— Что ты о нем думаешь?

Ротчев положил трубку и улыбнулся, поняв, что они оба знали, о ком она спрашивала.

— Лабарж? Чертовски красивый мужчина и, я бы сказал, умный и способный.

В этом худощавом, смуглом лице было что-то, что волновало и возбуждало ее. Как он на нее смотрел!.. — при этой мысли Елена вспыхнула. Но наибольшее впечатление на нее произвела уверенность, с которой он отвечал Зинновию.

— Он опасный человек, — задумчиво сказала она, — и он знает, чего добивается.

Что-то заставило Ротчева сказать:

— Ты имеешь в виду опасный для Зинновия? Или для меня?

— Тебя? — Она бросила на него быстрый взгляд, затем, уловив его намек, снова покраснела. — Для тебя никто не опасен, моя любовь.

Граф почувствовал смущение.

— Извини. — Он махнул рукой, словно отгоняя прочь мысль. — Я не имел права так говорить. Только он очень красив, такого мужчину заметит любая женщина.

— Я не думала, что ты обращаешь внимание на такие вещи.

Ротчев легко рассмеялся.

— Когда у человека красивая жена, ему чертовски не помешало бы замечать все. — Посерьезнев, он добавил: — Он может помочь нам. Вебер информировал меня, что пшеница Лабаржа — единственная, которая появится на рынке.

— Он доставит ее в Ситку?

— Сомневаюсь, что мы сможем подрядить какой-нибудь другой корабль. Ты же знаешь, что у нас нет реальных прав торговать здесь.

Ротчев, допив кофе, курил, газета лежала в стороне. Существовала еще одна причина для его путешествии, причина, о которой не догадывался даже барон Зинновий. До Санкт Петербурга дошли сведения, что компания жестоко обращается с местными жителями, не останавливаясь ни перед чем, чтобы получить наибольшие прибыли. Если эти слухи окажутся правдой, лицензия компании не будет продлена, более того, она больше не получит ни одной лицензии.

Аляска давно представляла проблему для России, будучи расположена далеко от всех промышленных и торговых центров. Россия была скорее сухопутной, чем морской державой. В случае войны, Аляска останется открытой для нападения, и всем было хорошо известно, что Великобритания посматривает на Русскую Америку жадными глазами. Если опять разразится война с Англией и Францией, потеря Аляски станет серьезнейшим ударом по престижу России на Дальнем Востоке.

Ротчев, как и Великий князь, считал, что лучше продать Аляску, чем рисковать ее потерей и соответствующей потерей лица на политической арене. И он знал, что Калифорния была именно тем местом, где можно заложить основу для такой продажи. Здесь жили люди, привыкшие думать масштабно, для них, пересекших континент, отвоевавших у Мексики целый штат, распоровших землю в поисках золота, покупка Аляски не будет представлять большой проблемы.

Лабарж... Этот человек мог быть в действительности правительственным агентом. Нет, он снова начинает думать, как русский. Американцы в своем большинстве были наивными людьми, этот недостаток сможет излечить только время или очень большая боль. Пока никто из них не был знаком с интригой в больших масштабах. Никто, кроме их президента Фрэнклина, жаль, что его нет в живых. Этот старый квакер[8] был мастером интриги не уступавшим, вероятно, Меттерниху[9]. Но в основном, дипломатические успехи американцев были до сего времени результатом их резкого поведения и очевидности мотивов. Этот метод заставлял более изощренных европейцев подозревать у американцев какие-то скрытые цели.

Следует еще раз поговорить с этим молодым человеком, даже если он рискует — граф взглянул на Елену — но риска быть не может. Циники говорят, что мужчина поступает глупо, доверяя женщине. Тем не менее, он доверял Елене.

— Муж мой?

— Да?

— Будь осторожен с бароном. У меня ощущение, что он знает, почему ты здесь, и что его послали с единственной целью противодействовать тебе.

— Возможно, ты права. — Он отодвинул пустую чашку. — Елена, я хочу, чтобы ты подготовила для меня разговор с тем молодым человеком... наедине.

Она задумалась.

— Александр, тебе не кажется, что у него неспроста есть пшеница? И только у него.

Он удивленно взглянул на нее.

— Что ты имеешь в виду?

