— Вы только что лишились своей должности, потеряли работу, — заявила Николь. — Пришлите сюда свой штаб. Я предпочитаю выбрать нового комиссара полиции из его состава.

Пэмброук не верил своим ушам. Густо покраснев, он произнес, заикаясь:

— Да ведь в любой конкретный момент времени всегда имеется великое множество опасных альтернатив, зачастую столь зловещих, что если бы можно было…

— Вы были осведомлены, прервала его Николь, — о том, что против меня уже была предпринята попытка нападения. Когда эта тварь, это животное с Марса, укусило меня. Уже одно это должно было стать достаточным для вас предупреждением. Именно с того момента вам следовало быть готовым к отражению широкомасштабного наступления, потому что то было только началом.

— Нужно ли нам… арестовывать Люка?

— А разве вы теперь в состоянии арестовать Люка? Люк сейчас уже на Марсе. Они все туда посмывались, включая и тех двоих, что пробрались сюда, в Белый Дом. Люк заехал за ними, и забрал их с собою.

Она швырнула донесение об этом Пэмброуку.

— И к тому же, все равно, вы уже больше не облачены какой-либо властью.

Наступило напряженное, тягостное для них обоих молчание.

— Когда эта тварь укусила меня, — сказала Николь, — я поняла, что теперь нас ждут трудности.

— Но в одном отношении это было даже хорошо, что попала меня укусила, подумала она. Это заставило меня быть максимально бдительной. Теперь меня не застигнуть врасплох — я была ко всему готова, и пройдет очень много времени прежде, чем что-нибудь или кто-нибудь будут в состоянии укусить меня снова. В любом смысле — хоть в буквальном, хоть в фигуральном.

— Пожалуйста, миссис Тибо… — начал было Пэмброук.

— Нет, — перебила его Николь. — Не хнычьте. Вы уволены. Вот так.

— В вас есть нечто такое, что мешает мне доверять вам, отметила она про себя. Может быть, все из-за того, что вы позволили этой твари папооле подобраться столь близко ко мне. Вот где начало заката вашей карьеры. Я стала относиться к вам подозрительно именно с того самого момента. Но самое печальное то, отметила она про себя еще, что это, пожалуй, и начало моего заката.

Дверь ее кабинета отворилась, и на пороге появился сияющий Ричард Конгросян.

— Николь, стоило мне только задвинуть этого психохимика из «АГ Хемие» в прачечную, как я снова стал полностью видимым. Это чудо!

— Я очень за вас рада, Ричард, — сказала Николь. — Тем не менее, здесь у меня закрытое совещание, сейчас, в данный момент. Зайдите ко мне позже.

Только теперь Конгросян заметил Пэмброука. Выражение его лица тотчас же резко изменилось. На нем появилась враждебность… Враждебность и страх. Николь захотелось узнать причину такой перемены настроения.

— Ричард, — вдруг сказала она, — вам хотелось бы стать комиссаром НП?

Этот человек… — она показала на Уайлдера Пэмброука, — он уволен.

— Вы шутите, — сказал Конгросян.

— Да, — согласилась она. — Во всяком случае, в некотором смысле. Но в некотором смысле — и не шучу.

— Конгросян был нужен ей, только вот в каком качестве? Каким образом она может воспользоваться его способностями? Пока она этого не представляла себе.

— Миссис Тибо, — сдавленным голосом произнес Пэмброук, — если вы передумаете…

— Яне передумаю, — отрезала Николь.

— В любом случае, — произнес Пэмброук строго размеренным, тщательно контролируемым тоном, — я буду рад вернуться на свою должность и служить вам.

— Сказав это, он вышел из комнаты. Дверь ним захлопнулась.

— Он намерен сделать что-то плохое — попытался убедить ее Конгросян.

— Правда, я не совсем представляю, что именно. Впрочем, можно ли всецело полагаться на кого-либо в такое время, какое мы переживаем сейчас? Лично я ему не доверяю. Я считаю, что он причастен к всемирному заговору, острие которого направлено против меня.

— Спохватившись он тут же поспешно добавил:

— И против вас тоже, разумеется. Они замышляют против вас тоже. Разве я не прав в оценке ситуации?

