— А если нет? — спросил Оливер. — Если Тайгер отказывается? Если вы отказываетесь? Что тогда?

— Вы абсолютно правы, задавая этот вопрос, Оливер! Я бы сказал, это совершенно логичный вопрос. Если нет. Это был шантаж. Если «Хауз оф Сингл» не соглашается с планом Мирски, тогда определенные курьеры немедленно прекратят дальнейшее сотрудничество, что, естественно, не пойдет на пользу делу. Эти курьеры будут полагать все прежние соглашения утратившими силу, а если мы подадим на них в суд, они выдвинут встречный иск, обвинив нас в нарушении конфиденциальности, некомпетентном управлении и еще бог знает в чем. Более того, впрямую об этом не говорилось, но читалось между строк. — Он постучал пальцем по кончику носа, показывая, что на такие намеки у него нюх. — Если «Хауз оф Сингл» не выполнит поставленных условий, некая негативная информация, касающаяся заморских сделок фирмы, может, к их великому сожалению, попасть в компетентные органы, как в международные, так и в английские. Это просто безобразие. Поляк, угрожающий англичанину в Швейцарии.

— И что вы предприняли, вы и Тайгер, получив этот ультиматум?

— Он говорил с ними.

— Мой отец?

— Естественно.

— И как он с ними говорил?

— С этого самого кресла, в котором вы сидите. — Конрад указал на стоящий на столе телефонный аппарат. — Несколько раз. За мой счет. Неважно. Случалось, что и часами.

— С Евгением?

— Правильно. С Орловым-старшим. Ваш отец блестяще провел свою партию. Очаровывал собеседника, но при этом твердо стоял на своем. Даже поклялся ему в верности. На Библии, у нас она есть. Фрау Марти принесла ее вашему отцу. «Евгений, я клянусь вам, что никто вас не предавал, „Хауз оф Сингл“ не допустил утечки информации, все это грязные инсинуации Мирски и его курьеров». Насколько мне известно, мистер Евгений очень внушаемый. Качается то в одну, то в другую сторону, как маятник. Конечно, ваш отец принял на себя определенные обязательства. Иначе и быть не могло. Было подписано новое соглашение, старое аннулировано. Но перемирие получилось очень хрупким по причине, как обычно бывает, человеческого фактора. Потому что старик не знал, к чьему голосу прислушаться. Орлов-старший кладет телефонную трубку, и кого он видит? Курьеров. И каждый держит за спиной кинжал. — Доктор Конрад убрал руку со сжатыми в кулак пальцами за спину. — Как долго может просуществовать такое соглашение? По моему разумению, не очень долго. Только до того момента, пока старик не передумает или не придет новая беда.

— И беда пришла, — предположил Оливер, после чего в кабинете повисло тяжелое молчание, нарушаемое только вздохами: «Боже мой», — доктора Конрада.

— Новая беда. «Свободный Таллин» взяли штурмом после ожесточенной перестрелки, несколько дней спустя Уинзеру разнесли голову, мой отец запаниковал и примчался сюда, чтобы потушить пожар.

— С этим пожаром у него ничего не вышло.

— Почему?

— Слишком он был большим. И опасным.

— Почему?

— Впервые мы столкнулись с конкретным происшествием: захваченный корабль, конфискованные товары, мертвая команда, возможно, плененная команда, мы не знаем… На все это нельзя не обратить внимания, пусть ваш отец и не несет ответственности за эти события. Как и я, потому что я понятия не имею, о каких товарах…

— И что произошло?

— Ответа не было.

— Простите?

— Никто не захотел с нами разговаривать. В прямом смысле.

— Где? Кто?

— По всем телефонным номерам, всем факсам, во всех офисах. В Стамбуле, Москве, Петербурге, в «Транс -Финанз», по личным телефонам, рабочим телефонам, мы ничего не смогли добиться.

— То есть вас отрезали?

— Глухой стеной. Мистера Евгения Орлова нет, его брата — тоже. Его местонахождение неизвестно, связаться с ним невозможно. Нам сообщили, что «Хауз оф Сингл» должным образом проинформирован и теперь обязан выполнить предъявленные финансовые требования, или ответственность за последствия ляжет на него. Аминь и до свидания.

— Кто сказал насчет последствий?

— Мистер Хобэн из Вены, да только говорил он не из Вены. Откуда — я понятия не имею, говорил он по сотовому телефону, может, сидя в вертолете, может, со дна пропасти, может, стоя на Луне. Такие вот возможности предоставляют нам современные средства связи.

