** *

В нагорье уже несколько дней шел снег, но, несмотря на буран, вертолет уверенно врезался винтами в заполненную мелкими белыми хлопьями пелену, иногда чуть покачиваясь под порывами ветра, гуляющего над сопками.

— Жаль, что видимость плохая, — посетовал Гао, разочаровано кивнув головой в сторону окна. — Зимой здесь особенно красиво. Снег в этих местах — большая редкость. Лес и бамбуковые рощи не сбрасывают листву, и необычное сочетание зеленого и белого наводит на мысли о единстве жизни и смерти.

— Да ты философ, — не скрывая сарказма в голосе, отозвался со своего кресла Монтини.

— Каждый китаец немного философ. Пять тысячелетий назад, когда европейцы еще бегали по лесам в невыделанных шкурах, убивая друг друга грубыми бронзовыми топорами, в Китае уже была цивилизация — города, искусство, наука и, конечно, философия. Мне иногда кажется, что философия заменила для правящей элиты религию, и это возвысило верхушку в глазах простых людей.

— Да брось ты, — Майк недоверчиво посмотрел на китайца. — Ты хочешь сказать, что Китай древнее Римской империи, или греков, или… Кто там у нас еще был?

— Неуч, — добродушно улыбнулся Гао. — Ваше пренебрежение историей, традициями да и знаниями вообще постепенно ведет Запад к упадку. Да ты и сам об этом говорил. А насчет того, кто древнее… В Европе первой цивилизацией, если можно так назвать, было Минойское царство, возникшее на острове Крит в 2700 году до нашей эры. Если взять Большое Средиземноморье, то Египет, конечно, будет постарше. Там культура оформилась почти четыре тысячи лет назад. Но с Китаем по древности могут сравниться только шумеры и Индия. Пять тысяч лет назад у нас были города, знания и технологии, которые не снились остальному миру. Мы очень древняя и очень терпеливая нация.

— Ладно, хватит про историю, а то у меня разовьется комплекс неполноценности, — махнул рукой итальянец и обратился к Ривье: — А ты что насупился? Не наводи тоску. Если наш китайский друг прав, скоро мы снова прикоснемся к вечности.

— Да ну тебя! — угрюмо пробурчал Ник, вглядываясь в круговерть белых хлопьев за окном. Секунду назад ему показалось, что они связаны извивающимися в неведомом танце радужными нитями. Такие видения одновременно пугали и радовали его, заставляя забыть про все и пробуждая неконтролируемое желание еще раз прикоснуться к основе мироздания. Он даже пытался усилием воли вызвать образы Сингулярности, но перед ним всплывала лишь плоская, лишенная жизни и содержания картинка, которую можно было назвать простым отпечатком события в памяти.

— Вы что-то чувствуете, доктор Ривье? — осторожно поинтересовался Гао.

— Снег, — кивнул головой в сторону окна Ник, которому не хотелось делиться своими ощущениям. — Как пилоту удается держать курс в такую погоду?

— Очень просто. Он идет на автопилоте по меткам Бэйдоу. Это наш аналог GPS. Когда мы подойдем к монастырю, его навигационная система перехватит управление и в автоматическом режиме посадит вертолет на площадку, — китаец глянул на часы. — Да мы уже почти на месте.

Будто услышав его слова, вертолет немного опустил нос, гася скорость, и, развернувшись на девяносто градусов вокруг своей оси, начал плавное снижение. Внизу сквозь снежную пелену пробились мигающие огни вертолетной площадки, разместившейся на склоне, плотно покрытом длинными хлыстами бамбука.

Через полчаса в скромной монашеской столовой они уже пили ароматный чай, приготовленный одним из послушников.

Монастырь был полностью восстановлен реставраторами. Полуразрушенные стены очистили от плесени и залатали местным камнем так, что его нельзя было отличить от кладки древних мастеров. Черепичные крыши над основным зданием и дворовыми внутренними постройками восстановили. Покосившуюся от времени полуразрушенную пагоду выровняли и укрепили изнутри стальными конструкциями. В общем, весь комплекс смотрелся как ухоженная туристическая достопримечательность.

