточно жесткий график? Скорее всего, нет.

Она прошла через весь Белый дом в крохотный кабинет Джанет Раймер.

— У вас приготовлено на сегодня что-нибудь впечатляющее?

Энергично зашуршав своими записями, Джанет сосредоточенно нахмурилась и ответила:

— Одно выступление я бы назвала поистине удивительным — дуэт на кувшинах. Исполняется классика. Дункан и Миллер. Я видела их в «Аврааме Линкольне», зрелище потрясающее.

Она обнадеживающе улыбнулась. Николь издала тяжелый вздох.

— Они в самом деле весьма неплохи, — настойчиво убеждала Джанет. — Их музыка повышает настроение. Я уверена, что вы останетесь довольны. Они выступают то ли сегодня, то ли завтра. Я не знаю точно, на какой день назначил их Слевак.

— Игра на кувшинах! — презрительно скривилась Николь. — До чего мы докатились после Ричарда Конгросяна. Я уже начинаю думать, что нам самая пора уступить свое место Бертольду Гольцу, в дни варварства народ может забавлять Кирстен Флагстэд.

— Может быть, все образуется, когда войдет в должность новый Дер Альте.

Окинув ее строгим взглядом, Николь спросила:

— Как так случилось, что вам известно об этом?

— Все в Белом доме только и говорят об этом. И потом, как-никак, я все-таки гост, — разозлилась Джанет Раймер.

— Как замечательно, — язвительно заметила Николь. — Значит, жизнь для вас поистине полна очарования.

— Можно спросить — каким будет следующий Дер Альте?

— Старым, — коротко ответила Николь.

Старым и усталым, отметила она про себя. И строго официальным, без конца твердящим идиотские сентенции, — типичным вождем, который в состоянии вдолбить послушание в массы «просто» и, тем самым, на какое-то время продлить существование разваливающейся системы. Если верить технарям, имеющим доступ к аппаратуре фон Лессинджера, он будет последним Дер Альте. По крайней мере, такое весьма вероятно. У нас, правда, похоже, есть шанс, но очень небольшой. Диалекта истории на стороне наихудшего из всех возможных политического деятеля, этого пошлого клоуна Бертольда Гольца. Тем не менее, будущее не обладает строгой определенностью. Всегда остается место для чего-нибудь неожиданного, даже невероятного. Все, кто хорошо знаком с аппаратурой фон Лессинджера, понимают, что… путешествие во времени пока только искусство, не точная наука.

— Его будут звать, — вслух сообщила Николь, — Дитером Хогбеном.

Джанет прыснула.

— О, нет, только не это. «Дитер Хогбен» или может быть даже «Хогбейн»? Что вы пытаетесь этим достичь?

— Он будет преисполнен чувства собственного достоинства, — процедила сквозь зубы Николь.

Неожиданно позади нее раздался какой-то шум, она резко обернулась и увидела прямо перед собой Уайлдера Пемброука, сотрудника НП. У того был взволнованный, но довольный вид.

— Миссис Тибо, мы изловили Ричарда Конгросяна. Как и предсказывал доктор Саперб, он оказался на стоянке марсолетов, готовясь к отправке на Марс. Доставить его сюда, в Белый дом? Ребята в Сан-Франциско ждут указаний. Они все еще на стоянке.

— Я сама туда отправлюсь, — повинуясь какому-то неожиданному импульсу, решительно заявила Николь.

И попрошу его, сказала она самой себе, выбросить из головы мысль о том, чтобы эмигрировать. Надо, чтобы он отказался по собственной воле. Я знаю, что смогу убедить его, нам не придется прибегать к грубой силе.

— Он утверждает, что невидим, — поведал Пемброук, пока они с Николь спешили по коридору Белого дома к посадочной площадке на крыше. Полицейские однако утверждают, что его прекрасно видно во всяком случае, они-то уж точно.

— Это еще одна из его иллюзий, — сказала Николь. — Нам следует незамедлительно переубедить его в этом. Я скажу ему, что ясно его вижу.