— А Мирски?

— С доктором Мирски связаться тоже не удалось. Опять стена, ваш отец в этом убедился. Они решили возвести вокруг него стену молчания. Создать атмосферу давления и страха. Хорошо известная комбинация. И очень эффективная. Вокруг меня тоже. — На глазах Оливера мужество покидало Конрада. Он все протирал лицо и пожимал плечами, как добросовестный адвокат, который видит силу аргументов противной стороны, хотя и понимает их чудовищность. — Послушайте, в их действиях просматривался здравый смысл. Они понесли большие потери. «Сингл» предоставлял им свои услуги, услуги, возможно, их не устроили, ответственность они возложили на «Сингла» и потребовали компенсацию. Объективно это обычная коммерческая практика. Посмотрите на Америку. Вы рабочий, вы ломаете палец, уж не знаю на чем, и, пожалуйста, вчиняете иск в сто миллионов долларов. «Сингл» заплатит или не заплатит. Возможно, заплатит частично. Но ведь это предмет переговоров.

— Мой отец поручил вам ведение переговоров?

— Каких переговоров? Вы же слышали. Никакого ответа. Как можно вести переговоры со стеной? — Он встал. — Я был с вами откровенен, Оливер, может, слишком откровенен. Вы не просто адвокат, вы — сын вашего отца.

Оливер не поднялся с кресла, не замечая протянутой руки Конрада.

— И что произошло? Он пришел сюда. Он позвонил по телефону. Ответа не получил. Что вы сделали?

— У него были другие встречи.

— Где он остановился? Он приехал к вам под вечер. Вы у него спросили? Куда он поехал от вас? Вы были его адвокатом двадцать лет. Или вы просто вышвырнули его в ночь?

— Пожалуйста. Вы слишком эмоциональны. Вы — его сын. Но вы также и адвокат. Пожалуйста, послушайте.

Оливер слушал, но ему пришлось подождать первого слова. И последующие прорывались сквозь тяжелые, болезненные вздохи.

— У меня тоже проблемы. Ассоциация адвокатов Швейцарии… некоторые другие учреждения… полиция тоже… беседовали со мной. Пока ни в чем не обвиняли, но разговаривали без должного уважения и подбирались все ближе к информации, знать которую им совершенно не следовало. — Он помолчал, но Оливер и не думал посочувствовать ему. Конрад облизал губы, поджал их. — К сожалению, мне пришлось сообщить вашему отцу, что эти вопросы находятся вне моей профессиональной компетенции. Трудности с банками, фискальные проблемы, скажем, замороженные счета, мы могли обсудить. Но мертвые матросы… незаконный груз… убитый адвокат, возможно, и не один… это уже чересчур. Пожалуйста.

— Вы хотите сказать, что отказались представлять интересы отца? Вычеркнули его из списков клиентов? Показали ему на дверь?

— Мы расстались по-доброму, Оливер. Послушайте меня. Не такие мы бессердечные. Фрау Марти отвезла его в банк. Он хотел попасть в банк. Чтобы понять, какие у него на руках карты. Это его слова.

Я предложил ему денег. Немного, я не так уж богат, несколько сотен тысяч франков. У него есть более богатые друзья. Они тоже могли ему помочь. Он был такой грязный. Старое коричневое пальто, грязная рубашка. Вы правы. Он был не в себе. Нет смысла давать советы человеку, который не в себе. Что вы делаете, пожалуйста?

Не вставая с кресла, Оливер возился с брифкейсом. Закончив возню, поднялся, обошел стол, обеими руками ухватился на пиджак и рубашку на груди Конрада с твердым намерением отнести его к ближайшей стене, впечатать в нее и задать несколько неприятных вопросов. В воображении все получалось легко, в действительности — нет. «Как всегда говорил Тайгер, мне недостает инстинкта убийцы». Поэтому он отпустил Конрада, и тот, хрипя, скорчился на полу. В качестве компенсации Оливер бросил в брифкейс рождественский ультиматум Мирски на шестидесяти восьми страницах, заглянул в ящики стола, где его внимание привлек разве что тяжелый армейский револьвер, должно быть, свидетельство героических дней, которые Конрад отдал служению отечеству. Он вышел в приемную, где фрау Марти что-то деловито печатала, и, плотно закрыв за собой дверь, игриво наклонился к ней через стол.