— Барни, нам придется работать быстро и ловко. Я сойду на берег, повидаюсь с губернатором Рудаковым и постараюсь поторопить его. Он взглянул на лежащие впереди острова.

— Как только я сяду в лодку, начинай поднимать пшеницу из трюма на палубу. Я попытаюсь прислать лихтер к полудню.

— Вряд ли власти смогут так быстро приготовиться к разгрузке, — предупредил его Коль. — Нам повезет, если мы начнем разгружаться завтра после обеда. — Взгляд на жесткую линию, обозначившуюся на подбородке Лабаржа, заставил его пересмотреть свою точку зрения. — Если ты только не найдешь способ расшевелить их.

— Найду... придется найти. Но пока я хочу, чтобы на палубе в любое время суток дежурил человек с винтовкой. Никто не должен подниматься на борт без моего письменного разрешения, а если я говорю «никто», это значит никто. Команда должна быть постоянно готова — возможно, нам придется отплывать по минутной готовности.

— Допустим, они захотят задержать нас здесь?

— Не имеют права, если только не арестуют по какому-нибудь обвинению.

— Допустим, они тебя все-таки арестуют?

— Это может случиться... тогда отправляйся в залив Куцнаху, а я догоню вас там.

— А если нет... тогда что?

Жан рассмеялся.

— Если меня не будет в течение двух недель, возвращайся и освобождай меня. Я буду ждать.

Для человека, который никогда не плавал в этих водах, Лабарж знал о них многое. Куцнаху было подходящим для незаметной стоянки местом.

Корабль мог находиться там несколько недель, и никто его не обнаружит. Когда Лабарж говорил, что знает побережье лучше всех, это могло быть не просто хвастовством.

Обычно у американских кораблей, заходящих в Ситку, не возникало никаких сложностей. Дружба между правительствами зависит от их нужд, а поскольку еда на Ситке часто распределялась, голод был постоянным риском даже на Холме Баранова, где находилась резиденция губернатора. Рудаков гостеприимно относился к американцам, по крайней мере, делал вид, что относится гостеприимно, а теперь, учитывая, что Лабарж доставил купленную Ротчевым пшеницу, их должны принять с распростертыми объятьями.

«Сасквиханна» бросила якорь в девяти саженях от Ченнел Рок. Лабарж был уверен, что на таком расстоянии от порта у него будет фора перед любым судном для выхода в открытое море.

На покрытой снегом прекрасной вершине горе Маунт Эджкамб ярко сияло солнце, его свет струился повсюду: он отражался от двух вершин, которые называли Сестры и на востоке от горы Вестовия. Продвигаясь по фарватеру, Лабарж видел основания замка Баранова, построенного в 1837 году. Эра Баранова была фантастической: маленький человечек с подвязанным париком жесткой рукой правил самыми жесткими людьми в мире, и едва не захватил Гавайские острова.

На Жане был дымчато-серый костюм и черная, испанского стиля шляпа. Его ботинки были сшиты на заказ из лучшей кожи ручной выделки, он был гораздо более похож на калифорнийского ранчера и бизнесмена, чем на капитана корабля и торговца мехами. Он так и рассчитывал.

С ним в шлюпке, кроме весельной команды, сидели Бен Турк и Шин Бойар.

— Тебе надо будет оглядется, — сказал Жан поляку, — слушай, и, если возможно, задавай вопросы. Я хочу знать все городские слухи, все о деятельности сторожевых кораблей, хочу знать, какие суда заходили в порт, хочу знать условия жизни в городе. Затем возвращайся в шлюпку.

Бойар грустно кивнул.

— Ситка — такое прекрасное место! И это говорю я — человек, который столько здесь выстрадал. — Он махнул в сторону горы Маунт Эджкамб. — Она так же красива, как Фудзияма.

С дюжину зевак наблюдали, как шлюпка подходит к причалу, в их поведении не чувствовалось ни дружелюбия, ни враждебности. Бойар растворился в толпе, а Лабарж направился к замку, с ним рядом вышагивал Турк. Пройдя корпус старого корабля, который служил причалом, они прошли по тускло освещенному проходу в центре бревенчатого склада и вышли на улицу, ведущую к Холму. По пути им попадались будочки, где индейцы племени тлингит продавали свои изделия: плетеные корзины, свистки из горного хрусталя, вышитые бисером мокасины и богато выделанную одежду. Жан остановился у одного ларька купить нож из моржового бивня для открывания писем. Как только выдастся случай, он пошлет его Робу Уокеру как сувенир в память о Ситке.

