— объясняет Массингхэм. — Уладить противоречия теперь, иначе потом они могут больно нас укусить. Надеюсь, вам понятна моя логика.

Оливеру она понятна. Массингхэм старается максимально обезопасить себя, быть хорошим для всех. Но Тайгеру он не чета, тот мгновенно перехватывает инициативу:

— Рэнди, позволь горячо поблагодарить тебя за дальновидность, здравомыслие и, не побоюсь сказать, смелость, о которых свидетельствует твое абсолютно правильное предложение. Да, у нас должно быть демократическое партнерство. Да, власть надо делить, не в принципе, а на деле. Однако мы ведем речь не о дележе власти. Мы говорим об одном ясном и понятном голосе, который будет выдавать ясный и понятный приказ доктору Конраду. Доктор Конрад не может получать разноголосые приказы! Не так ли, Каспар? Он не может получать приказы от комитета, даже такого гармоничного, как наш! Каспар, скажи им, что я прав. Или не прав. Я не возражаю.

И, разумеется, он прав. И остается правым на пути в «Долдер Гранд».

Доктор Конрад говорил о лжекурьерах. Курьерах, которые сговорились и набросились на своего благодетеля. В словах доктора Конрада слышались страх и негодование. Русских курьерах. Польских курьерах. Даже английских. Иногда он переходил на шепот. А его свиные глазки раскрывались все шире. Эти курьеры плели сети заговора, в котором он лично не принимал ни малейшего участия, слово чести. Но курьеры продолжали появляться, и их лидером в то Рождество был доктор Мирски… «у которого, это я могу сказать вам под большим секретом, отвратительная репутация и прекрасная жена с длинными ногами, если, конечно, она — его жена, потому что с доктором Мирски, который поляк, никогда не знаешь, где правда, а где ложь». Доктор Конрад шумно выдохнул, достал из кармана синий шелковый носовой платок, промокнул потный лоб.

— Я расскажу вам то, что могу рассказать, Оливер. Я не могу рассказать вам все, но расскажу тот максимум, который позволяет мне моя профессиональная этика. Вас это устроит?

— У меня нет другого выхода.

— Я ничего не буду приукрашивать, не буду рассуждать, отвечать на дополнительные вопросы. Даже если поведение некоторых персон не укладывалось ни в какие рамки. Пусть так. Мы — адвокаты. Нам платят за уважение законов. Нам не платят за доказательства того, что черное — черное, а белое — белое.

— Он вновь протер лоб. — Возможно, доктор Мирски — не локомотив этого поезда, — шепотом добавил он.

Заинтригованный, Оливер на всякий случай кивнул.

— Может быть, он — вспомогательный локомотив, который ставят в хвосте.

— Может быть, и так, — согласился Оливер, по-прежнему не понимая, куда клонит Конрад.

— Всем известно… тут я не выдам профессиональных секретов… что последние два года дела шли не так хорошо.

— Для «Сингла»?

— Для «Сингла», для некоторых клиентов, для некоторых покупателей. Пока покупатели получали прибыль, «Синглу» удавалось держать ситуацию под контролем. А если покупатели переставали откладывать яйца? Тогда «Сингл» не мог их сварить.

— Разумеется, нет.

— Это логично. Иногда яйца разбивались. Это безобразие.

Перед мысленным взором Оливера возник отвратительный стоп-кадр: голова Уинзера, разлетающаяся, как разбитое яйцо.

— Покупатели «Сингла» — тоже мои клиенты. Клиенты с разнообразными интересами. Я не знаю, какими, это не мое дело. Если мне говорят, что это экспорт, значит, экспорт. Если организация отдыха, значит, организация отдыха. Если мне говорят, редкие металлы, руда, уголь, механическое или электронное оборудование, я в детали не лезу. — Теперь он промокнул губы. — Мы называем таких клиентов многогранниками. Да?

— Да. — «Говори по делу, — молил Оливер. — Выкладывай то, что знаешь».

— Партнеры ладили, отношения были ровными, клиентов и покупателей все устраивало, как и курьеров.

«Каких курьеров?» Вдруг он увидел перед собой Массингхэма, в трико, в желтых подвязках и камзоле.

— Приходили значительные суммы денег, прибыль росла, индустрия отдыха процветала, казино, отели, дансинги, все работало как часы, не было проблем с экспортом-импортом, я уж не знаю с чем. Мы выстроили прекрасные схемы. Я же неглуп. Ваш отец тоже. Мы старались все учесть. Мы ведь не только теоретики, но и практики. Вы с этим согласны?

