Примерно в полумиле от «Синано» энсин Сода покачивался на волнах в ожидании спасателей. Прошло несколько часов после того, как он покинул авианосец, и теперь энсин жестоко страдал от холода и усталости. Он пережил гибель одного за другим своих молодых матросов и стал свидетелем последних минут «Синано».

В конце концов его заметили с эсминца и бросили ему канат. Последними усилиями воли он заставил себя надеть петлю под мышки. Спасатели подбадривали (207) его криками, но он уже не слышал их, потеряв сознание. Его подняли на борт и привели в чувство.

В 14.00, когда «Синано» уже более трех часов покоился на дне океана, спасательные работы были прекращены. Командир дивизиона эсминцев кэптен Синтани отдал приказ отправить радиограмму в штаб императорского флота Японии, на военно-морскую базу Йокосука, а также на базу в Куре. Телеграмма была следующего содержания:

«… из 2515 человек личного состава, находившегося на борту «Синано», 1435 человек погибли; спасено 1080 человек, в том числе: офицеров 55; матросов и старшин 993; гражданских лиц 32. Спасен портрет императора, который находится на борту эсминца «Хамакадзе».

Все секретные документы утонули вместе с кораблем в закрытом сейфе и лежат на глубине 4000 метров».

«Синано», самый крупный авианосец в мире, затонул через 17 часов после выхода в свой первый боевой поход, в среду, 29 ноября 1944 года, в точке 33 градуса 7 минут северной широты, 137 градусов 4 минуты восточной долготы в 65 милях юго-восточнее ближайшего побережья… (208)

Вечером 29 ноября 1944 года подводная лодка «Арчер-Фиш» несла дежурство в надводном положении, ничего не произошло. Почти полная луна освещала серебристым светом все водное пространство, что обеспечивало сигнальщикам прекрасную видимость. Это была незабываемая картина, и у нас появилось такое ощущение, что мы совершаем мирный круиз при лунном свете, а не выполняем боевую задачу.

К этому времени я выяснил, почему через 8 секунд была выпущена пятая торпеда, хотя коммандер Бобчинский приказал после выстрела четвертой уточнить данные для стрельбы. Торпеду выпустил торпедист второго класса Эдвард Зелинский. В его обязанности входило дать залп ручным способом, если торпеды не выйдут из торпедных аппаратов при электрическом способе стрельбы. Зелинский находился в таком большом нервном напряжении, стремясь обеспечить выход всех шести торпед с интервалом в 8 секунд, что не (209) услышал команду «Прекратить стрельбу» и нажал рукоятку ручной стрельбы. После атаки он чувствовал себя очень виноватым, но мы убедили его, что он не причинил нам никакого вреда. Все наши шесть торпед поразили цель – так, во всяком случае, мы тогда считали.

На самом же деле четвертая торпеда была последней, которая попала в «Синано».

30 ноября был День благодарения. Мы снова находились в нашем районе обеспечения безопасности полетов над морем, но по плану не было намечено никаких полетов бомбардировщиков Б-29. Мы патрулировали в районе № 5 на перископной глубине. Через перископ я мог отчетливо видеть священную японскую гору Фудзи, ее покрытая снегом вершина четко выделялась на фоне голубого неба.

Наши коки перед выходом на боевое патрулирование запаслись всем необходимым, чтобы приготовить памятный праздничный обед. Они угощали нас всем, начиная супом и кончая орехами.

За столом в кают-компании я разрезал индейку. К индейке подали острый соус, ямс, тушенный в сливках, лук и зеленый горошек. Наш пекарь испек свежие булочки и печенье. Были слоеные торты с земляничной начинкой и взбитым кремом. Как всегда, были кубики льда для питьевой воды, на столе лежали льняные салфетки.

