— Что мы увидим оборотня…

— Не только. — Издевательски фыркнул Лео, — Теперь нам придется его увидеть! Бегать с полоумным смертным за полоумным волком — вот чего мне не хватало в жизни! Спасибо!

Я не знала, куда деться от стыда. Он говорил разумные вещи, разумно злился, но я знала, что поступила правильно. В моих силах было спасти жизни многих людей, спасти их от позорной и ужасающей смерти! И если для этого мне придется терпеть его едкие насмешки — что ж… я готова:

— Лео, я знаю, что тебе, возможно, будет неприятно это слышать, но я все равно скажу — вряд ли когда-нибудь в твоей душе зародиться сочувствие, слезное сочувствие, та горькая ненависть, что сжирает сейчас меня без остатка. Тебе не понять, что значит уйти из этой жизни навсегда, как это — стонать от осознания собственной беспомощности. Нам, людям, лучше держаться вместе — в грехе и в радости, в жизни и… в смерти. Ты понимаешь меня?

— Но ведь ты их даже не знала! — сокрушенно прошептал он.

— Вот об этом я и толкую — нам, людям, все равно кого жалеть. Мы боимся смерти и переживаем за тех, с кем она случилась. Я понимаю, что многих уже не вернуть и повернуть время вспять не в моих силах, но я знаю, что можно сделать, чтобы не позволить умирать другим. И если ты не со мной — ты против меня. — Тут я повернулась, чтобы выйти из комнаты, осознавая так же, что у меня не хватит на это духу.

— Вот теперь наконец-то ты рассуждаешь, как взрослая женщина. — Довольно донеслось из-за моей спины. Я, удивленная такой реакцией, обернулась, поражено застыв — он расплылся в прелестной улыбке, сложив руки на груди.

Я, оторопевшая, едва верила глазам:

— Ты не злишься?!

— Нет. К чему? — Он пожал плечами. — Ни тебе от этого легче не станет, ни мне. А что сделано — то сделано. К чему мутить воду? Главное теперь — понять, каким именно способом мальчик собирается поймать свою добычу, и как мы можем ему в этом посодействовать.

— Мальчик? — Улыбнулась я.

— Ну старик! Какая разница? — Беззаботно отмахнулся Лео.

— Большая… — мурлыкнула я, подплывая к нему. — Вот он, например, чудесный старик, а ты — самый противный в мире!

— Ах, вот ты как? — захохотал Лео. — Ну тогда… — Он вдруг схватил меня в охапку и бросил на кровать.

— Отпусти меня, противный вампирюга! Отпусти, кому сказала! — Я завизжала от удовольствия, когда он, смеясь, вжал мои запястья в матрац и, угрожающе рыча, с чмокащим звуком «всосался» в шею, чуть покусывая. Мой визг сменился гоготом и похрюкиваниями.

Нащупав рукой подушку, я с ходу пустила ее в дело — первым «ударом» спихнула с себя вампира, а вторым чуть попортила внешний вид — в момент соприкосновения с головой «объекта» подушка лопнула по швам, а посыпавшиеся перья облепили вампира с головы до ног. Пока он, фыркая, как кот, отплевывался от приставучего куриного наряда, я, уже подуставшая от смеха, тихонечко сползала с кровати, надеясь, что ответного взрыва не последует, и он про меня забудет. Как бы не так!

Подушка довольно ощутимо приземлилась мне на голову, засыпав перьями, под аккомпанемент довольного смеха Лео. Я, сплевывая и кашляя, скрипнула зубами: да как он, дитя дятлов, смеет…

Я поднялась и вперила в него многообещающий взгляд. Он скользнул на ноги и сжал в руке подушку, зловеще улыбаясь и «светя» огромными клыками. Обычно он скрывает и треугольные уши и клыки, но сейчас, когда мы наедине… К чему это?

— Тебе не жить, противный упырюга. — Пообещала я, поднимая подушку и не сводя с него глаз.

Мы закружили по комнате, друг напротив друга, многозначительно поигрывая «оружием».

Лео, на пробу, треснул подушкой по ладони, вызвав неприятное шуршание, и лукаво глянул на меня — «сдаешься?».

Я только хмыкнула — размечтался! Я не сдамся этому самоуверенному упырю, не сдамся, чего бы это мне ни стоило! А пока мне это ничего не стоит, и думать пусть забудет! Так вот.

