Он освободил торговца, построил виллу и почти забыл о происшествии.

Прошлой весной он заходил к господину Ниу. Госпожа Ниу подстерегла его в коридоре.

После обмена положенными комплиментами она сказала:

— Хорошее масло добавляет еде вкуса. Думаю, даже собаки с этим согласны. Вы разве не готовы заплатить триста кобанов за лучшее масло, которое может предложить торговец?

Для кого-нибудь другого ее замечание прозвучало бы как несусветная глупость. Но Огю с ужасом понял: она знает о взятке. С тех пор страх не покидал его. И теперь он не мог наслаждаться своим впечатляющим взлетом к власти без опасения, что дошел до вершины горы только для того, чтобы скатиться по противоположному склону. Не решилась ли госпожа Ниу воспользоваться смертоносным знанием?

Голоса в чайном саду прервали размышления. Прибыла госпожа Ниу. От волнения у судьи пересохло во рту. Он пошел встретить ее. Госпожа Ниу просто хочет побеседовать, убеждал он себя. Все будет хорошо.

Судья почувствовал очередной укол тревоги. Посетительница сидела на скамейке. Женщина была одета для чайной церемонии безупречно, видно, тоже тщательно подготовилась. Черное верхнее кимоно с модными складками от плеч, черное шелковое нижнее кимоно с традиционным зимним рисунком: цветы сливы, сосновые ветви и бамбук. Величественная и прекрасная, как всегда, госпожа Ниу поднялась, завидев судью.

Огю приветствовал ее согласно этикету и поклонился, стараясь побороть смущение.

— Добро пожаловать в мое убогое жилище. Ваше согласие принять приглашение на чай большая честь для меня.

Госпожа Ниу тоже поклонилась. Ровно настолько, насколько Огю. Она как супруга даймё была выше судьи по чину, но ниже как женщина, частное лицо и человек лет на двадцать моложе его. «Следовательно, она признает, что силы примерно равны», — порадовался Огю.

— Напротив, Огю-сан. Это ваше гостеприимство является честью для меня. Чайная церемония — бальзам для души после мирских забот. Однако блаженство может быть временным и даже призрачным. Разве не так? — Госпожа Ниу улыбнулась. Вычерненные для красоты зубы сделали улыбку похожей на оскал смерти.

— Гм, верно.

«Замечание без подоплеки, — решил Огю, оставил гостью коленопреклоненной и направился к служебному входу. — Предостережением не пахнет. Может, обойдется».

Он прошел через кухню и устроился возле очага.

Шелест шелка — госпожа Ниу снимает обувь и ползет по проходу. Плеск воды — ополаскивает руки и рот у тазика. Шорох двери — она на коленях перед Огю.

Увы, унизительный путь не отразился на женщине.

— Горы и равнины — все тонет под снегом, ничего не остается, — продекламировала она хайку, поклонилась в сторону ниши и заняла почетное место напротив судьи. — Ах, поэзия действует на меня освежающе. Я испытываю великое наслаждение, словно не нужно спешить назад в мирскую суету. — Она расправила кимоно, будто и впрямь собралась поселиться здесь навеки.

Чайная церемония служит очищению тела и духа, слиянию человека и природы. Так учит дзен-буддизм. Именно на это и рассчитывал Огю. Жесткие правила церемонии, надеялся он, разрядят ситуацию. Госпожа Ниу, обладая изысканными манерами, не станет касаться неприятных тем. Теперь он, разочарованный, понял: она вполне способна воспользоваться церемонией в личных целях. Огю угодил а собственную ловушку. Нельзя было избавиться от гостьи, не скомкав церемонию и не выставив себя хамом.

Огю взял салфетку.

— Очень мудрое замечание, госпожа, — сказал он слабым голосом. Руки дрожали.

Обычно Огю протирал чашу неторопливо, наслаждаясь формой и материалом. На сей раз он ограничился поспешными мазками, с трудом соображая, что делает. «О, пусть обвалится крыша, чтобы закончился этот едва начавшийся фарс!» — взмолился он.

Крыша не рухнула. Вместо этого госпожа Ниу сказала:

— Хайку напомнило мне сцену из спектакля, в котором главную роль исполняет лучший оннагата Эдо. — Госпожа Ниу выдержала паузу, позволяя собеседнику вникнуть в смысл слов. — В пьесе, кажется, присутствует мотив грома и молнии. Вы, наверное, видели. Если нет, поинтересуйтесь у вашего подчиненного.

