— Даже короткий фильм требует сценарий, раскадровки, подготовительного периода — начал перечислять Шахназаров.
— Нету времени!
— А оборудование?
— У нас есть студия с камерами. «Магнолия».
— Я сейчас позвоню знакомому оператору, вызову его — не растерялся режиссер — Можно хотя бы послушать музыку? Пока он едет, я набросаю сценарий.
Вот! Профессионала сразу видно. Сработаемся!
— Коля — я кричу Завадскому в дверь студии — Пусти полную фонограмму Японских девчонок.
Шахназаров, морща лоб, внимательно слушает песню. Что-то записывает в небольшой блокнот. Не дав ему даже слова сказать — сразу после окончания фонограммы тяну в кабинет. Там врубаю на видике кассету с концертом на Уэмбли.
Гаснет свет, по стадиону разносится хорошо узнаваемый шум аэропорта. Слышен рев взлетающих и садящихся лайнеров, монотонный женский голос объявляет о прибытии самолета японских авиалиний, сначала на английском, потом на японском языке. Мигают «бортовые огни самолета», вдоль «языка» подиума, рассекающего танцпол, зажигаются и переливаются лампочки, имитируя посадочную полосу аэропорта. Вспыхивают софиты, освещая меня в форме командира экипажа. Одновременно раздаются первые аккорды песни «Japanese Girls», и софиты выхватывают из темноты трех звездочек, стоящих в центре сцены. Они в форме стюардесс — узкие юбки длиной по колено, приталенные пиджаки с нашивками, яркие шейные платки и короткие белоснежные перчатки. На головах девушек пилотки и черные парики. Звучит приветствие на японском языке. Девушки, ослепительно улыбаются, синхронным жестом вскидывают руку к пилотке, приветствуя зрителей, и с первыми словами песни начинают свое движение, шествуя модельным шагом по светящемуся подиуму.
Шахназаров одобрительно смотрит на меня. Еще что-то записывает в блокнот.
А я предаюсь воспоминаниям. В тот раз женская подтанцовка у нас была английская и мы одели ее японками. Бумажные зонтики, традиционные кимоно и сандалии на платформе. Боже, сколько же намучились пока англичане научились двигаться на этих «гэта». Совершенно неудобная обувь. Как японцы в средние века носили ее? Понять не могу.
К началу второго куплета звездочки выстраиваются в ряд и под музыку изображают предполетный инструктаж пассажиров, сопровождая его профессиональными жестами рук, хорошо известными всем авиапассажирам. Их жесты отточены, синхронны, с лиц не сходят сияющие улыбки. В руках, словно из воздуха появляются ремни безопасности, с которыми они устраивают настоящее шоу.
— Слушай, но это так и просится в клип! — на лице Шахназарова улыбка — Можем врезать на монтаже, а можем переснять в аэропорту. Доедем во Внуково или Шереметьево, снимем в каком-нибудь самолете на стоянке. Но нужен звонок «сверху».
— Звонок будет. Ты смотри дальше.
Снова припев, и снова в центре внимания «японки» в кимоно, только теперь в их руках японские веера, расписанные цветущими ветками сакуры. В конце песни наши «стюардессы» опять совершают свой триумфальный проход по подиуму, вскидывая руки к пилоткам в прощальном жесте. Публика, предчувствуя финал песни, взрывается восторженными криками, даже не дожидаясь последних аккордов песни.
— Шикарно! — режиссер тоже в восторге — Не использовать это грех! Сделаем досъемки в аэропорту, в студии и пустим вперемежку с кадрами из концерта. Возможно, понадобятся японки. Я знаю, что в балетной школе учится несколько девчонок.
— Это хореографическое училище?
— Да, оно. Берем японок, наряжаем в кимоно. На Мосфильме есть пошивочный цех — договорюсь. Я прямо вижу, как…
— Стоп! — я вскидываю руки — Тебе и карты в руки. Пиши сценарий, звони своим знакомым, начинайте съемки.
— Понадобятся деньги — замялся Шахназаров.
— Сколько?
— Я составлю бюджет. Но по прикидкам, тысячи три. Тем более все оборудование у вас есть.
Открываю сейф, достаю несколько пачек в банковской упаковке. Лицо Шахназарова вытягивается. Он мнется, вертит в руках деньги.