Я занесла подушку — он в точности повторил мои движения… Старательно не приближаясь, я продвинулась к окну, заняв наиболее выгодную позицию, но Лео лишь презрительно фыркнул — мол, тебе ничего уже не поможет! Мы были готовы, напряжены подобно струнам, и я чувствовала, как по спине ползет тонкая капелька пота, предвещая мне скорую победу. Мой враг же скалился, предчувствуя мое поражение. Словно повинуясь невидимому глашатаю, мы вскинул руки…

И в этот торжественный момент дверь распахнулась, а веселый Сона с порога прокричал, светясь от счастья:

— Великий Гелинг приказывает вам явиться для получения первых инструкций…

Мы одновременно обернулись. Момент истины, боевого запала, сгинул, исчез без следа, оставив после себя лишь ужасную рваную досаду. Досаду, заменить которую могла только месть…

— Ребята… Ребят, вы чего?.. Не… не надо! Не надо, кому говорю! Не… А-а-а-а!

Две подушки со свистом рассекли воздух, одновременно врезавшись в Сону и слегка припудрив его перьями. Ну слегка — это смотря на чей взгляд… Я пожала Лео руку, поздравляя с успешно выполненной миссией.

А вы еще спрашиваете — «отчего нам так хорошо вместе?»

* * *

— Я посылал за вами пятнадцать минут назад! Где вы были?

— Где-то… — Туманно ответил Лео, тщетно пытаясь выковырять из волос мелкие перья.

Доктор засопел, и, чудом сдержав замечания, повернулся ко мне:

— Вам доверяется ответственная работа — разобраться в местности и выпросить у населения подробности нападений, так сказать, из первых рук.

— Но сейчас же одиннадцать часов вечера! — Недоуменно заметила я. — Кто же…

— Леди, вы же не в городе, где все порядочные дамы и господа с приходом ночи запираются дома! Здесь жизнь кипит в злачных местах, называемых тавернами, бурлит и плещет, словно пчелиный рой. Собственно, таверна здесь одна, а при ней эта ужасная гостиница, в которой тот глупый и напыщенный портье сказал, что я…

— Мы все поняли. — Прервал словоохотливого старика Лео. — Вопрос: каким же столь важным делом займетесь вы, раз не сможете поговорить с населением сами?

— Я? — старичок надул пухлые губки, припоминая. Припоминал он долго…Так и не вспомнив ничего путного, он вскрикнул: — А какое, собственно, вам до этого дело, а? Идите-идите, не теряйте времени — оно бесценно.

Мы уже было собрались уходить, как вдруг он окрикнул нас:

— И возьмите Сону. Мальчику полезно побыть в компании сверстников.

— Это кого он называет сверстником?! — пробурчал Лео, наклоняясь к моему уху.

— Наверное, меня, старик. — Беззлобно огрызнулась я и полуобернулась к приотставшему Соне: — Ты чего там завяз? Давай догоняй!

— А разве мне можно идти с вами наравне? — поразился паренек.

Ну и намучаемся же мы с ним, ох намучаемся! По лицу Лео я видела, что наш попутчик его тоже не особенно радует.

Мы спустились с пригорка и неторопливо направились к недалеким огням деревни.

Глядя сейчас на Лео, я вспомнила, что меня всегда удивляла одна вещь — неужели люди настолько слепы, что не замечают сверхъестественного, неужели из глаза затмила призрачная пелена новых столетий?!

Да, я не отрицаю, что Лео искусно копирует повадки людей, и, кроме абсолютно нереальной для человека красоты, в нем нет ничего странного… на первый взгляд. Но я же эти «странности» вижу с полу взгляда: во-первых, он идет так, словно ему очень нравится ходить по-человечески — наступает тяжело, будто вкушает каждый шаг, на какую-то долю секунды замирает, прощупывая свое движение, а потом, словно отыгрываясь, едва касается ступнями почвы, балансируя на грани реальности и вымысла. Из-за этого получается какое-то скольжение с полу рывками — на мой вкус совершенно не человеческое.

Ступаем далее… Вы когда-нибудь видели человека, который, идя, едва ли не здоровается с каждой травинкой? Иногда Лео забывается и может простоять около какой-нибудь улитки, переползающей между листиками, целую ночь. Это у него называется «чувствовать ритм жизни». У меня же это называется «бред». Вот и сейчас в его глазах, обращенных вдаль, читается такая радость, словно его выпустили на свободу после открутки сорокалетнего срока! Посмотрите-ка! — пролетевшая мимо пичужка затормозила на мгновенье, развернулась и, сделав пирует над нашими головами, прочирикала что-то приветственное! И как только Сона умудряется ничего не замечать?! Поразительно!