— Абсолютно.

— До тех пор пока… — Конрад закрыл глаза, глубоко вдохнул, указательный палец завис в воздухе. — Все началось с пустяков. Вопросов мелких чиновников. В Испании. Португалии. Турции. Германии. Англии. Их направляли из единого центра? Мы не знали. У тех, кто раньше принимал нас с распростертыми объятьями, вдруг появилась подозрительность. Банковские счета замораживались под предлогом проведения расследования. Загадочным образом. Торговые сделки не утверждались. Кого-то арестовали… по моему убеждению, не имея на то никаких оснований. — Указующий перст опустился. — Единичные, ничем не связанные между собой инциденты. Но для некоторых людей, не такие уж изолированные. Слишком много вопросов — недостаточно ответов. Слишком много инцидентов, так что о совпадении пришлось забыть… пожалуйста. — Опять пошел в дело шелковый носовой платок. Пот выступал на лице Конрада, как роса. Пот, словно слезы страха, заливал мешки под глазами. — Это не мои компании, Оливер. Я — адвокат, не трейдер. Я занимаюсь тем, что на бумаге, а не в трюме корабля. Я не снимаю шкурку с каждого банана, чтобы убедиться, что это банан, а не что-то другое. Я не заполняю… Manifest.

— Какое слово, однако. Манифест.

— Пожалуйста. Я продаю вам ящик, я не несу ответственности за то, что в ящике. — Он провел платком по шее. — Я даю совет, исходя из информации, которую получаю. Я беру вознаграждение, и до свидания. Если информация не соответствует действительности, как я могу за это отвечать? Меня могут неправильно информировать. Получать ложную информацию — не преступление.

— Даже на Рождество, — Оливер подталкивал его в нужном направлении.

— Даже на Рождество, — на полном серьезе согласился Конрад. — Итак, на прошлое Рождество, точнее, за пять дней до него, Мирски посылает мне курьером, вот уж гром с ясного неба, ультиматум на шестидесяти восьми страницах. A fait accompli, для ознакомления с ним вашего отца, моего клиента. «Подписать и вернуть. Крайний срок — 20 января».

— С какими требованиями?

— Передать всю структуру компаний в неизменном виде в руки «Транс-Финанз Стамбул», новой компании — естественно, офшорной, но теперь еще и материнской для венской «Транс-Финанз», принадлежащей, благодаря сложному манипулированию акциями, доктору Мирски и остальным. При этом доктор Мирски — назначенный председатель совета директоров новой компании, ее генеральный директор и директор-распорядитель. Назначенный кем? Еще вопрос. Некоторые курьеры вашего отца, вероломные курьеры, я бы сказал, тоже имеют акции этой компании. — Шокированный собственным рассказом, Конрад опять протер лоб. — Это типично, знаете ли. Типичный польский менталитет. Рождество, никому не до работы, все пекут пироги, покупают подарки родным и близким, и на тебе — немедленно подписывай. — Голос его дрогнул. — Доктор Мирски — ненадежный человек, — поделился Конрад с Оливером своими мыслями. — У меня много друзей в Цюрихе. Доверия к нему нет ни у кого. А этот Хобэн…

— Он покачал головой.

— Перевести как? Это же огромная структура. С тем же успехом вы могли бы перевести лондонскую подземку.

— Совершенно верно. Genau. Лондонская подземка — идеальный эквивалент.

— Смелый пальчик вновь взметнулся в воздух, тогда как вторая рука достала толстый документ в красном переплете и прижала к животу. — Я рад, что вы приехали, Оливер, действительно, очень рад. У вас столько удачных выражений. Как у вашего отца. — Он пролистывал документ, цитируя избранные места: — «…все акции и активы, контролируемые „Хауз оф Сингл“, от имени и по поручению определенных клиентов, без задержки перевести под контроль офшорной компании „Транс-Финанз Стамбул“… это же воровство… все офшорные операции должны проводиться доктором Мирски, его женой и собакой, только с их разрешения… может, из Стамбула, я не знаю, может, с вершины Маттерхорна… почему поляк представляет русского в Турции?.. „Хауз оф Сингл“ лишается всех прав подписи», послушайте, пожалуйста… все права на все компании передаются, естественно, чтобы полностью вывести из игры «Хауз оф Сингл», определенным веселым курьерам, коих поименно назовут мистеры Евгений и Михаил Орловы или их уполномоченные представители. В ультиматуме эти фамилии названы… Это путч, Оливер. Дворцовый переворот.