Плохо было то, что Корман, видимо, осознавая важность их миссии, ввел статус особой секретности, который во время полета предполагал режим полного молчания по всем каналам за исключением контактов с авиадиспетчерами. Это было вполне понятно. Если против них играет кто-то из своих или из ВВС, их сообщение о взрывчатке можно будет легко перехватить. Харпер достал из кармана разгрузки небольшой спутниковый телефон — единственное средство связи в этой операции и, с сомнением повертев его в руках, аккуратно упрятал обратно. Недовольно хмурясь, он встал и прошел в кабину.
— Я тут поразмыслил над ситуацией и вот что вам скажу, парни, — прогудел он, навалившись сзади локтями на кресло первого пилота, в котором небрежно развалился Хаск. — Нам поручили охрененно важную операцию, от которой может зависеть судьба планеты.
— Да ну? — обернувшись, недоверчиво хмыкнул Кэш с кресла второго пилота.
— А ты знаешь, кого мы летим бомбить?
— Мне по статусу не положено. Это ты босс, а я только на курокнажимаю.
— Так вот. Наша цель — Большой адронный коллайдер. Это такая хрень, где ученые проводят всякие опасные эксперименты. Очень опасные. Настолько опасные, что они могут погубить всю планету
— Вирусы что ли какие? — обернувшись, спросил Хаск.
— Нет, старина, — похлопал его по плечу Харпер. — Гораздо хуже. Это физика. Всякая квантовая фигня. Очень мелкая, но очень опасная. Как ядерный взрыв, только в тысячу раз опаснее. Если эта штука долбанет, то придет конец всем: и Европе, и Америке.
— Ни хрена себе, — уважительно присвистнул оперативник. — И что, яйцеголовые об этом не знают? Они разве самоубийцы?
— А черт знает, что у них в головах. Они повернуты на своей науке и экспериментах. Это все, что их интересует, — раздраженно ответил цэрэушник. — Я помню как-то раз выкрал одного иранского ученого-ядерщика… Ну и натерпелся, я тебе скажу. Он мне всю душу вымотал. Вертушку нашу тогда осадили из пулеметов какие-то местные погонщики верблюдов. По горам пришлось идти. Жара, воды нет, колени, руки в кровь избиты, на хвосте дюжина вонючих моджей, а он орет: «Дайте мне бумагу и карандаш! Мне мысль в голову пришла!» Я его тогда чуть не кончил, гада. Короче, это та еще публика. Поэтому насчет коллайдера я совсем не удивлен.
— Класс история. Потом внукам расскажешь. Сейчас-то что делать будем? — спросил Кэш.
— Нас послали в центр гребаной Европы вывести из строя коллайдер. Значит, наверху знают, что там творится какая-то хрень, и очень этим напуганы. Нам подкинули взрывчатку. Значит, кто-то очень хочет сорвать нашу миссию. А хотеть этого может только враг. Я прав?
— Ну… — неопределенно промычал Хаск. — Я насчет логики тоже не очень, босс. Мне бы на курок понажимать.
— Так вот. Враг хочет сорвать нашу операцию. Мы узнали об этом и обезопасили себя, сбросив заминированный контейнер. Что мы теперь должны делать, когда находимся почти над целью? — продолжил Харпер и, хлопнув Кэша по плечу, спросил: — А у тебя как с логикой?
— Может ты и прав, босс, — ответил оперативник, который в регионе слыл человеком знающим хотя бы потому, что был классным спецом по электронике и взрывчатке. — Но чтобы делать выводы, нужно больше информации. Одно ясно — кто-то очень не хочет, чтобы мы нанесли удар по коллайдеру.
— И?
— Я думаю — давай разнесем там все на хрен. Так спокойней будет. Я читал про эти эксперименты и скажу, что ничего хорошего от них ждать нельзя. Может, они откроют портал в другое измерение, а оттуда алиены* (*от английского aliens — инопланетяне) кровожадные повалят. А без этой хрени нам уж точно всем спокойней будет.
— Вот и я так думаю. Разнесем там все к чертям, а потом наверху пусть разбираются. В конце концов, мы выполняем приказ, так что давай доделаем дело до конца. Готов нажать на курок, Хаск?
— Да, босс.
— Тогда вали с моего места и проверь системы сброса, мы уже над Италией. Через двадцать минут входим в воздушное пространство Франции, а там до точки рукой подать.
