Серебряная гробница святого Олава, выложенная золотом и драгоценными камнями, один из которых обошелся архиепископу Валькендорфа в двадцать ластов масла[74], по торжественным случаям, например, в ежегодный праздник святого или при выборах короля, выносилась шествием из шестидесяти человек и служила солидным источником доходов для духовенства и собора. Последний архиепископ, Олав Энгельбретсон, перенес ее с собой в крепость Стайнвиксхольм, где она, после его бегства, была захвачена шведским командующим Христофером Хвитфельдом, который отослал золоченую серебряную гробницу, весившую 3200 унций, вместе с другой серебряной гробницей, в которой хранились рубашки святого, в датское казначейство.
Когда в 1564 году шведы захватили Дронтхейм, они не нашли никаких сокровищ св. Олава, кроме его шлема, шпор и деревянного ящика, в котором хранилось его тело[75]. Шлем и шпоры они увезли с собой в Швецию, где они все еще хранятся в церкви святого Николаса в Стокгольме, ящик же оставили в церкви, предварительно вытащив из него серебряные гвозди, оставленные датчанами. После изгнания шведов тело святого Олава и ящик были с величайшей торжественностью перенесены обратно в собор, где, по свидетельству современников, тело было найдено нетленным в каменной гробнице в 1567 году, и «кровь его до сего дня видна, и ее не отмыть ни водой, ни человеческими руками». На следующий год тело святого Олава было по указу короля покрыто землей.
Святой Олав больше не числится среди святых, и даже место, где он покоится, ныне забыто, но имя его еще живет, как доказывают многочисленные предания, которые свежи в памяти норвежцев. По всей стране находим следы деяний и многочисленных чудес святого Олава. Источники возникали там, где он испытывал жажду, и приобретали целебные свойства, если он пил из них; скалы расступались по его слову и заливы (зунды) возникали по его мановению; возводились церкви, а тролли встречали в нем врага, столь же грозного, как некогда в могучем Торе, от которого святой Олав унаследовал даже рыжую бороду. Во множестве мест показывают камни, в которые по воле святого Олава обратились тролли.
За пределами Норвегии святой Олав также долго жил в народных преданиях. В Дании и Швеции рассказывают о множестве мест, где святой Олав обращал троллей в камни. Так, однажды, когда он проезжал мимо церкви Далби в Вармеланде, какая-то троллиха обратилась к нему со словами:
На что он ответил:
На Шетландских островах, как сообщает Гибберт, еще в восемнадцатом веке утверждали, что там имелся древний свод законов «святого Олла», об удивительных деяниях которого рассказывается в песнях, называемых «Виссаки». Предания Фарер приписывают святому Олаву отсутствие на острове лесов. Когда святой Олав спросил жителей острова, есть ли у них на родине леса, те, опасаясь, что он хочет обложить их новыми налогами, ответили отрицательно. «Да будет так», — сказал король, и в тот же миг все леса на Фарерах ушли в землю.
Происхождение большинства из этих удивительных преданий следует искать, вероятно, все в том же непонимании природы и в желании найти объяснение всему, что представлялось необычным; отсюда такое множество поверий о сверхъестественных существах. То, что язычество приписывало богам Вальхаллы и могучему Тору, искусные проповедники католицизма несомненно перенесли на могущественного гонителя веры в асов, чей топор заменил собой Мьелльнир Тора, а прославленный в преданиях скакун — упряжку козлов бога грома. Собственная слава Олава, рассказы благочестивых пилигримов и монашеские легенды постепенно превратили святого Олава в героя, которого невежественное и суеверное население считало способным на самые невероятные деяния.
В Норрланде рассказывают следующее предание о возведении первой в Норвегии церкви.