За время нашего патрулирования не произошло ничего примечательного. 15 декабря мы возвратились на Гуам для техосмотра и ремонта нашей лодки. Мы ошвартовались у плавучей базы подводных лодок «Сперри» и были готовы к торжественной встрече. Находившийся как раз в это время там оркестр Рея Энтони встречал нас музыкой. Старшие офицеры-подводники горячо поздравляли нас. Для личного состава были принесены корзины с фруктами, столь редкими для нас в период патрулирования. Но дороже всего были для нас мешки с почтой из дома, которые ждали нас на причале. Мы заранее предвкушали удовольствие от их чтения.

Коммандер Джон Корбус, мой старый друг и бывший командир подводной лодки «Боуфин», первым пришел к нам на борт. Мы очень тепло поздоровались, и он передал всей нашей команде свои поздравления по случаю нашей победы. (210)

Джон, который работал в оперативном отделе местного командования США, чуть погодя отвел меня в сторону и спросил, на каком основании у меня возникла уверенность, что наша цель была авианосцем. Я ответил, что в атом не было никакого сомнения, ни малейшего сомнения.

И вот последовали его слова, которые вызвали во мне чуть ли не шок:

– К сожалению, Джо, разведка ВМС не может подтвердить твоего донесения о том, что ты потопил авианосец. Они говорят, что в Токийском заливе не было никакого авианосца, так что ты не мог его потопить…

В первый момент я смотрел на него с недоверием. Казалось, наша слава уходила от нас.

– Ты согласен на крейсер? – спросил он. – У нас есть сведения, что в море вышел новый неприятельский крейсер…

– Нет, Джон! – в раздражении воскликнул я. – Я отчетливо видел именно авианосец в свой перископ. Я знаю, что это был авианосец!

Тут я вспомнил и сказал ему о небрежных своих зарисовках надстройки носовой части кормы корабля, которые я сделал при сближении с ним: надо было помочь группе управления огнем определить его тип. Не мог же я все это придумать! И я снова и снова повторял:

– Стояла ясная лунная ночь, Джон. Я отчетливо видел авианосец…

– А где твои зарисовки, Джо? – спросил он, вдруг оживившись. – У тебя они сохранились? Я мог бы приложить их к твоему донесению о боевом походе. Они помогут нам прояснить это дело.

– Я в этом не уверен, Джон. Они ведь плохо выполнены. Я же не Микеланджело. Нарисовал их за несколько секунд, когда смотрел в перископ. Черт побеги, к тому же не знаю, где они! И затем, они не помогли ведь нам установить тип этого авианосца.

Явно разочарованный, Джон покачал головой:

– Сейчас эти рисунки могли бы оказать нам большую помощь, Джо…

Во время разговора с Джоном у меня в голове мелькнула вдруг спасительная мысль. Я попросил подойти к вам старшину штурманской группы Эда Мэнтси. (211)

– Мэнтси, – обратился я к нему, – вы не знаете, куда девались те неумелые зарисовки японского авианосца, которые я сделал.

– Да, сэр, – ответил он. – Они у меня. Я их поднял из мусорной корзинки, куда вы их выбросили. Сейчас они в боевой рубке вместе с картами. Вы хотите, чтобы я принес их сюда?

Какое счастье, что дружище Мэнтси сохранил их! Благослови его бог! Он возвратился через несколько минут с рисунками, и я передал их коммандеру Корбусу. Джон пристально рассматривал их, пока я давал пояснения.

– Они великолепны, Джо, – сказал наконец он. – Я отошлю их вместе с твоим донесением о боевом походе. Посмотрим, что получится.

Я видел эти рисунки в последний раз. Они никогда не воспроизводились. Позже я спросил Мэнтси, что заставило его сохранить их.

– Это очень просто, командир. Когда я стал служить в ВМС, мне всегда говорили, чтобы я никогда ничего не выбрасывал. Никогда не знаешь, когда что пригодится!..

Рисунки помогли подтвердить мое донесение. Когда их просмотрели в разведке ВМС, там перестали говорить о крейсере. Наша цель была определена как «пропавший третий линейный корабль типа «Ямато».