Пока они шли, люди оборачивались им вслед. Шляпа Жана была необычна, его одежда тоже выглядела непривычно для данного места и времени, хотя в город прибывали многие знаменитые люди из самых разных уголков Земли.

На площадке перед замком Жан остановился, чтобы оглядеть панораму. Сам город был маленьким и грязным, но природа была великолепной! Заросшие лесом соседние острова пересекали многочисленные каналы, ведущие к городу, их сказочно красивые берега словно вырастали из моря. А за ними лежала Аляска, Великая земля его юношеских лет.

Их впустил дюжего сложения русский с коротко стриженными светлыми волосами, им пришлось подождать, пока слуга доложит о их приходе губернатору. Гостиная, куда их провели, была для этого конца мира фантастичесткой. Здесь висели картины и стояли статуи, достойные лучших музеев мира.

Русский появился в дверях, придерживая их открытыми.

— Прошу вас, — сказал он грубым голосом, — сюда.

Рудаков был коренастым, тучным человеком с круглым лицом и и бакенбардами. Он встал, протянув руку, но его улыбка была несколько натянутой.

— Капитан Лабарж? Я весьма счастлив познакомиться с вами. — Губернатор помолчал, и было очевидно, что в данный момент его одолевало что угодно, только не счастье. — Чем могу быть полезен?

Жан положил на стол документы.

— В настоящее время я выступаю как поставщик груза пшеницы по просьбе Его Превосходительства графа Александра Ротчева, эмиссара Его Императорского Величества, царя.

Глаза Рудакова немного выпятилась. Перечесление титулов произвело впечатление, но он боялся барона Зинновия, который ясно дал ему понять, что сношения с любыми иностранными кораблями или торговцами должно прекратиться. Тем не менее, пшеница была заказана графом Ротчевым, а Рудаков его тоже боялся. Однако Зинновий страшил его больше.

Жан догадался, с каким типом человека свела его судьба.

— В Канаде, где вы закупали пшеницу, случился неурожай, поэтому граф действовал безотлагательно.

Неурожай в Канаде? Рудаков об этом ничего не слышал, но что он вообще слышал? Ему никто ничего не говорил. Неурожай мог означать значительные проблемы с продовольствием в Ситке... вероятно, голод.

Он промокнул платком лоб.

— Ну, э-э, знаете, капитан, я не получал ни послания от графа, ни письменного разрешения на покупку. Вам придется пождать, пока...

— Я не могу ждать. Деньги лежат в банке Сан-Франциско, но если вы не готовы принять этот груз, я готов продать его где-нибудь в другом месте. Я представляю, что в городе есть деловые люди, которые без колебаний бросятся покупать...

Лицо Рудакова стало багровым.

— О, нет, погодите! — запротестовал он. — Это ведь не так серьезно? — Он пожал плечами, ища любой предлог, чтобы оттянуть решение. — Вы пообедаете со мной? Надо многое сделать. Я должен подумать... спланировать.

— Для меня будет честью отобедать с вами. Но ведь вы тем временем закажете для нас лихтеры?

— Погодите, погодите! — Рудаков отмахнулся, словно отгонял назойливую муху. — Вы, американцы, так нетерпеливы. Лихтеры заняты и должны быть реквизированы правительством. Они должны...

— Конечно, — голос Лабаржа был твердым. — Но здесь начальник вы. Власть у вас. Вы можете приказать.

Рудаков заупрямился.

— Вначале обед, потом мы поговорим.

Понимая, что дальнейшие споры по этому поводу бесполезны, Жан пожал плечами.

— Как хотите... но мы должны выйти из гавани завтра к утру.

— Завтра? — Рудаков немедленно стал подозрительным. — Вы торопитесь? — Он пролистал некоторые бумаги на своем письменном столе. — Вы говорили с графом Ротчевым в Сан-Франциско. А встречались ли вы с бароном Зинновием?