— И какой у нас план? — спросил Майк, когда формальная часть чайной церемонии была закончена. — Где ваша секретная лаборатория?

— Здесь нет никакой лаборатории, — покачал головой Гао. — Это место само по себе пропитано спокойствием и какой-то неестественной энергией. Оно просто создано для глубокой медитации. Правда, доступно это состояние далеко не всем.

— Ты тоже был послушником этого монастыря? — поинтересовался итальянец.

— Нет. Сюда отбирают людей с особыми способностями. Тех, кто может и готов прикоснуться к вещам, непонятным простому человеку. А я просто оперативник.

— Шпион, — уточнил Ник.

— Называйте как хотите, — расслабленно хохотнул китаец. — В этом мире каждый делает свое дело. Надо же кому-то быть и шпионом. А насчет плана… Вечером монах выйдет из медитации и поговорит с вами. Он и будет вашим модератором — посредником при контакте с Сингулярностью. Возможно, даже познакомит вас со своими предшественниками.

— Он что, настоящий монах? — заинтересованно поднял брови Майк. — Обет безбрачия, оранжевая тога, бубен с колокольчиками и все такое?

— Он настоящий монах, принявший обет верности этому монастырю и ставший его смотрителем и его частью. До этого он был офицером МГБ и сейчас продолжает помогать нам, обучая наших людей медитативным методикам и способствуя им в раскрытии их внутренних возможностей. Это часть большой сделки, заключенной в прошлом. Так вот, вы встретитесь с ним вечером, а завтра сюда прилетит Тьери, и модератор попытается стимулировать ваш мозг, чтобы открыть канал контакта с Сингулярностью.

— Он что, в курсе всего происходящего? — удивился Ник.

— Да, — кивнул Гао. — Как только мы поняли, что у наших ученых после контакта произошли какие-то изменения в сознании и убедились, что исследования обычными методами не продвигаются дальше регистрации активности клауструма, мы пришли сюда.

— Очень интересно, — Монтини сделал глоток чая, поморщился и поставил чашку на стол. — Монах и глубокая наука, столкнувшаяся с субквантовой суперсущностью, управляющей Вселенной. Вам это не кажется несколько необычным?

— По-моему, здесь нет ничего странного. Более того, религии всегдапредполагали существование высшей силы и жизни после смерти в той или иной форме. А медитативные методики, тысячелетиями совершенствовавшиеся буддистскими монахами, подвели их почти вплотную к ментальному контакту с ней.

— Ладно. Оставим религию монахам, — махнул рукой Майк и спросил: — Ты говоришь, Тьери прилетит завтра. А Татьяна?

— Она пока в Москве. Русские, похоже, решили ее прогнать по большому кругу исследований и тестов. Когда они ее отпустят, не знаю. Но это совместная программа трех государств, поэтому она должна прилететь сюда в ближайшее время.

— Хорошо, дай знать, когда все прояснится, — зевнул итальянец и достал из кармана куртки пачку сигарет. — Пойду на воздух, покурю, что-то меня мутит от этого чая. И эти палочки с благовониями…

Когда итальянец вышел, Ник подозрительно посмотрел на свою пустую чашку и перевел взгляд на китайца.

— Чай действительно странный. Такое ощущение, что курнул травки.

— Обычный местный чай, — успокоил его Гао и до половины наполнил свою чашку из стоящего на столе древнего, как сам монастырь, небольшого медного чайника. — Листочки, корешки. Здесь все его пьют. Но, согласен, он обладает невыраженным стимулирующим эффектом или, наоборот, успокаивает. Это кто как реагирует.

После чаепития их разместили в жилом блоке в отгороженных друг от друга тонкими бамбуковыми стенками комнатках, крохотных настолько, что там могли разместиться только невысокая кровать, низкий табурет и что-то похожее на плоский шкафчик вдоль одной из стен. Опустившись на постель, застланную бельем из грубой ткани, Ник почувствовал, как на него навалилась усталость. Видимо, сказывался долгий перелет и смена часовых поясов. Он, с трудом борясь с закрывающимися веками, стянул с себя одежду и забрался под тяжелое, набитое то ли ватой, то ли шерстью одеяло.