— Ты не боишься вот так, без расписки, давать большие деньги незнакомому человеку?
— За тебя же Станислав Сергеевич поручился? — удивляюсь я — Потом ты мне показался человеком порядочным и деловым.
Я добавляю еще одну пачку — Это тебе аванс. За работу.
— Спасибо за доверие! — режиссер встает, жмет мне руку — Не подведу!
Пытается засунуть пачки в карманы джинсов, не получается. Шахназаров краснеет. Выглядит это забавно.
— Держи — я даю парню пакет Сваровски — У нас в студии есть охранники. Они походят с тобой на всякий случай.
Окрыленный Шахназаров уходит, а я опять звоню Гору. Это только в теории так легко режиссер вмонтировал Уэмбли в клип. А на самом деле права на концерт у Бибиси и Атлантик Рекордс. С них надо получить официальное разрешение на использование кадров. В СССР плюют на авторские права — но клип пойдет на Запад, а значит, надо озаботиться юридическими вопросами. Гор обрадован, дает согласие на использование кадров, но озадачивает меня вопросом разницей форматов. Если презентация клипа состоится в Японии, то надо сразу озаботиться проблемой кодировки. Я тяжело вздыхаю. Теперь еще и это разруливать. Впрочем, Гор и тут готов помочь — пришлет аппаратуру и специалиста в Токио. Мы обговариваем еще ряд вопросов в связи с гастролями и в заключение, продюсер радует меня хорошими новостями. Фильм «Жить в СССР» пустили в ограниченный прокат в нескольких штатах. И таким образом одно из главных требований к номинантам на Оскар уже выполнено. Ушлый Гор уже подсуетился и заключил с родителями Моники контракт. Теперь его компания является официальным представителем девочки, будет двигать ее в различных медийных проектах.
Все обговорив и повесив трубку, я задумываюсь о найме хорошего юриста-международника. Их готовят в МГИМО, которое закончили Вера с Альдоной. Через «звездочек» можно выйти на какого-нибудь авторитетного завкафедрой, который посоветует уже нужного специалиста. Или лучше выйти сразу на ректора МГУ? Осенью я уже буду учиться на юридическом факультете — там тоже есть хорошие профессионалы. А моя «вкусная» просьба поможет протоптать дорожку к ректору.
Делаю себе пометку в ежедневнике. По примеру Клаймича завел кондуит и записываю все планы и задания. Себе и сотрудникам.
— Виктор! — в дверь заглядывает Полина Матвеевна — Лещенко приехал.
Сразу после того, как я заканчиваю с Лещенко в студии появляется загнанный Клаймич. На него и правда последнее время много свалилось, но он держится. Мы обсуждаем рабочие вопросы, приходится задействовать «вертушку» и набирать Щелокову. Пинок сверху придает ускорение нашей советской бюрократии, ряд вопросов решаются резко положительно. С поста в кабинет звонят:
— Виктор, к вам товарищи из Свердловского райкома ВЛКСМ — Константинов и Перепелкин. Пропустить?
Я озвучиваю новость директору и мы с Клаймичем переглядываемся. Удивление на моем лице быстро сменяется мстительным оскалом. Я парень не злопамятный, но ради таких хороших людей сделаю исключение.
— Сейчас Григорий Давыдович за ними спустится. Попросите товарищей подождать.
— Есть, подождать!
Я откидываюсь на спинку кресла, прикидывая в голове, как выстроить разговор с этими «деятелями».
— Незваные гости?
— Угу… те, что хуже татар.
— Чего хотят? Пришли мириться?
— Скорее уж грехи замаливать. А знаете что, Григорий Давыдович? Помаринуйте-ка их вежливо минут десять внизу! Скажите, что у меня сейчас важный разговор с министром иностранных дел, и мне немного не до них. Покажите им пока нашу стену Славы, упомяните невзначай, что сам Романов к нам недавно привозил делегацию немецких промышленников, и пафоса, пафоса побольше в свой рассказ напустите! Пусть до них уже дойдет, на кого они рот открыли со своим «персональным делом». А потом ко мне. На воспитательную беседу. И пока я им буду политику партии и правительства объяснять, пару раз мне какие-нибудь бумаги на подпись занесите, ладно?
— Хорошо.