Однажды святой Олав бродил по лесам и горам в глубоком раздумье, гадая, как, не возлагая тяжелого бремени на народ, возвести замысленную церковь невиданного величия. Ему повстречался человек великанского роста, который спросил, о чем он задумался. «Как мне не задумываться, — ответил конунг, — если я дал обет построить церковь, больше и прекраснее которой нет в целом мире». Тогда тролль — а это был тролль — взялся к определенному сроку построить такое здание, с условием, что, если работа будет закончена к сроку, святой Олав отдаст ему солнце и луну и себя самого в придачу. Конунг согласился на это условие, решив про себя измыслить столь огромное здание, чтобы тролль никак не успел выстроить его к назначенному сроку. Церковь была так просторна, что семеро священнослужителей могли проповедовать в ней, не слыша и не мешая друг другу. Колонны и украшения, как внутри, так и снаружи, должны быть из самого твердого кремня; и еще множество не менее трудных условий были включены в договор. Однако гораздо скорее, чем требовалось по договору, церковь, как увидел святой Олав, была готова, и осталось только установить шпиль. Увидев это, конунг снова удалился в леса и горы в глубокой тревоге, думая о несчастливом уговоре. Вдруг он услышал из горы плач ребенка и голос великанши, успокаивавшей его такой песней:
Тут конунг безмерно обрадовался, потому что тролли, как известно, всегда теряют силу, стоит христианину назвать их по имени. Вернувшись, он увидел великана, стоящего на вершине башни и устанавливающего шпиль, и крикнул ему;
Тут же тролль со страшным криком рухнул с высоты и разбился вдребезги. Осталась от него только куча кремневых осколков. По другой версии тролля звали Слэтт, и Олав крикнул:
Еще в одной версии этой легенды тролля звали Бластер, и Олав крикнул:
То же предание распространено и в других областях Норвегии. Тролля называют Скалле, а возводит он величественный собор Нидароса (Дронтхейма). Схожее поверье, касающееся имени демонов, известно и в Германии.
Разъезжая по стране и утверждая христианскую веру, святой Олав посетил селение на восточном берегу Гломмена, которое, вместе с церковью и приходом, следующим образом получило свое название Валер.
Святой Олав созвал в вышеназванном селении совет, на котором, после некоторых споров, было решено, что народ должен поклоняться тому же богу, что и конунг, и, стало быть, вера в Одина должна уступить место вере в Христа. Решено было также, что, по предложению конунга, в этом селении, как и в других местах, где будет принята новая вера, должно воздвигнуть церкви. Однако никак не могли договориться, где именно их строить, и тогда, как говорит предание, святой Олав согнул лук, послал стрелу и объявил, что где та упадет, там и стоять церкви. Конунг стоял при этом у источника, который носит теперь имя святого Олава, и стрела упала на ваал[76], где впоследствии выстроили деревянную церковь, названную Ваалер. Эта церковь, в которую приносили дары больные и умирающие, простояла до 1805 года, когда была построена новая. В ней, в сундуке для облачений, хранилась витая проволочная пряжка, называемая «пряжкой святого Олава», — по преданию, эту пряжку оставил в церкви сам конунг. Говорят, это пряжка с уздечки его коня. Конунг обычно поил своего коня из кристально чистого источника, не пересыхавшего летом и не замерзавшего зимой, этот источник теперь также носит имя святого Олава. Источнику приписывают чудотворные свойства. Больные кидали в него серебряные монеты и украшения, надеясь тем самым вернуть себе здоровье, и великие несчастья обрушились бы на того, кто осмелился бы присвоить такие дары. Сравнительно недавно в народе бытовал обычай в первый день каждого праздника соревноваться, кто первым доберется до источника, и тот, кто первым напоил своего коня из источника святого Олава, по праву хвастался этим подвигом.
74
Около 40 тонн.
75
Это, несомненно, был один из ящиков, в которых хранились серебряные гробницы. Что сталось с доспехами Олава, боевым топором, копьем и знаменем, врученным ему ангелом, когда он уснул на том месте, где был впоследствии убит, неизвестно. Примечание Б. Торпа. — Ред.
76
Груда бревен и корней, заготовленных на дрова.