— К сожалению, правы. — Николь тяжело вздохнула.

Снаружи Белого Дома пронзительно завопила информ-машина. Николь были слышны изрыгаемые ею подробности в отношении Дитера Хогбена. Машине они были известны досконально. И она вовсю спешила нажить на этом капитал.

Николь снова тяжело вздохнула. Правящий Совет, эти всегда остававшиеся в тени фигуры, что стояли за ее спиной и направляли каждый ее шаг, теперь, несомненно выйдут на сцену. Ей очень хотелось знать, что они предпримут.

Им было не занимать мудрости. Они действовали уже немало лет единым сплоченным коллективом. Подобно змеям, они были холодными, скользкими и безмолвными, и всегда чутко реагировали на все, что происходило вокруг.

Они очень активны, хотя до сих пор были невидимы для постороннего взгляда.

Они никогда не появлялись на экранах телевизоров, не демонстрировали себя в поездках по стране. В данный момент она очень сожалела о том, что не может поменяться с ними местами.

Внезапно ход ее мыслей был прерван: она поняла, что произошло еще что-то. Информ-машина выкрикивала что-то о ней. Но о следующем Дер Альте, Дитере Хогбене, а о совсем иной, не столь же важной государственной тайне.

Информ— машина -она подошла к самому окну, чтобы лучше слышать, говорила, что…

Она напряглась, чтобы разобрать…

— Николь нет в живых! — пронзительно верещала машина. — Уже много лет! Ее заменила актриса Кейт Руперт! Весь правящий аппарат является сплошным обманом, согласно…

Информ— машина отъехала, и она больше уже не могла слышать ее выкриков, хотя до предела напрягала свой слух.

Лицо ее исказилось от досады.

— Ч-что это, Николь? — спросил у нее Ричард Конгросян. — Эта штука сказала, что вы мертвы?

— А разве я похожа на мертвеца? — язвительно вопросила Николь.

— Но она утверждает, что на вашем месте сейчас какая-то актриса.

Конгросян смущенно глядел на Николь, лицо его выражало полное непонимание происходящего.

— Вы в самом деле всего лишь актриса, Николь? Самозванка? Как и Дер Альте? — Он продолжал пристально ее разглядывать, но вид у него при этом был такой, будто он вот-вот разразится горестными слезами.

— Это просто сенсационная газетная «утка», — твердо заявила Николь.

Чувствовала она себя, тем не менее, очень неуютно. Она буквально оцепенела от охватившего ее животного страха. Все теперь проступило наружу; кто-то из очень высокопоставленных Гестов, кто-то еще даже более близкий к кругам, непосредственно связанным с Белым Домом, чем Карп, выболтал эту последнюю, самую главную тайну.

Теперь уже скрывать было нечего. И, следовательно, не было уже больше никакого различия между многочисленными испами и совсем немногими Гестами.

Раздался стук в дверь и вошел, не дожидаясь разрешения, Гарт Макри.

Вид у него был угрюмый. В руках он держал экземпляр «Нью-Йорк Таймс».

— Это психоаналитик, Эгон Саперб, сделала заявление для информационного агентства, — сообщил он Николь. — Откуда ему это стало известно, ума не приложу, очевидно кто-то умышленно проболтался.

— Он заглянул в газету, губы его зашевелились:

— Пациент. Пациент со статусом Геста конфиденциально сообщил ему об этом, и по причинам, которые мы, по всей вероятности, так никогда и не узнаем, он позвонил в газету.

— Как я полагаю, — заметила Николь, — сейчас уже совершенно бессмысленно его арестовывать. Мне очень хотелось бы выяснить, кто именно использовал его таким образом. Вот что меня теперь больше всего интересует.

— Это, несомненно, было неосуществивым желанием. По всей вероятности, Эгон Саперб ничего об этом не скажет. Он станет в позу, объявив это профессиональной тайной, чем-то таким, что стало ему известно только в освященной традициями его ремесла обстановке. Он сделает вид, будто не хочет подвергать опасности своего пациента.

— Даже Бертольду Гольцу это неведомо, — сказал Макри, — хотя он и рыщет тут повсюду вокруг, сколько ему хочется.

— Нам теперь обязательно придется провести всеобщие выборы, заметила Николь.