— Я, конечно, дурочка. Но в штате, где все ищут золото или выращивают скот, удивительно, что нашелся человек, выращивающий зерно в таких масштабах. И такой человек. Допустим, ему хочется совершить путешествие на Аляску? Он должен знать, что мы закупаем продовольствие здесь и на Гавайах, и разве найдешь луший способ проникнуть на Аляску без подозрений?

Ротчев потер подбородок. Елена сама думала по-европейски. С другой стороны, в случае с Лабаржем она может быть права.

— Ты просто предполагаешь, — спросил он, — или у тебя есть основания для подозрений?

— Миссис Херндон говорила, что ее муж пытался купить пшеницу у Лабаржа, но он не продал. А предложенная цена была совсем неплохой.

— Понимаю... Конечно, как он сам сказал, его бизнес — это торговля мехом.

— Но он не стал бы гноить зерно? Нет, по-моему, у него была другая причина. Он мог беречь пшеницу как раз для таких целей.

Легко понять человека, который чего-то хочет. Проще всего вести дела с людьми, у которых есть очевидные мотивы. Ротчева беспокоили идеалисты. Он так и сказал жене.

— А что делать с идеалистом, который зарабатывает деньги и одновременно преследует свои идеалы?

— Они хуже всех, — сказал Ротчев. — То есть, с ними иметь дело труднее всего. И труднее всего договориться.

Лабарж может быть как раз таким человеком, однако единственный факт, которым они располагали, заключался в том, что он торговал пушниной, а в Русской Америке пушнины, несомненно, хватало. И это могло быть достаточной причиной его интереса к Аляске.

— Миссис Херндон говорила мне, что у Жана Лабаржа есть страсть расспрашивать всех об Аляске.

— Она так сказала?

— Это известно всем. И еще кое-что. У мистера Лабаржа есть очень старый друг, с которым он переписывается — бывший сенатор по имени Роберт Дж. Уокер.

Граф был доволен: доволен тем, что получил информацию, доволен, что информацию предоставила ему жена, и доволен, что нашел здесь, в Америке настоящую европейскую двуличность. Этот невинный молодой человек с лицом профессионального дуэлянта, который покупал меха, оказался сообщником одного из самых спосбных политиков Америки.

— Тебе известно это имя?

— Роберт Уокер, — спокойно сказал Ротчев, — один из наименее известных американских государственных деятелей, но один из самых талантливых и энергичных.

— Миссис Херндон сказала, что он больше не занимается государственными делами.

— Дорогая моя, — Ротчев снова наполнил чашку, — такие люди никогда не прекращают заниматься государственными делами. Однажды окунувшись в политику, они ее не бросают. Я не сомневаюсь, что он живет политикой, а судьба страны — его судьба. — Он рассмеялся. — Я рад, что наш молодой друг не так наивен, как может показаться с первого взгляда.

— Это может быть совпадением.

— У него есть пшеница, которую он не хочет продать своему другу, но продаст Аляске. У него есть друг — политик, с которым он переписывается. Он задает вопросы об Аляске, а его друг с удовольствием водрузит флаг Соединенных Штатов над всем американским континентом. По-моему, Елена, этот молодой человек может помочь нам. Он может очень помочь нам.

Глава 9

Пересечение улиц Джексона и Кэрни было известно как «Уголок убийц». Напротив «Опера Комик» находился салун Дэнни О'Брайена, и развлечений больше выбирать было не из чего. Салун был любимым местом встреч для головорезов из Сидней-тауна, а позже для крутых ребят из банды, получившей название «рейнджеры Барбари Коуст» — рейнджеры Варварского побережья. Салун сгорел, но был перестроен с некоторыми добавлениями, однако клиентура там осталась прежней. В подвале под салуном находились комнаты для иных развлечений, чем выпивка и азартные игры. В яме, расположенной в центре подвала, устраивались собачьи бои, где собаки дрались с собаками или с другими животными. Человек, которому для работы нужны были крутые парни, мог быть уверен, что найдет их в салуне О'Брайена.

вернуться

8

Член «общества друзей» — религиозной секты, основанной в 1650 г. в Англии. У членов этой секты нет формального вероисповедования, обрядов, священнослужителей и т.д., они полностью отрицали насилие. В связи с гонениями эмигрировали в Америку.

вернуться

9

Клеменс Меттерних — князь, австрийский политический деятель. 1773 — 1859 гг.