— Дийка! — негромко позвал он.

Никто ему не ответил, только кузнечик, пригревшийся на солнце, подал свой стрекочущий голос.

— Дийка, — уже не позвал, а просто повторил вслух Тимур. И снова застрекотал озорной кузнечик.

Полно! Видел ли он мир, где нет ничего, кроме ночи и звезд? Неистовое голубое пламя чужого злого солнца? Кто он, мужчина или юноша? И куда ведет его эта знакомая тропинка, может быть, в прошлое? Тимур провел по лицу вздрагивающей ладонью. Слабый запах травы, пыли и влаги коснулся его ноздрей. «Это все роса, — машинально подумал он, — это роса». Рука коснулась шрама, который он получил на ближайшей к Сириусу раскаленной планете с озерами жидкого металла. Он грустно улыбнулся. Постоял, прислушиваясь, не заговорит ли с ним озорной кузнечик, сбежал с пригорка и углубился в чащу кустарника. Он шел быстро и уверенно. Кусты разбегались в сторону, то образуя полянки, то жались к тропинке вплотную, смыкая ветви у Тимура над головой. Иногда он нечаянно задевал их рукой, и тогда листья лениво стряхивали на него тяжелые капли холодной росы.

Скоро кустарник начал редеть и расползаться в стороны. В просветах зелени показалась синяя полоска воды. Еще несколько шагов, и Тимур, мокрый от росы, вышел на каменистый берег озера. А вот и скала! Сколько раз Дийка встречала его здесь. «Доброе утро, Тим!» — кричала она, стоя над самой водой. Загородившись ладонью от острых лучей уже набравшего яркость солнца, Тимур вглядывался в плоскую, будто ножом срезанную вершину скалы до тех пор, пока глазам не стало больно от сияния солнца и неба. Тогда он опустил голову.

Озеро в величавом спокойствии лежало перед ним. Даже самая легкая морщинка не касалась безмятежной глади. Оно было похоже на полированную глыбу синего студеного льда. В нем, как в зеркале, отражалось и ясное небо, и зелень кустарника, и серые скалы. В озере был тот же самый мир, что щедро блистал красками и неумолчно звучал вокруг. Тот же, и все-таки другой. Он был мягче, задумчивее, печальнее. Он был как сон, как воспоминание, как цветная акварельная тень прошлого.

— Дийка! — тихо сказал Тимур озеру.

Наверное, он и сам не знал, что обращается не столько к девушке, не столько к своей давней незрелой любви, сколько к самой невозвратно ушедшей юности, к теплым земным снам, которые снились ему в тревожном космосе при холодном свете немигающих звезд. Озерный мир молчал, теперь даже веселый кузнечик не ответил ему. Только издалека, будто и впрямь из прошлого, доносился прозрачный и радостный перезвон птиц.

Вдруг, нарушая тишину, сухо простучал сорвавшийся камень и гулко бултыхнулся в воду. Взлетели в воздух искрящиеся солнцем брызги, и волшебный озерный мир исчез. От него остались лишь атласные волны, нехотя всколыхнувшие озерную гладь. Тимур вздохнул, пробуждаясь от своих грез, и поднял голову. На вершине скалы он увидел стройную девичью фигуру, четко рисовавшуюся в голубом синем небе. Она стояла спиной к нему, загораживая глаза далеко отставленной ладонью. И это движение, и каждая линия ее тела были до боли знакомы Тимуру. Дийка?!

Он и верил, и не верил себе. Все это было похоже на сказку, на подарок доброй лукавой феи. Тимур хотел окликнуть девушку, но в этот момент она обернулась и крикнула ему, подняв руку над головой:

— Доброе утро!

Это были слова Дийки. И ее голос! Тимур узнал ее, хотя разум его и протестовал против этого! Не отвечая, без дороги Тимур напрямую принялся карабкаться на скалу.

— Осторожно! — совсем близко услышал он знакомый голос.

Тимур подтянулся на руках, забросил ногу и, тяжело дыша, выпрямился во весь рост на вершине скалы. Девушка, улыбаясь, смотрела на него. Это была не Дийка.

— Разве можно лезть так отчаянно? — спросила она с шутливой укоризной.

Это была не Дийка! У Дийки были синие прозрачные глаза, а у этой девушки — карие и теплые.

— Я обозналась, — сочла нужным пояснить девушка, с легким удивлением разглядывая Тимура.