«Оннагата — Кикунодзё. „Гром и Молния“ — Райдэн. Ваш подчиненный — Сано Исиро». Огю почувствовал слабость в ногах, расшифровав послание. Значит, госпожа Ниу в курсе того, что Сано продолжает расследование синдзю, она даже знает, кого ёрики допросил.

Машинально наложив черпачком заварку в чашу, судья принялся наполнять ее водой.

— Да. То есть нет. — Он терялся в догадках, каким чудесным способом шпионы Ниу сумели раздобыть информацию. Нужно немедленно обезоружить противницу. — Примите, пожалуйста, мои самые искренние извинения...

«За что?» — встревоженно подумал Огю.

Госпожа Ниу ни в чем его реально не обвиняет. Не может же он ляпнуть: «За то, что я не смог выполнить вашу просьбу насчет Сано!» Тем более госпожа Ниу продолжает делать вид, будто это обычная чайная церемония, а не выволочка ленивому слуге. Вульгарное нарушение чайных традиций лишит его последних преимуществ.

— ...за мои жалкие попытки изображать хозяина.

Госпожа воззрилась на струю кипятка, текущую в чашу.

— Хорошая вода очень важна для приготовления настоящего чая. Где вы берете свою, не из источников ли Хаконэ?

— С горы Хиэй, — промямлил Огю. «О боги, она знает и про нынешнее местонахождение Сано!» Он начал деревянным веничком взбивать чай и воду в зеленую пену. На теле выступила нервная испарина, одежда стала отвратительно липкой. Судья пожалел, что велел растопить потаенные жаровни.

— Моя дочь Мидори недавно ушла в монахини. Женская обитель, храм Каннон, — сообщила госпожа Ниу и огорчилась из-за своей бестактности. — Простите. Вам, конечно, это известно. — Пауза. — Иначе для чего вашему подчиненному совершать утомительное путешествие в Хаконэ, несмотря на трагедию, которая приключилась с Цунэхико?

Чаша и веничек выпали из рук судьи. Пенистый напиток залил пол. Застонав, Огю кинулся промокать лужу салфеткой. «Вот зачем Сано выдумал паломничество: расспросить Мидори. Какое вопиющее неподчинение! И насколько унизительно узнавать все от этой лисы! Почему не доложили шпионы? За что деньги получают?!»

— Я не знал, что ваша падчерица ушла от мира, — пробормотал Огю, прижимая к груди чайник. — Прошу прощения за неуклюжесть.

Под снисходительным взглядом госпожи Ниу судья приготовил новую порцию чая. «Она сердится, хотя и не подает вида. — Огю почувствовал спазмы в желудке. — Она уничтожит меня». Он передал чашу госпоже Ниу.

Она повертела чашу в руках, как то предписывает ритуал.

— Какая красивая вещь. — Потрогала подушечкой пальца грубую глазурь. — Я буду пить и думать о гончаре, который ее сделал, и о тех ярких личностях, которые пили из нее до меня.

Слушая дежурные слова, Огю испытывал облегчение, даже желудок успокоился. «Она сказала все то, зачем пришла. Она сорвала гнев и не станет вредить».

— Вы слишком добры ко мне, госпожа, — с благодарностью сказал он.

Похвалив чай, госпожа Ниу протерла чашу там, где касалась губами, передала судье и прочла сочиненный стих. Огю отпил чаю и ответил на ее творчество своим. Он вылил остатки чая в кувшинчик, и они повторили процесс, потом еще раз. Головокружительное облегчение вознесло Огю на вершину красноречия. Никогда прежде он не вел чайную церемонию с таким блеском. Госпожа Ниу держалась ему под стать. Красивая, образованная, с безупречными манерами, она почти нравилась Огю.

Провожая ее до ворот, судья в порыве сентиментальности сказал:

— Благодарю вас, госпожа, за то, что вы почтили мой скромный домик своим великолепным присутствием. Я буду несказанно рад, если вы когда-нибудь снова посетите меня. Как вас заманить? Назовите ваше условие.

— Такое предложение для меня большая честь. — Госпожа Ниу слегка наклонила голову. — Вы можете кое-что сделать. Позвольте говорить прямо.

От неожиданности у Огю засосало под ложечкой.

— Конечно. — Он непроизвольно ссутулился и выдавил скудную улыбку. «Значит, она еще не выложила истинную цель визита, не желала нарушать чайную церемонию, — сообразил судья. — Каким же дураком я ей показался! Сам отдался в руки».