Они шли, не меняя эшелон, над северной Италией, между Миланом и Турином. По полетному плану «Глобмастер» должен был пересечь французскую границу восточнее Монблана* (*Горный пик на границе Италии и Франции) и следовать на северо-восток вдоль швейцарской границы к Женевскому озеру. Цели располагались в 55 километрах на запад от точки сброса. Это было наиболее эффективным расстоянием для наведения «птичек», выпущенных с высоты 11 тысяч метров, и Харпер был уверен, что они в режиме планирования без проблем пройдут обозначенные в их электронных мозгах контрольные точки. Надо только вывести самолет на оптимальный угол сброса. Дальше за пять километров до объекта, когда планирующие бомбы будут на высоте 6 тысяч метров, сработают миниатюрные хвостовые двигатели корректировки траектории, выводя их по крутой дуге в вертикальное пике. Точность системы GPS-наведения позволяла уложить заряд в круг диаметром 5 метров, и этого должно было хватить, чтобы противобункерная головная часть, пробив хлипкие бетонные перекрытия офисного строения, без проблем попала в шахту грузового лифта.
— Система сброса готова, — доложил Хаск с места второго пилота.
— Система наведения готова. Сигнал устойчивый, — отозвался Кэш, который пересел назад в кресло оператора.
— Тогда начали, — цэрэушник включил внешнюю связь. — Внимание, Женева-контроль. Это борт «джамбо-джамбо 2-7-3». Курс 340. Нахожусь над горами в зоне повышенной турбуленции. Трясет как черта на сковородке. Прошу левый разворот до 285.
— Вас вижу 2-7-3, — ответил через секунду авиадиспетчер женевского аэропорта. — Над Альпами всегда так. Ваш эшелон чист. Левый поворот до 285 разрешаю.
— Спасибо, Женева-контроль, — цэрэушник снял гарнитуру и плавно повел штурвал влево. Грузный транспортник послушно лег на крыло, медленно поворачивая нос на запад.
— Через пять минут будем над озером. Сброс скорости до 6-0-0, — громко объявил Харпер. — Готовность!
— Боекомплект готов, сэр, — серьезным тоном ответил Хаск.
— Начинаю коррекцию угла сброса и синхронизацию GPS-наведения, — объявил Кэш сзади с кресла контроля дополнительного оборудования. — Угол 7–5, руль влево 5. Угол 6–0, руль влево 5…
Все больше ложась на левое крыло, «Глобмастер» разворачивался носом к цели. Для того чтобы планирующие бомбы легли на курс, угол их сброса не должен превышать 45 градусов. В этой операции Харпер решил перестраховаться и развернуться к цели на все тридцать, поэтому он, слушая оператора, уверенно держал штурвал в режиме левого поворота.
Точка сброса была выбрана над Женевским озером чуть южнее Лозанны. Разгрузившись, они должны были вернуться на свой курс и через несколько минут выскочить из воздушного пространства Швейцарии во Францию.
Самолет действительно несколько раз тряхнуло, когда он прошел горный массив и оказался высоко над озером.
— Угол три-ноль, сэр, — послышался голос оператора.
— Даю отсчет до сброса, — проговорил Харпер и, отсчитав вслух десять секунд, скомандовал: — Сброс!
— Да, сэр, — деловито ответил Хаск и быстро набрал команду на своем планшете.
В утробе транспортника, открывая бомболюк, недовольно заурчали приводы, потом послышался глухой щелчок, когда кронштейны отпустили первую «птичку». Жужжание поворотного механизма барабана и еще щелчок, потом еще.
— «Птички» покинули гнездо, сэр, — довольно доложил Хаск. — Все штатно.
— Началась коррекция траектории. Сигнал четкий. Отслеживаю, — раздался сзади голос оператора.
— Все. Уходим отсюда, — бросил Харпер и включил внешнюю связь. — Женева-контроль, это «джамбо-джамбо 2-7-3». Возвращаюсь на прежний курс.
Транспортник плавно начал уходить вправо, оставив за собой в ночном небе три никем не видимые точки, которые с бешеной скоростью несли свой смертоносный груз к целям.
* * *
Несмотря на поздний час и подружку, ожидающую его в баре гостиницы, где их разместили французы, майор Фоменко задержался на боевой станции. Не то чтобы в этом была необходимость, но заступающий на ночное дежурство французский капитан приволок бутылку красного вина, хрустящий багет и кружок ароматного сыра с плесенью. В обычной ситуации Фоменко как старший по званию дал бы ему взбучку, но за несколько дней, проведенных вместе с французами, он понял, что стаканчик-другой красного вина на службе был для них делом обычным, и перестал обращать на это внимание.