— И его запах…

— Черт побери! Как я устала от его фокусов, от этих его приступов ипохондрии. Я намерена обрушить на него всю силу, все величие и всю власть государства, скажу ему категорически, чтобы он даже думать не смел об этих своим воображаемых болячках.

— Интересно, как это на него подействует? — как бы рассуждая вслух, произнес Пэмброук.

— Ему придется, естественно, подчиниться, — сказала Николь. — У него нет выбора — вот в чем вся суть. Я не прошу его, я намерена ему приказывать.

Пэмброук пристально поглядел на нее, затем пожал плечами.

— Слишком уж долго мы со всем этим валяем дурака, — продолжала Николь. — Дурно пахнет от него или нет, видим или невидим — Конгросян все еще на службе в Белом Доме, ему нужно появляться строго по расписанию и выступать с концертами. Ему нельзя трусливо прятаться на Марсе или во «Франклине Эймсе» или в Дженнере или где-нибудь еще.

— Да, мэм, — рассеянно произнес Пэмброук, погруженный в свои собственные весьма путаные мысли.

Когда Ян Дункан добрался до «Марсолетов Луни Люка» № 3 в центре Сан-Франциско, то обнаружил, что он опоздал с предупреждением Эла о налете полиции. Сюда уже прибыла НП; он увидел стоявшие здесь полицейские машины и одетых во все серое людей, заполонивших территорию стоянки.

— Выпусти меня, — распорядился он роботакси.

Он находился в квартале от стоянки и подъезжать ближе не имело смысла.

Расплатившись с такси, он устало побрел дальше пешком. Возле стоянки уже образовалась небольшая группка праздных любопытных прохожих. Ян Дункан присоединился к ним и, вытянув шею, глядел на полицейских, делая вид, будто его тоже интересует, почему они там оказались.

— Что происходит? — спросил у Яна сосед. — Мне всегда казалось, что власти не принимают всерьез эти стоянки развалюх.

— Правпол, должно быть, изменился, — заметила женщина слева от Яна.

— Правпол? — в недоумении повторил мужчина.

— Термин, применяемый притами, — со смехом пояснила женщина. Правительственная политика.

— О, — произнес мужчина, понимающе кивая.

Ян повернулся к мужчине.

— Теперь вам известен термин гостов, — заметил он.

— Да, да, — бойко произнес мужчина, ясно оживившись. — Значит, теперь и я кое-что знаю.

— Я когда-то тоже знал один термин притов, — сообщил ему Ян.

Он теперь уже ясно видел Эла внутри помещения конторы; Эл сидел между двумя фараонами; еще двое мужчин сидели чуть поодаль от Эла. Одним из них, так решил Ян, был Ричард Конгросян. В другом он узнал одного из жильцов самого верхнего этажа своего родного «Авраама Линкольна», мистера Чика Страйкрока. Ян с ним неоднократно встречался, на собраниях и в кафетерии.

Его брат Винс в настоящее время был их паспортистом.

— Термин, который я знал, — пробормотал он, — звучал так — «всепот».

— Что же означает это «всепот»? — спросил у него сосед.

— Все потеряно, — ответил Ян.

Этот термин как нельзя лучше характеризовал нынешнюю ситуацию.

Очевидно, Эл арестован; фактически, под арестом находились также и Страйкрок с Конгросяном, но эти двое мало волновали Яна — его беспокоила только судьба дуэта «Дункан и Миллер. Классика на кувшинах», будущее, которое открывалось перед ними, когда Эл согласился все-таки снова вместе с ним играть; будущее, дверь в которое теперь столь решительным образом захлопнулась у него перед самым носом. Мне следовало ожидать этого, отметил про себя Ян. Что как раз перед тем, как мы начнем собираться для поездки в Вашингтон, нагрянет НП и арестует Эла, положив тем самым конец этому их, казавшемуся уже столь перспективным, начинанию. Вот это и есть то самое невезение, которое так преследовало меня всю мою жизнь. И почему оно должно было оставить меня сейчас?