Тимур молчал, тяжело переводя дыхание. Нет, это не Дийка, совсем не Дийка. Она только похожа на нее.

— Вы любите купаться по утрам? — спросила девушка, прерывая неловкое молчание.

Он молча кивнул головой, не спуская с нее глаз.

— Значит будем купаться вместе, — весело заключила она и протянула руку, — меня зовут Юна.

Тимур пожал ее небольшую сильную ладонь и назвал свое имя. Он все смотрел на нее, на Дийку и не Дийку, и по рассеянности держал ее руку в своей до тех пор, пока она осторожно не отняла ее и не спросила с улыбкой:

— Я вам напоминаю кого-то?

Карие теплые глаза Юны смотрели на Тимура со спокойной доброжелательностью. Как-то вдруг он понял, что она вовсе не юная девушка, как ему показалось сначала. Это была уверенная в себе молодая женщина. От сознания этого Тимуру стало почему-то легче, и он признался:

— Да, напоминаете.

И, спохватившись, добавил:

— Но не только вы — все!

— Все? — недоуменно переспросила она, отбрасывая со лба прядь волос.

— Все, — настойчиво и беспомощно повторил Тимур.

Как он мог объяснить ей? У него язык не поворачивался рассказать про утреннюю росу, про небо, про тропинку, про Дийку и про свои странные грезы наяву.

— Все, — еще раз сказал он и опустил голову.

— Что с вами? — услышал он ее беспокойный голос.

— Ничего, — сейчас же ответил Тимур. Но ему трудно было говорить. И видел он плохо, как будто к озеру опустился легкий прозрачный туман. Подняв голову, он попытался улыбнуться.

— Это все от старости. Знаете сколько мне лет? Сто, сто тридцать один год!

Лицо Юны дрогнуло.

— Я из третьей звездной, — устало пояснил Тимур, — сто шесть лет я не был на Земле. Целый век! А раньше, давным-давно я бывал здесь. И мне все-все знакомо!

Лицо Юны затуманилось, а глаза стали большими и добрыми.

— Милый вы мой, — сказала она, — это пройдет Это очень скоро пройдет. Я знаю. Я ведь из шестой звездной и всего полгода живу на Земле. Мне тоже больше ста лет по земному счету.

Тимур смотрел на ее стройную фигурку, словно парящую в голубом просторе, до тех пор, пока прозрачный туман совсем не скрыл ее. Тогда он уткнулся лбом в ее теплую ласковую руку и закрыл глаза.

И увидел тропинку, спокойно бегущую вдаль по росистой траве.

Несколько последних, особенно трудных шагов, и, опираясь на винчестер, Анри остановился на самой вершине холма. Переведя дыхание, он вытащил из кармана платок, вытер едкий пот, заливавший глаза, и огляделся.

Холм полого сбегал к небольшой реке, пойма которой была заболочена и густо поросла тростником. За рекой тянулась все та же зеленовато-серая саванна с купами деревьев и пятнами кустарника. А дальше, километрах в трех за рекой, очередной холм упирался в чистое небо. Трава, деревья, кустарник — надоело!

Анри повернул голову. На шаг позади него стоял M-Бола с тяжелым слоновым ружьем в руке, могучий, как баобаб, и черный, как сажа. Внизу, обтекая подножье холма, тянулся хвост черных носильщиков с грузами на головах. Анри пробежал взглядом по речной пойме и спросил:

— Где будем переправляться?

— Не будем, бвана.

Анри удивленно обернулся. Лицо M-Болы было равнодушно спокойным.

— Почему?

— Носильщики не пойдут через реку, бвана.

— Через эту паршивую речушку? Да ее можно перепрыгнуть!

Легкая усмешка тронула толстые губы M-Болы, он дипломатично промолчал.

— Как же мы пойдем? — уже нетерпеливо спросил Анри.

— Вдоль реки, бвана.

— Но это лишняя неделя пути!

— Да, бвана, — спокойно подтвердил М-Бола.

— Черт побери! Можешь ты мне толком объяснить, почему носильщики не пойдут через реку? — вскипел Анри.

М-Бола вздохнул.

— Бвана будет сердиться.

Несколько мгновений Анри молчал, наливаясь злостью, а потом принялся ругаться. М-Бола смотрел на него с восхищением, слегка приоткрыв рот. Он тоже умел ругаться, но далеко не так здорово, как этот белый господин.